— Кто-то перехватил контракт?
— Возможно, но все тогда решили, что это был просто слух и ничего более. Поэтому, когда Джельсамина мне сказала, что за один вечер ее пытались убить дважды, я очень удивился. Видимо, кто-то все-таки принял заказ на ее устранение.
— Когда это было?
— В тот день, когда ее попытались отравить на балу.
— Хочешь сказать, что в тот же день было еще одно покушение?
— Да, в нее стреляли из лука.
— Неожиданный ход, — задумчиво заметил Мартин. — Ну что же, думаю нам пора освободить кухню, чтобы твой брат мог зайти и наконец-то попить молока, и всем отправиться спать.
Анри стоял у окна и смотрел на луну. Он понимал, что время близиться к концу и хочет он того или нет, скоро придется делать выбор. С тех пор, как Шантэль сообщила им о предстоящей ранней смерти, он занял позицию созерцателя жизни. Он наблюдал за жизнью людей так будто, кто-то посадил его на луну следить за течением времени этого мира. Постоянно пребывая в состоянии легкой меланхолии, он никогда не позволял себе так безудержно наслаждать жизнью, как это делал Дэймон. Он четко знал, что если позволит себе полюбить жизнь, то не сможет расстаться с нею ради каких-либо великих целей. Поэтому, максимум, что Анри себе позволял, это медленно тлеть. Но последнее время в голове все перепуталось и мысль «отпустить вожжи» стала казаться все более и более соблазнительной. А появление в жизни Джельсамины придало ту самую пикантность, специю, которой ему как раз не хватало, чтобы жизнь перестала быть пресной. Окутанная тайной эта девушка пробуждала в нем не только любопытство, но и жажду жизни. И хотя он никогда не ставил под сомнение необходимость принести себя в жертву, ради сохранения мира, последние дни его все чаще терзали сомнения.
Мина растерянно смотрела на бессознательное тело Яго, уснувшего на ее кровати. Настоявший на том, чтобы проводить «сестру Дэймона» домой, ее кузен будучи смертельно пьян, присел на кровать, чтобы пронаблюдать за преображением Эйрин в Мину и в ту же секунду уснул. К счастью, размеры ее кровати позволяли уложить туда еще пару таких Яго, и еще оставалось место, чтобы притулиться. Джельсамина с умилением взглянула на раскатисто храпящего кузена и, тяжело вздохнув, стащила с него одежду. Ей так и не удалось добиться от него, что же случилось, потому что тот бред, который он нес, не смог бы расшифровать даже опытный специалист. Единственное, что она поняла, что он самоуверенный болван, возомнивший себя бог знает кем, и что Эсте оказался не так уж прост. Скорость, с которой Яго окосел от одного бокала вина, просто потрясла Джельсамину. Зная, сколько способен выпить кузен и при этом не захмелеть, трудно было поверить в происходящее. Поначалу она думала, что Яго ее просто разыгрывает… Но сейчас она была все больше склонна считать, что ему было на самом деле плохо. Покачав головой, девушка подошла к окну и открыла его, чтобы впустить свежий воздух. Она невольно залюбовалась, купающимся в лунном свете садом, пока ее взгляд не выцепил до боли знакомое дерево. Не узнать его было невозможно. Все внутри перевернулось в один момент. Чувства, которые казались угасшими и уснувшими, всколыхнулись вновь. Какая-то сила понесла ее на улицу. Найдя дверь, ведущую в сад, девушка с облегчением обнаружила, что она открыта и тихо выбралась наружу. Задержавшись буквально на секунду, чтобы справиться с эмоциями, она спустилась по ступеням. Мина вдохнула полной грудью воздух и, услышав сладкий аромат цветов, закрыла глаза. Воспоминания накатили на нее волной, и щемящая тоска неожиданно свела горло. Она судорожно вдохнула. Моргнув, Джельсамина поняла, что на глаза набежали слезы. Не зная, как совладать с собой, она первый раз за долгое время дала чувствам волю. В тот же миг показалось, что порыв ветра подхватил ее под руки и легонько подтолкнул в спину. Мина неосознанно шла туда, где месяц назад была счастлива, как никогда. Шелест листьев торопил, шепча ее имя голосом Чано, а свет луны освещал тропинку, рисуя причудливые узоры падающими от невысоких кустарников тенями. Дойдя до того самого дерева, Мина не смогла больше сдерживать слезы и они быстро потекли по ее щекам. Прислонившись к широкому стволу спиной, девушка закрыла глаза, и на мгновение ей показалось, что она чувствует на своей шее дыхание Касиано. Зажмурившись от боли, она закусила нижнюю губу и, почувствовав во рту соль слез, сползла вдоль дерева на землю. Чтобы не закричать, она закусила руку. Мина не почувствовала боли от впившихся в плоть зубов, она почувствовала вкус собственной крови… Воспоминания беспощадно обрушились на нее. Тогда все тоже началось с ее крови… Мина чувствовала, как сад переживает вместе с ней воспоминания того вечера. Связь с природой была столь велика, что порой казалось, будто та понимает ее, слышит, как другого человека. Слезы продолжали литься, но как только память завершила экскурс в историю, острая боль прошла, схлынув, как прибой, «оставив на берегу» обнаженную, светлую печаль… Печаль по тому, что она пережила, и печаль по тому, что ей никогда уже не предстояло пережить.
