— Подойдите ближе, Гертруда.
Женщина покорно сделала несколько шагов вперед, и Яго обратил внимание на легкие башмаки на высокой деревянной подошве. Обычно фермеры такие башмаки одевали на танцы, потому что ими хорошо было выбивать такт.
— Мы нарушили ваши планы? — Женщина изумленно вскинула глаза на Яго, и он увидел в них удивительный озорной свет. Что-то в ней было неуловимое, недоступное его пониманию.
— Почто ж вы так решили, мой господин?
— На вас башмаки для танцев…
— Так то ж, вот какое дело, — женщина улыбнулась и Яго показалось, что в комнате даже стало светлее. — Я ж, того, росту-то не высокого, и в обычной-то обуви мне дюже несподручно у мойки стоять, руки болят. Они ж, когда постоянно вверх, так быстро устают. Я уж и скамеечку, таку маленьку, ставила, но забывалась и падала с нее, да и другие ж тоже, того, спотыкались. А уж, как я люблю танцевать, так это у нас во дворе каждой знает. Вот, значится, в танцевальных башмаках я и повыше, и пританцовываю у мойки, чтобы работалось веселее.
Яго заметил, что Гертруда, почувствовала себя значительно смелее и уже не испытывает такой неловкости, как в первую минуту.
— Присаживайтесь, настоялись за вчерашний вечер.
— Спасибо, с радостью. А вы добрый, напрасно на вас наговаривают.
— Расскажите? Очень уж интересно, что народ говорит о новом Корине Куори.
— Так вам же, наверняка, докладают! Но ежели хотите, извольте. Говорят, что вы батюшку вашего, того, со свету сжили. Чтобы сан его энтот получить. И говорят, что хитрости вы и могущества огромного, ведь доселе то, что считалось, что, значится, нельзя убить Персону, а вы, поди ж, смогли. И теперь все остальные Персоны бояться вас до жути. А еще говорят, что до девок вы шибко охочи, и что кровь младенцев пьете, чтобы могущность ваша не ослабевала, хватало на десять женщин за ночь. И говорят, что дочка Малкани нашей заворожила вас, мол, ведьма она! То вы по бабам то знатный ходок были, а как она сказала, что замуж за вас пойдет, так вы и присмирели. Разное люди балакают, всего и не упомнишь.
— Да уж, и этого достаточно, — ухмыльнулся Яго. Он наконец-то понял, что его так заворожило в этой простой женщине! Она любила жизнь! Вращаясь в своем кругу, где тон задавали бессмертные Персоны, представители высшего света, да и их приближенные будто носили на себе печать вечности. Обычной же посудомойке, о вечном существовании мало что было известно, вот и находила она счастье в простых радостях. И потому глаза ее горели такой непривычной страстью к жизни. Решив, что уже достаточно расположил женщину к себе, Яго приступил к допросу по существу.
— Расскажите, мне, пожалуйста, все, что заметили необычного вчера.
— Так что же там заметишь, когда у хозяйки то нашой бал! В такой день все к верху ногами стоит.
— Ну, вы же видели, как фарист подложил бутылку не из общих запасов, а официант что-то подлил в бокалы? Расскажите мне все, что помните с самого утра.
Яго старался не отвлекаться и незаметно для Гертруды прогуляться с ней вместе по ее памяти. Взглянуть на то, что она видела своими глазами. Посудомойка говорила, и говорила, а он тем временем видел все то, что всплывало в ее памяти. Официанта, который преподнёс им бокалы, он заметил сразу. Он крутился на кухне, по сути, без дела. Видно было, что парень чрезвычайно взвинчен. Сперва Яго принял румянец на его щеках за волнение перед предстоящим, но потом понял, что скорее это лихорадка, вызванная ядом, который впоследствии его и сгубил. Никаких сомнений, что он к этому моменту был уже не совсем здоров, не возникало. Яго старался ничего не пропустить. День пролетел незаметно и, судя по тому, что с кухни стали не только уносить готовые блюда, но и приносить грязные тарелки, бал был в самом разгаре. Интересующий Яго официант, почти все время провел на кухне, не сильно помогая своим собратьям по труду.
