— В какой-то степени да, — мрачно ответил Реналь. — Я тут мысленно вернулся к последнему балу Ремизы… Четыре яда в одном бокале…

Хоакин с пониманием кивнул.

— Я тоже об этом думал. Один был мой, второй это идиотки Августы, третий скорее всего «его», и думаю, что отравить он пытался и Анри и Дэймона сразу. Он решил избавиться от двух игроков одним махом.

— Но почему было не сделать этого раньше?

— Близиться час икс, и если Анри и Дэймона не станет сейчас, нет шансов успеть вырастить им замену.

— Бред какой-то, — фыркнул Реналь. — Ну, а четвертый то яд чей?

— Этого мне пока не удалось выяснить. Как и вопрос, какой яд именно был от этого психа. Тот, который был в бутылке, или тот, который подмешал официант.

— Хоакин, я надеялся, что степень доверия между нами несколько иного уровня, — наконец не выдержав, с горечью произнес Хулиан. — Все эти бесконечные тысячи лет я верой и правдой служил тебе, никогда не ставя под сомнение свою преданность и лояльность. Я был для тебя тем, кем ты хотел меня видеть. Я позволял себе считать тебя своим другом. Почему, ради Создателя, ты не пришел с этим ко мне? Почему позволил использовать моего сына?

— Я побоялся, что твоя импульсивность выдаст нас. — Честно ответил Хоакин. — Как сам ты нередко замечал, ты не Куори. Тебе не дано мастерски дурить людям головы. Я, как мог, присматривал за Чано. И когда он послал ее куда подальше, радовался за него, как за собственного сына. Да, признаю, что я не успел его спасти. И, как бы я не отрицал, я чувствую за это свою вину. Но посвятить тебя в весь план… Я и сейчас не уверен, что поступил правильно. И ты своим поведением не испортишь все на свете.

— Тебе стоило больше верить в меня, — сухо ответил Корин Фоли своему Кейсару. Сдерживая бушующую в душе бурю, Хулиан встал, коротко поклонился, и, не поднимая глаз, спросил.

— Ваше Величество, могу я быть свободным?

— Хулиан, не надо так, прошу!

Реналь с ужасом наблюдал эту сцену. Никогда еще он не видел Великого Кейсара Фоли таким угнетенным и раздавленным. Он чувствовал, какую боль ему причиняет обида Хулиана, но если сердцем он был на стороне друга, то холодный рассудок говорил о том, что Хоакин был прав. В эту минуту Реналь был не уверен даже в себе самом. Он сам не знал, что станет делать дальше… Примет участие в плане Хоакина и его соратников, или, потеряв голову, помчится сражаться сам. Впрочем, нет. Он прекрасно знал, что будет делать. Он отправится к той единственной, к женщине, которую любил все свою жизнь. К той, что всегда любила только его. К той, с кем он никогда не мог быть вместе. Потому что два пламени не могут гореть на одной головке спички. Они сливаются в одно и теряют самих себя. Сотни раз, они пытались быть вместе, и сотни раз понимали, что до сих пор живы только потому, что бессмертны. Их любовь была столь разрушительна, что близкие им смертные гибли, сгорая в их пламени. Расчетливый, выдержанный, хладнокровный Реналь Д'Артуа становился абсолютным безумцем, если на расстоянии вытянутой руки от него оказывалась его единственная любовь. Хотя, правильнее было сказать, что именно из-за своей сумасшедшей, бесконтрольной любви, он был вынужден стать выдержанным и хладнокровным, ведь в сложившейся ситуации на кону стояли жизни людей.

Джинни стояла у прилавка и изумленно пялилась на зашедшую посетительницу. Конечно, она и ранее пару раз видела Ремизу Леклер, и это было мельком, издалека. Но сейчас, когда Малкани Шагрин стояла прямо перед ней, у девушки перехватило дыхание. Все дело было в том, что Ремиза была кумиром юной красотки. Стоящая перед ней женщина была словно соткана из шарма и флирта. И хотя Джинни предпочитала мужчин, она поймала себя на безумной мысли, что смотрит на посетительницу с некоторой долей вожделения. Убедившись, что произвела достойное впечатление, Ремиза довольно кивнула и перевела взгляд на Гильермо.

— Вы не оставите нас вдвоем. Девушкам надо пошептаться.