До сих пор Мина не позволяла себе вернуться к той боли, что пережила в ночь гибели Чано. Она боялась не справиться, и вновь оказаться в той кромешной, пугающей пустоте… Она боялась, что на этот раз останется там навсегда.
Ее взгляд упал на землю, где нежным зеленым светом серебрился цветок фаргоса.
Сначала Мина не поняла, почему свет цветка такой слабый, почти затухающий… И только протянув к нему руку, девушка увидела, что цветок надломлен. Он лежал на земле и его свет становился все более слабым. Взяв в руки умирающий цветок, Мина, обратилась к свернувшейся в ней силе, и попыталась вдохнуть в него жизнь. На мгновение засияв ярким, режущим глаза светом, фаргос снова стал терять силу, его жизнь гасла ошеломляюще быстро. Будто оплакивая гибель цветка, сад встревоженно зашумел. Мина встала. Осыпающиеся осенние листья, нежно касаясь ее лица, падали на землю. Понимание пришло как-то само-собой. Это умирал не фаргос, это умирала любовь… Ее любовь к Чано… Внезапно на ветке, прямо над ней раздалась свирель певчей птицы. Мелодия была такой печальной, светлой, она словно прозрачной серебряной нитью окутывала Мину, заставляя кровь в ее жилах бежать медленнее, останавливая бешеный стук сердца. Ветер осушил слезы на ее лице, несколько листьев, застряв в волосах, кокетливо щекотали кожу. Боль ушла, все осталось в недавнем, но таком далеком прошлом. Погасла последняя искорка света в бутоне цветка и Мина почувствовала, как осталась одна. Умолкла птица, затих плач сада, мягким туманом ковра расстелился по земле ветер. Все стихло. Она осталась одна. Одинокая слеза заскользила по щеке. Но это слеза была не по ушедшей любви, не по умершим мечтам, а по той части ее собственной души, которую в ту ночь вытеснила пустота, навечно оставшись с Миной. Девушка снова села среди выступающих над землей корней деревьев. И погрузилась в воспоминания, которые уже не приносили такой изнуряющей боли.
Джинни устало рухнула на стул. Это было уже пятое заведение, которое они с Дэймоном посетили за сегодняшнюю ночь, и она была вынуждена признать, что друг Яго знает толк в развлечениях. Кто бы мог подумать, что душка Дэймон способен так безбашенно отрываться. Теперь она понимала, почему об их похождениях с Яго столько говорили. За прошедшую ночь, они танцевали, стреляли из лука, метали ножи, пели дуэтом на конкурсе любителей парного пения, жарили мясо на вертеле под открытым небом на празднике молодого вина, прыгали с моста в реку и даже украли у какого-то заночевавшего на окраине рынка фермера поросенка, запустив его в огород Кейсара Шагрин. Она была готова молить о том, чтобы отправиться домой, но Дэймон уговорил ее на чашечку горячего шоколада на террасе с видом на реку, чтобы встретить рассвет. Отказаться от такого было просто невозможно! Когда Дэймон пришел с двумя чашками сливочного горячего шоколада, солнце только начинало, кокетливо жмурясь в задержавшихся ночных тучках, подниматься из-за линии горизонта. Это был удивительный финальный аккорд прогулки.
