Тихий, робкий стук дверь прервал процесс самокопания Корина Куори.

— Войдите.

Появившаяся в проеме открывшейся двери голова секретаря Яго, выглядела так, будто на ней сплясала шайрез стая кур. Всклокоченные во все стороны волосы, круглые очки, всегда в изумлении открытый рот… Яго никогда не мог понять, чем руководствовался отец, нанимая Эдвина в секретари. Но заниматься еще и сменой персонала, у молодого человека не было сил.

— Господин Джакомо, можно?

— Проходи.

— Вы опять не спали! — забота Эдвина о благополучии своего господина порой не знала границ, и он позволял себе нотки упрека в голосе.

— Да, сегодня не пришлось.

— Может быть, тогда мне сказать Мануэлю, чтобы зашел попозже?

— Мануэль пришел? Отлично, зови его скорее!

С укором посмотрев на своего господина, Эдвин покачал головой и закрыл дверь. Похоже, он оставил Мануэля на пороге, даже не пустив в дом. Яго всегда потрясало, что такой молодой человек, был ворчливым, властным, и категоричным, как старик. Он знал, что даже прислуга между собой дала Эдвину кличку «Дедок». Мысль тут же перескочили на Мануэля. Этот суровый и немного мрачный преклонных лет мужчина был главой департамента безопасности Корина Куори и так же, как все остальные, достался Яго от отца в наследство. Он был один из немногих, кому были известны истинные обстоятельства перехода дара Корина Куори от отца к сыну. Для большинства обывателей было объявлено, что «умершие» Персоны перенесли тяжелую болезнь, и удалось спасти всех, кроме Корина Куори. Малкани Куори предстоит курс длительного лечения, и надежда на ее спасение все еще остается. Мануэль, учитывая специфику его работы, конечно, был в курсе всего произошедшего и в какой-то степени чувствовал себя виноватым в случившимся. Сколько Яго не пытался объяснить, что у него не было ни одного шанса против Густаво, глава департамента все равно никак не мог себе простить, что не разглядел под носом заговор подобного масштаба. Теперь, Мануэль трудился день и ночь лишь бы реабилитироваться. Поэтому его визит на рассвете никоим образом не удивил Корина Куори. Скорее присутствие в доме в такую рань секретаря Эдвина вызывало недоумение. Мануэль зашел в кабинет твердым, уверенным шагом, и в комнате сразу стало как-то тесно. Яго всегда поражало, что глава департамента был, в общем-то, невысокого роста, сухопарого телосложения и визуально не производил впечатление крупного человека, но когда он появлялся в помещении, сразу хотелось найти уголок поукромней.

— Господин, Джакомо, я извиняюсь за столь ранний визит, но вы велели мне явиться, как только появится хоть какая-то информация, и я поторопился вам доложить о том, как идет расследование.

— Мануэль, я очень рад, что вы пришли. Проходите, садитесь.

Яго позвонил в колокольчик, вызвав прислугу, и велел принести завтрак на двоих.

— Я не ел со вчерашнего обеда, так что благодаря вашему визиту и компании, наконец, смогу хоть что-то перекусить, — сразу пресек все возражения Яго. — Мануэль, пока нам будут готовить завтрак, расскажите, что вы знаете об Эдвине. На кого он работает?

— Насколько мне известно, Эдвин пришел к вашему отцу восемь лет назад, еще совсем молодым человеком. Я лично проверял его при приеме на работу. Он уроженец Куори-Сити, его родители держат лавку с тканями в старом городе. До восемнадцати лет помогал матери в лавке, а сразу после этого его взял к себе ваш отец. Через пару лет службы он был завербован Корином Шагрин, о чем сразу же доложил господину Густаво. Ваш отец выдал указание, чтобы все отчеты, которые Эдвин пишет для господина Реналя, были в двух экземплярах, один из которых должен ложиться на его стол за сутки до того, как второй попадет Корину Шагрин. С определенного момента, обязанность проверять отчеты Эдвина перешла ко мне, и это продолжается до сих пор. Вас что-то беспокоит в его поведении?

— Меня беспокоит, что секретарь рабочий день, которого начинается в девять утра, на рассвете торчит в моем доме.