— Будет ли мне позволено предложить вам свой кабинет, чтобы посетители магазина не помешали ненароком? — с восхищением глядя на совершенную диву, еле вымолвил Гэли-Мэли.

— Очаровательно, — промурлыкала Ремиза и уверенным шагом направилась к прилавку.

Когда они с Джинни оказались наедине, девушка с трудом очнулась, поняв, что будто ученица перед директором гимназии стоит перед сидящей в кресле хозяина Ремизой Леклер. После минуты пристального разглядывания Малкани Шагрин, все же, начала говорить.

— Думаю, что у тебя в голове сейчас некоторым образом сумбур. И я хотела бы помочь тебе принять правильное решение. — А вот это уже прозвучало, как посягательство на свободу волеизъявления. Подобные выпады Джинни переносила с трудом. Но видимо, очарование Ремизы все еще сковывало девушку, и она не нашлась, чтобы такого дерзкого ответить на столь навязчивое внимание.

— Полагаю, что в этом городе ни для кого не секрет, что Рене сделал тебе предложение. Впрочем, так же ни для кого не является секретом, что тебе хватило то ли ума, то ли глупости не броситься ему на шею со словами «да», а заявить, что ты должна подумать. Исходя из этого твоего ответа, я решилась предположить, что по какой-то никому не известной причине, ты действительно можешь ответить «нет». Так вот я пришла остановить тебя и не позволить совершить эту ужасную ошибку.

Взяв себя в руки, Джинни уже скорее с любопытством слушала Малкани Шагрин. И сейчас она явственно видела, как нервничает посетительница.

— Малкани Ремиза, позвольте спросить, почему вас взволновала моя судьба.

— Твоя судьба мне мало интересна, как и судьба всех предыдущих жен Реналя. Меня волнует он сам.

— Простите…

— Я люблю его. — Закончив с предисловиями, прервала Ремиза Джинни. И после минутной паузы добавила.

— А он любит меня.

— Но почему же тогда вы не вместе?

— Это слишком сложно. И почти необъяснимо. Но это факт. Мы так давно любим друг друга, порой мне кажется — это было всегда.

— И никогда не были вместе? — Джинни попыталась осознать, какого это тысячелетиями любить друг друга и при этом не быть вместе. То, что Ремиза может лгать или принимать желаемое за действительное, даже не приходило Джинни в голову.

— Почему же бывало и такое. Но очень недолго. Беда в том, что сказка о двух половинках сердец, соединившихся в одно целое не про нас. Мы оба достаточно эгоистичны, чтобы не делиться ни с кем своей половинкой. Поэтому, когда мы сходимся, то получается, будто в одной груди бьется два сердца. И бьются они отнюдь не в унисон. И так уж получилось, что стоит нам, забыв обо всем на свете, вновь сойтись, как мы начинаем задыхаться в объятьях друг друга, не замечая, как сгорают близкие, обычные смертные, в пламени нашей любви. Такое ощущение, что любовь лишает нас рассудка, — с тяжелым вздохом закончила Ремиза.

— Вы поэтому так любите заниматься сватовством?

— Умная девочка, — улыбнулась Ремиза. — Подбирая идеальных для брака партнеров, я всякий раз создаю ту семью, которую могли бы иметь мы с Реналем.

Джинни пыталась найти слова, но что-то ничего не приходило в голову. Она только и могла рисовать в своей голове Реналя рядом с Ремизой и осознавать, что внешне это была бы идеальная пара. А какие были бы дети!

— Судя по тому, что на твоем лице я вижу только идиотское выражение умиления, ты ни капельки не ревнуешь. На этот раз Реналь ошибся в выборе жены.

— Я вообще не понимаю, зачем он сделал мне предложение…, — от того, что действительно не могла найти никакого объяснения происходящему, Джинни поморщилась. Ремиза оглянулась вокруг, и, увидев зеркало, подошла к нему, поманив девушку к себе. Когда Джинни с интересом подошла, Малкани Шагрин поставила ее перед зеркалом, встав за спиной и обняв за плечи. — Посмотри, что ты видишь?

Джинни с любопытством заглянула в зеркало, разглядывая очаровательную Ремизу.

— Мне, конечно, очень лестно твое внимание, но меня ты могла бы увидеть и без зеркала, — раздраженно проворчала Ремиза и со вздохом добавила, — смотри на себя!