В какой-то момент на кухне появилась Ремиза и все замерло. Она отчитала работников за нерасторопность, досталось и нашему официанту. Хозяйка дома отвесила ему хороший подзатыльник, но, не добившись необходимой реакции, ударила веером по лицу, и только увидев, что официант подхватил поднос и побежал за фари, покинула кухню.
Напиток разливал личный фарист Ремизы. И разливал действительно из бутылки, которую достал из своего чемоданчика. Профессиональный чемоданчик фариста мог вмещать в себя до трех бутылок, но в данном конкретно случае, внутри была всего одна бутылка.
Хороших фаристов, знающих, где закупить, как доставить, как хранить, как готовить, и даже как разливать фари было немного, и все они были на пересчет. Поэтому представители высшего света знали их не только в лицо, но и по имени. Фарист Ремизы Антонио, приходил в «Нолик» устраиваться на работу, но наблюдавшему за ним через потайное окно Яго, он показался жуликоватым.
Как только официант заполучил бокалы с фари на поднос, он добавил какую-то жидкость из лежащей в кармане бутылочки. Яго еще только подумал, что необходимо поговорить с этим фаристом Антонио, когда увидел в памяти Гертруды его смерть. Кто-то, в отличие от Августы Берг, очень хорошо заметал следы. А сам способ, которым погиб Антонио наводил на мысль, что этот кто-то не очень дружил с рассудком. Такое жестокое, бесчеловечное «самоубийство» мог запланировать только конченый псих. Яго сомневался, что в ближайшее время сможет без содрогания заходить на кухню.
Хулиан редко откладывал дела на потом. И, естественно, не потому, что он боялся что-то не успеть сделать в этой жизни. Просто руководствовался принципом, «есть дело, сделай». Расследование, которое провел глава его департамента безопасности, выявило только одного явного подозреваемого, Августу Берг. Детишки Мартина и Николь, как всегда резвились. Пока был жив Чано, Хулиану удивительным образом удавалось ничего о них не слышать. Они столкнулись с Касиано один раз, этого хватило для того, чтобы все последующие годы, при виде его сына, они начинали трястись от животного страха. Сперва, Хулиан подумал, что Чано и правда сделал им что-то ужасное. Но оказалось, что лень и нежелание марать руки, подтолкнули его к другой мысли. Он просто внушил им ужас перед собой. Бесконтрольный, беспощадный, дикий ужас. Когда Хулиан увидел, какую ювелирную работу проделал сын, просто стоя с ними в одном зале, он понял, что не зря столько лет потратил на его воспитание. И вот сегодня один из них попытался убить Джельсамину. Когда Хулиан подошел к дому Мартина, у него было одно желание, как можно скорее закончить. Он задержался буквально на секунду, пока старый дворецкий добредет до дверей и откроет их. Конечно, ничего этого бедный старик завтра не вспомнит. Корин Фоли уверенным шагом шел к комнате, которая по версии дворецкого принадлежала Августе. Что удивляло его, так это «тишина», раздававшаяся из-за стен комнаты девушки. Может, ее нет дома? Отворив дверь, Хулиан порадовался, что комната достаточно освещена уличными фонарями. Он подошел к кровати, и обнаружил, что жертва все же была дома. Точнее ее тело. Нож, торчавший из груди девушки, находился там уже не меньше пары часов. Хулиан решил осмотреть лезвие и откинул в сторону воротник. Увидев на груди синий контур бабочки, Корин Фоли изумленно покачал головой. Единственная дочь Николь и Мартина сегодня явно пользовалась популярностью. Ее сперва отравили, потом зарезали, и ему ничего не досталось, кроме удовольствия, видеть труп врага. Впрочем, какой она ему враг. Так, ребенок.
