Утром вся компания погрузилась в лодку и двинулась вниз по течению — конечно же, без завтрака. Вёсла в наличии имелись, но промышленники предпочитали обходиться шестом, которым отталкивались от дна. Соответственно, двигаться старались по мелководью. Причина именно такого характера плавания лежала на поверхности — плавсредство было настолько тяжёлым, грубым и неуклюжим, что управлять им при помощи вёсел на течении было, наверное, невозможно.
Плавание продолжалось насколько часов, но продвинулись они за это время вряд ли больше чем на десяток километров. Закончился путь на широкой, покрытой травой поляне у берега. Это, вероятно, была часть высокой поймы, которая заливалась только весенним паводком. Здесь вовсю кипела работа — мужики таскали брёвна, тесали их и складывали в сруб. В брёвна, похоже, были превращены все ближайшие деревья толщиной от 15 см и более. Приехавшие с Кириллом промышленники без каких-либо церемоний вооружились топорами и включились в работу, а он опять остался не у дел. Оставалось только наблюдать.
Личного состава Кирилл насчитал 15 человек, хотя мог и ошибиться, поскольку незнакомые люди казались на одно лицо. Никаких инструментов, кроме топоров, строители не использовали, но орудовали они ими прямо-таки виртуозно. Руководителя работ — прораба — вроде бы не имелось. Участники были как бы разделены на три группы: одни оттаскивали и подтаскивали, другие ошкуривали и тесали, третьи осуществляли подгонку «по месту» и устанавливали бревно на положенное ему место. Работали мужики почти молча, быстро и как-то заученно-привычно — создавалось впечатление, что всё это они проделывали множество раз. Прямоугольное строение росло прямо на глазах: похоже, класть сруб они начали сегодня утром и к вечеру собираются закончить.
Кирилл оказался в неловком положении: что-то внутри ему подсказывало, что просто так взять и присоединиться к общим трудам нельзя — бескорыстное, ничем не мотивированное желание помочь понято не будет. Или, скорее всего, понято будет неправильно. Чуть в стороне от стройплощадки располагалось несколько шалашей, в которых, вероятно, промышленники ночевали, пока не достроена изба. Там же был свален всяческий скарб и привязаны три собаки явно не ездовой породы — слишком мелкие. Чтоб не мозолить глаза трудящимся, Кирилл решил соорудить себе в сторонке подобный шалашик и обзавестись приличной подстилкой, поскольку окружать его заботой тут, похоже, никто не собирается.
Срубленных веток вокруг валялось в избытке, так что можно было обойтись без ножа и топора. В соседней обмелевшей протоке учёный обнаружил с десяток полуживых кетин — рыба отметала икру и теперь тихо догнивала, стараясь удержаться вблизи кладок. Несколько рыбин, выглядевших чуть «посвежее», Кирилл выкинул на берег, а потом оттащил к своему импровизированному жилищу — они обещали некоторую пищевую независимость от новых хозяев. До вечера времени осталось много, и Кирилл отправился пастись — поедать уже созревшую бруснику и ещё не опавшую голубику. Вернулся он с началом сумерек и обнаружил, что изба, точнее, барак уже подведён «под крышу» и народ на берегу готовится к ужину и ко сну. Никакого «общего котла», похоже, у них не было — горело несколько костров, промышленники копошились возле них в одиночку или по двое-трое. Ужинать Кирилла никто не пригласил и еды не предложил. Сам он просить ничего не стал, кроме разрешения поджечь от чужого огня рулон старой бересты, снятой со сгнившей валежины.
Утром работы возобновились, причём довольно рано и дружно, хотя шума общей побудки Кирилл не слышал. За этот день промышленники соорудили стропила довольно высокой двускатной крыши, сделали на них обрешётку и покрыли её зелёными лапами кедрового стланика. Сверху их придавили жердями. Потолка, вероятно, в жилье не планировалось. Свободные от кровельных работ занялись внутренним обустройством — сооружали трёхъярусные нары вдоль стен и длинный узкий стол. И стол, и нары собирались из тонких брёвен и слег, которые стёсывались с «лицевой» стороны. Насколько можно было понять, никаких гвоздей при этом не использовалось — в крайнем случае применялась ремённая или лыковая вязка.
На следующий день остались лишь мелкие доделки, навешивание двери и «остекление» полупрозрачной плёнкой единственного крохотного оконца. Пролезть в такое окно человеку было нельзя — в лучшем случае просунуть голову. В заключение был собран открытый очаг — примерно в центре помещения под дырой, оставленной в крыше. Для этого очага каждый принёс с реки хотя бы один камень — это явно было ритуалом.
