— Как вы тут живёте?! — сказал он симпатичной продавщице в поселковом магазине. — У нас женщины на пляжах загорают — в лифчиках и без — а вы тут в шубах ходите!

— Ну, в шубах... Так ведь в летних! — не растерялась девушка.

Через пару дней пребывания в Коймске окончательно выяснилось, что всё не так плохо, а гораздо хуже. Планировалось посетить четыре участка, один из которых — самый перспективный — находился в нескольких сотнях километров к северо-востоку от посёлка. На вопрос «можно ли туда добраться», местные знатоки с усмешкой пожимали плечами: нет ничего проще — садись и лети! Кирилл чуть не попался на эту удочку — принялся выяснять отношения с малой авиацией. Выяснил: вертолётчики отвезут куда хочешь — хоть завтра — только плати. А сколько? Ему назвали стоимость лётного часа, и потенциальный заказчик решил, что над ним смеются — нулей в цифре оказалось на один больше, чем в самых смелых прогнозах. Но это была не шутка, а скидка — пока не начался «сезон».

От первого удара Кирилл оправился довольно быстро — есть ещё варианты! Этих вариантов в посёлке оказалось целых пять — гусеничные вездеходы. На ходу из них, правда, оказались только два — те, которые в своё время приватизировали совхозные механизаторы. Предложение съездить на Уюнкар оба хозяина встретили с превеликим энтузиазмом, и каждый рассказал о непревзойдённых достоинствах именно своей машины. Жили мужики в разных концах посёлка, и Кирилл два дня бродил от одного к другому, не зная, на ком остановить свой выбор. Оба много раз бывали в тех краях (ну, почти в тех!), оба знали самую короткую безопасную дорогу, а также самые рыбные озёра (гольцы там — во!) по пути и даже места, где очень удобно бить уток, гусей и диких оленей. Как только сойдёт снег и спадёт вода, можно трогаться. А месяцем раньше прошли бы по снегу — не езда, а песня!

К концу второго дня переговоров Кирилла стали одолевать сомнения: что-то больно уж легко всё получается, даже горючее добывать не надо — оно у мужиков наворовано ещё во времена перестройки. «Стоп! — остановил он себя и попытался рассуждать логически: — С тех пор, когда солярку можно было воровать бочками, прошли многие годы. Здесь основное занятие мужчин — браконьерство на воде и на суше. Почему же у них остались запасы?! И расценки вполне человеческие... Мало работы? Тот и другой прямо-таки рвутся в дальнюю тундру. Это понятно — в округе почти всё давно выбито и выловлено, но что мешает им ездить «за горизонт» самим?»

Данную тему Кирилл затронул, развил и получил ещё один удар. Причём не только по своим планам, но и по самолюбию. Когда он честно признался, что «не в курсе», то вездеходчик сказал... В общем, выразился в том смысле, что Кирилл не прав, отвлекая пустой (без водки!) болтовнёй занятого человека. За то, КАК он это сказал, полагалось бы набить морду, но изустная инструкция по технике безопасности категорически не рекомендовала ссориться с туземцами, так что пришлось стерпеть.

Как оказалось, на тяжёлой гусеничной технике летом по тундре ездить нельзя — она (тундра) от этого портится. Траки рвут моховой покров, начинается оттайка мёрзлого грунта под ним, колея превращается в канаву, а дорога — в болото. Вообще-то, всё это было известно ещё со школьной скамьи, запрет существовал и во времена глухого социализма, однако никто на него тогда внимания не обращал. А вот в последние годы обратили. То ли начальники природу полюбили, то ли нашли ещё один источник пополнения казны. Последнее вероятней: штрафы или компенсации за испорченные пастбища можно накручивать практически любые. Можно, конечно, и не накручивать, если человек хороший... В общем, поездку по «целине» постороннему человеку надо начинать не здесь и не так, водитель с машиной — дело последнее.

Призрак срыва всего мероприятия стал очень явственным. Кирилл прекрасно представлял последствия. Никто ему никаких разносов устраивать не станет — все обстоятельства были объективными. Но это первое серьёзное самостоятельное дело, которое ему поручили. Если он не справится, то заработает незримое клеймо неудачника, который САМ работать не может. Чтобы такое клеймо смыть... Ну, в общем, для реабилитации придётся «раскопать Трою» или действительно найти Атлантиду. По рассказам старших коллег Кирилл знал, что при организации полевых работ в новом районе тупиковые, безвыходные ситуации возникают неизбежно: «Профессионалы обычно выворачиваются, а я чем хуже?!»