Хотя уже было раннее утро, Джинни никак не могла уснуть. Она уже час, как вернулась домой, но сон все не приходил. Она видела, как ее подруга под покровом ночи покидала Малкури. И судя по тому количеству вещей, которые Мина взяла с собой, она собралась не в близкий путь. Конечно, Джинни не могло не задеть то, что Джельсамина покинула дом без нее, к тому же не попрощавшись. И первым ее порывом было подойти и спросить, что происходит. Но как всегда в подобных случаях, она остановила себя. Если Мина решила поступить именно так, значит ей это по какой-то причине нужно. В их негласных правилах всегда существовал закон — поступать по отношению друг к другу так, как тебе хотелось, чтобы поступили по отношению к тебе самой. Если бы Джинни хотела уехать, не поставив Мину в известность и не попрощавшись, ей было бы неловко, если бы подруга ее за этим застала и попыталась выяснить, в чем дело. Поэтому Джинни сдержала первый порыв, и, отягощенная роившимися в голове мыслями, попыталась уснуть. До сих пор ей никогда не приходилось убивать живого человека. Вчера пришлось сделать это дважды. И если первый раз она пошла на этот шаг, стараясь защитить свою жизнь. То, во втором случае лично ее жизни ничего не угрожало. Она лишила жизни человека ради своего пациента. Ради Джейсона. То, что Джельсамина и Яго вчера рассказали ей о брате Дэймона, вряд ли способствовало успокоению совести. Конечно, она спасла жизнь человека, когда его связанного по рукам и ногам пытались убить… Но будь у нее время на размышление и не вдолби в их головы господин Густаво бить сразу и наповал, возможно она смогла бы найти способ сохранить жизнь обоим… Но инстинкты сработали раньше, чем она успела подумать. Она действовала как заводная кукла! Ворочаясь с боку на бок, Джинни не знала, как успокоиться. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что больше переживает о том, что не контролирует свои действия, а не что убила человека. Подойдя к окну, девушка прищурилась от залившего своим светом округу солнца. Не спав ни минуты, она ощущала себя не просто заводной куклой, а поломанной заводной куклой. Джинни вспомнила совет мистера Грэмбольда. Если не можешь заснуть, займись чем-нибудь полезным, не трать время впустую. Решительно одевшись, она вышла из дома и направилась проведать своего пациента. Джинни искренне надеялась, что в этот раз его жизни ничто не угрожает. Вчера она исчерпала все свои душевные запасы, и не была уверена, что сегодня ее хватит на то, чтобы его спасти. Вдыхая полной грудью свежий воздух, девушка шла по утреннему, только просыпающемуся саду. Чириканье птиц, все еще не просохшая роса, порхающие бабочки все это навевало на нее воспоминание о детстве, когда они с Миной, тайно сбегали гулять по ночам, а на рассвете возвращались домой. Тогда казалось, что пробуждающееся солнышко, приветствуя подруг, подмигивает их маленьким шалостям. Джинни остановилась, чтобы на мгновение зафиксировать в душе этот сказочный момент, привет из беззаботного детства. Она закрыла глаза и позволила себе раствориться в ласкающей прохладе, в утренних запахах распускающихся навстречу солнцу цветов, стрекотании насекомых и перекличке птиц. Ветер легко трепал выбивающиеся из пучка волосы, игриво щекоча шею. Она стояла лицом к солнцу, и оно томно скользило своими нежными лучами по ее лицу. В какой-то момент от наслаждения у нее начала кружиться голова. Джинни вспомнила, как Малкани Габриэлла учила ее набираться сил от окружающей природы. Это было волшебно! На мгновение ей показалось, что она откроет глаза, а ее госпожа будет стоять рядом и с одобряющей улыбкой подсказывать, что делать дальше. Джинни всегда чувствовала присутствие своей Малкани в природе. И даже сейчас, когда точно знала, что Габриэлла Валенте Мальдини безжизненно лежит в своих покоях, она чувствовала ее присутствие.