— Это довольно просто объяснить. К нему приехала теща. Живет уже месяц, и его отношения с женой с каждым днем ухудшаются. Последнюю неделю он договорился с вашим дворецким, что будет подменять ночного слугу, чтобы был повод сматываться из дома.

— Создатель, как все прозаично! — Яго устало потер глаза. — А я уже нарисовал себе в голове мировой заговор.

— Смею вас уверить, ничего достойного вашего внимания в этой истории нет. Каждый служащий в доме под моим личным контролем. И как только кто-то начинает «выносить» информацию и не ставит об этом в известность либо меня, либо Корина Куори, он тут же теряет работу.

В комнату вошел слуга и принес поднос с завтраком. Услышав манящие ароматы, Яго про себя порадовался, что хотя бы аппетит, связи с приобретенным бессмертием, он не потерял.

— Итак, Мануэль, что же удалось вам выяснить?

— Наш эксперт по ядам, утверждает, что в бокалах было три различных яда. И в бокал господина Реналя Д'Артуа был подмешан еще один, четвертый и самый сильный яд, называемый в узком кругу «бабочкой Хоакина».

— Чем объясняется такое название? — Яго всегда радовался, когда удавалось выяснить еще одну маленькую деталь, касающуюся любой Великой Персоны.

— Гммм… Не то, чтобы это официально… Но в какой-то момент Кейсару Хоакину наскучила его «обычная диета» и ему захотелось ощущений поострее. И тогда он обратился с заказом к Корину Шагрин. Он должен был приготовить для Кейсара Фоли яд, который убивал бы жертву не сразу, а постепенно. Яд парализует волю человека, он не может двигаться, есть, пить, но при этом осознает все происходящее. Медленно, но верно от голода, жажды и ожидания смерти человек начинает сходить с ума, и вот в это самое время Кейсар Хоакин насыщает свой голод. Думаю, что аналогия с «бабочкой приколотой булавкой» достаточно ясна, чтобы не объяснять ее.

— Да, спасибо. — Яго подумал, что имея дело с Великими Персонами, недолго и аппетит потерять. — И что же дальше по нашему делу?

— Ну, остальные три яда скажем так, вполне стандартны для обычного набора домохозяек сейма Шагрин.

— Какая прелесть, — проворчал Яго, сам того не замечая.

— Как появились в фари самый сильный «бабочка Хоакина» и самый слабый яд, установить не удалось. Зато известно, что один яд подмешала в бокалы официант за кругленькую сумму, полученную от дочери Корина Темо. И хотя, как вы видели, он весьма быстро скончался, установить этот факт не составило особого труда. Этому нашлись свидетели. Кстати скончался он тоже от яда, только немного другого. Рассчитано все было довольно точно, хотя и рискованно. Похоже Августа Берг заранее позаботилась о том, чтобы официант ее не выдал.

— Мда, семейка еще та, — пробормотал Яго. — Ну, с этим все понятно. А еще один яд?

— А еще один яд, обнаружен в бутылке. Судя по осадку на стекле, добавлен был еще на стадии производства. Эту бутылку принес фарист, достал ее из своего чемоданчика. Это видела посудомойка на кухне.

— Принес с собой в бутылке… — задумчиво повторил Яго.

— Да.

— Мануэль, я бы хотел поговорить с посудомойкой. Можно это как-то организовать?

— Конечно, она сидит в экипаже у вашего дома.

Яго с уважением посмотрел на главу департамента безопасности сейма и подумал, что ему предстоит многому научиться у этого человека. К сожалению, отец учил его всему чему угодно, но не тому, как справляться с прямыми обязанностями Корина сейма. Когда через несколько минут посудомойка из дома Ремизы пересекла порог его кабинета, Яго без всякой телепатии увидел, что несчастная женщина напугана до смерти. Она стояла, не отрывая глаз от пола, и машинально теребила своими покрасневшими руками не первой свежести фартук. Выбивавшиеся из-под косынки седые волосы помогли Яго сориентироваться в ее возрасте. Стараясь смягчить ситуацию, молодой человек решил не представляться, как положено, полным именем.

— Добрый день. Я Корин Джакомо. Представьтесь, пожалуйста.

— Гертруда, ваша светлость. Меня зовут Гертруда.