Наблюдать завершение работ было довольно забавно: оставшиеся уже без дела промышленники стройплощадку не покидали, а начинали имитировать хоть какую-то полезную деятельность — один, к примеру, соорудил метлу и принялся отметать щепки от входа. Наконец, всё было закончено, и возникла пауза — промышленники отправились к своим шалашам, убрали инструмент, умыли в реке руки и лица. Кое-кто даже сменил пропотевшую исподнюю рубаху на более свежую. Потом все потянулись к избе — вроде бы без команды. Прежде чем войти, каждый крестился, кланялся в дверной проём и слегка пинал ногой бревно, заменяющее порог. Когда последний оказался внутри, дверь прикрыли. Кирилла на собрание не позвали — ему вообще ничего не сказали, так что учёному оставалось усесться на чурбак и ждать дальнейших событий. У него создалось впечатление, что всё происходящее — это не импровизация, а годами отработанный ритуал. Будущее показало, что он почти не ошибся.
Брёвна, из которых собрали стены, отнюдь не были прямыми. Несмотря на то что их подтёсывали, кое-где щели остались чуть ли не в два пальца шириной. Конопатить их, видимо, предполагалось позже — когда дом «сядет». Пока же по части слышимости особой разницы не было, внутри находиться или снаружи. Не всё, правда, Кирилл понял сразу — кое в чём разобрался позже.
Первым вопросом в повестке дня стояли выборы передовщика. Они прошли довольно быстро, поскольку кандидатура была только одна — Семейка Щербатый. Новоизбранный предводитель, надо полагать, немедленно занял место председателя и первым делом вопросил присутствующих, согласны ли они во всём быть ему послушными. Многоголосый ответ, естественно, был положительным. Как потом выяснилось, после данной процедуры собрание как бы случайных людей сделалось некоей целостностью — артелью. Это было ознаменовано торжественным возжиганием огня в очаге — из дыры в крыше повалил дым.
Затем передовщик спросил присутствующих, есть ли у них друг к другу претензии. Как оказалось, есть и немало: кто-то заныкал чужую стельку после просушки (перепутал со своей!), кто-то подмочил соседский мешок с продуктами, кто-то отдавил бревном ногу напарнику. Все эти жалобы — часто просто детские! — предводитель начал разбирать самым тщательным образом. Виновным назначалось наказание в виде нескольких ударов или штрафа, размеры которого слушателю оценить было трудно из-за незнания промыслово-пушной терминологии. Однако сейчас никто никого не бил и шкурок не отдавал — все расчёты предполагалось делать после окончания промысла.
Процедура «суда» растянулась часа на два-три. Кирилл совсем заскучал: он догадывался, что промышленники таким способом стремятся избавиться, очиститься от взаимных обид, поскольку им предстоит очень долго жить и работать вместе. Позже он выяснил, что это один из бесчисленных элементов охотничьей магии — соболь не дастся тому, кто затаил зло на ближнего. Это зло надо озвучить, тогда оно не будет таким вредоносным.
По окончании судилища был поставлен новый вопрос: нет ли у кого каких дел к «обчеству» в целом? Таковое дело имелось — приём в артель нового члена по имени Кирилл Битый. Кличка учёному совсем не понравилась, но его мнением никто не поинтересовался. Его пригласили внутрь и стали задавать явно ритуальные вопросы: кто таков, откуда родом, какие имеет грехи перед Богом и государем — не беглый ли, не разбойник ли. Кирилл честно сказал, что лет пять назад он — раненый и беспамятный — попал к таучинам в плен. Там он мучился, пока в тундру не нагрянуло православное воинство. Он попытался бежать к своим, но проклятые иноземцы его поймали и едва жизни не лишили. Потом служилые освободили Кирилла, но остался он босым и нагим, а что раньше было — запамятовал. Похоже, учёный зря старался, шлифуя свою «легенду», — с таким же успехом он мог бы признаться, что упал с Луны, поскольку никого это всерьёз не интересовало. Зато народ сильно волновал вопрос, готов ли неофит во всём подчиняться передовщику и добросовестно (без лукавства!) исполнять артельные законы и правила. Юмор тут был в том, что если новичок что-нибудь нарушит, то пострадают все, а не только виновник. Кирилл обещал исполнять и соблюдать — на том поцеловал свой нательный крестик.