А хуже он был только одним — не знал, что делать. В отчаянии забрёл в здание администрации, но оно оказалось почти пустым — всё начальство мужского пола пребывало на рыбалке «по последнему льду». Пожилая сердобольная секретарша напоила Кирилла чаем с какими-то травками и принялась расспрашивать о жизни на «материке». В меру сил гость попытался удовлетворить её любопытство, а взамен ненавязчиво поинтересовался местными делами. И, среди прочего, как бы ему попасть на Уюнкар.

— Э-э, милай, — протянула тётя, — это тебе с Громовыми толковать надо. У них где-то там охот-участок.

— А что за люди? Охотники?

— Знамо дело — отец и сын. Они тут, считай, одни коренные остались. Видать, секреты какие знают — таскают и таскают песцов каждую зиму. А наши сколь ни ездят, едва бензин окупают.

— Русские?

— Говорю ж те: коренные! Понамешано в них всякого. Лет десять тому целая история приключилась — аж районное начальство приезжало для выяснений. Ежели Громовы из малой народности севера, то им льготы положены по рыбе и зверю, а водку в магазине продавать нельзя. Ежели они русские, то водку можно, а на добычу норма как у всех.

— И чем дело кончилось?

— Знамо дело, чем: водку им продавать запретили, а льгот не дали — и смех, и грех. Только Громовым, видать, и на запреты, и на льготы плевать — живут как жили.

— И хорошо живут?

— Да где там! Шкурок притащат, с долгами за год рассчитаются и снова под запись в магазине отовариваются, да у соседей червонцы стреляют. Ну, правда, отдают всегда честно, не зажимают. Серёгу вот жалко — загубит его папаша с охотой этой да пьянкой. А у парня золотые руки — и кузнец он, и механик, и плотник!

Кирилл чавкал по снегу, перемешанному с грязью, и отчаянно надеялся, что вопли, слышимые впереди, исходят не из того дома, который ему нужен. Надежда не сбылась — на «усадьбе» опознавательных знаков не имелось, но описание совпало полностью. Когда-то она была огорожена забором, а теперь от него осталось лишь обозначение. Внутри располагалось почерневшее от времени приземистое кособокое деревянное строение неопределённой формы. По-видимому, под несколькими слоями разновозрастных пристроек скрывалась изба. Во всяком случае, труба на крыше наличествовала.

На невысоком помосте перед дверью стояла согбенная старушка. Рядом с ней возвышалась довольно крупная щекастая тётка лет двадцати-тридцати. Старушка куталась в некое подобие шубы, а на плечи молодки был накинут обычный ватник. Вокруг них располагалась разнокалиберная малышня в количестве больше пяти. Часть её была босой и, словно гуси, поджимала красные озябшие лапы. Вся эта публика с разной степенью интереса наблюдала происходящее во дворе. Поскольку ворота отсутствовали, Кирилл прислонился к покосившемуся столбу и тоже стал смотреть: «Не иначе мужики к олимпиаде готовятся!»

Вокруг избы бегал довольно крупный краснорожий парень атлетического сложения. На нём была старинная застиранная гимнастёрка и некое подобие кальсон, обувь отсутствовала. Ноги его разъезжались и скользили в полужидкой грязи, он с трудом сохранял равновесие на поворотах. За ним гналось щуплое низкорослое существо неопределённого возраста, но, судя по рычанию и невнятным ругательствам, мужского пола. Телогрейка и кирзовые сапоги были ему велики на несколько размеров, а кол, которым он размахивал, явно тяжеловат. При всём при том двигался преследователь необычайно шустро, и беглецу приходилось туго.

Бегуны в очередной раз скрылись за пристройкой, но в положенное время с другой стороны не выскочили. Вместо этого оттуда раздался рёв, мгновенно перешедший в жалобные вскрикивания. Один из детишек, обутый в огромные калоши, спрыгнул с крыльца в грязь, глянул за угол и радостно заверещал: