Изабелла сжала мою руку обеими руками, взгляд ее был полон мольбы.

— Не сомневаюсь, узнав, что мы располагаем просьбой о помиловании, подписанной леди Елизаветой, суд отложит исполнение приговора, — вполголоса сказал я.

Третья обвиняемая, четырнадцатилетняя девочка-служанка, убежавшая от хозяев, прихватив с собой кое-какую принадлежавшую им одежду, была признана невиновной в краже, ибо присяжные сочли, что стоимость вещей не превышает шиллинга. Катчет недовольно зыркнул на них; впрочем, он прекрасно знал, что в делах подобного рода присяжные предпочитают проявлять милосердие.

Мы вышли из зала. Чаури и Изабелле предстояло вернуться на постоялый двор, и я попросил Тоби сопровождать их на тот случай, если им станут докучать назойливые сочинители памфлетов. Двое борзописцев покинули зал сразу после вынесения приговора Болейну. Можно было ожидать, что теперь они захотят встретиться с его женой.

— А ты, Николас, пойдешь со мной, — распорядился я.

Дверь зала суда распахнулась, пропуская Саутвелла и Фловердью. Фловердью слегка кивнул мне.

— Примите мои соболезнования, брат Шардлейк, — произнес он, не скрывая злорадной ухмылки.

— Благодарю вас, — ответил я ледяным тоном.

— Теперь земли Болейна отойдут королю и будут находиться в распоряжении главы Ведомства по делам конфискованного имущества сэра Генри Майна, — столь же холодно изрек Фловердью. — Этой распутной трактирной служанке придется покинуть его дом. Полагаю, в качестве представителя Болейна вы объясните Изабелле Хит, что в Бриквелле ей больше нечего делать.

— А я, в качестве представителя верховного феодала Норфолка, должен буду взять под опеку его сыновей, — добавил Саутвелл, глядя на меня сверху вниз из-под полуопущенных век; на губах его мелькнула угрожающая улыбка. — Надеюсь, все устроится ко всеобщему удовольствию. Насколько мне известно, дед молодых людей намерен выкупить право опеки. Уверен, мы сумеем договориться о цене, которая не ущемит интересов короля.

— Джентльмены, боюсь, подобные разговоры несколько преждевременны, — заявил я, судорожно сглотнув. — Я уполномочен подать просьбу о помиловании от имени леди Елизаветы. И сделаю это незамедлительно.

У Фловердью от неожиданности аж глаза на лоб полезли, лицо Саутвелла потемнело.

— Но не могла же она… — пробормотал он.

— Тем не менее она это сделала, сэр Ричард. Собственноручно подписала просьбу о помиловании. — Памятуя о том, что Саутвелл был в свое время приговорен к смертной казни и прощен старым королем, я не отказал себе в удовольствии добавить: — Вы сами знаете, джентльмены, помилование осужденного возможно, ибо тому имеются прецеденты.

Поклонившись Фловердью, который, казалось, впал в оцепенение, и Саутвеллу, тщетно пытавшемуся испепелить меня взглядом, я направился на поиски Барака.

Войдя в дверь, за которой он исчез, я оказался в просторной комнате, где за столами, заваленными бумагами, сидело не менее дюжины клерков. Завидев нас с Николасом, Барак встал из-за стола, в то время как все остальные поглядывали на нас с откровенной враждебностью.

— Ну что? — едва слышно спросил Барак. — Виновен?

— Да.

— Я заметил, что присяжные не прониклись к нему сочувствием. Как его несчастная жена?

— Отправилась в трактир, где сняла комнату.

— Бедная женщина в отчаянии, — сочувственно вздохнул Николас. — А как сейчас поступят с Болейном? Отведут назад в тюремную камеру?

— Да. Там он проведет ночь в ожидании завтрашней потехи, — кивнул Барак.

— У меня в кармане просьба о помиловании, — сказал я. — Ее надо безотлагательно передать судьям. Полагаю, лучше Рейнберду.

— Сейчас он на слушании гражданских дел, — сообщил Джек. — Так что придется часок-другой подождать, когда они сделают перерыв на обед.

Я обвел комнату глазами. Лица сидевших за столами клерков по-прежнему выражали недоброжелательство. Один из них, высокий, тощий как жердь малый, буравил нас глазами особенно злобно.

— Нам не следовало заходить сюда? — шепотом осведомился я у Барака.

— Теперь уж ничего не поделаешь, — пожал он плечами. — Идемте, я покажу вам, где лучше подождать Рейнберда.

Он вывел нас в длинный, лишенный окон коридор, в конце которого виднелась дверь, а перед ней — скамья.

— Рейнберд заседает в этой палате, — махнув рукой на дверь, сказал Джек. — Ждите здесь.

— Мы только что столкнулись с Саутвеллом и Фловердью, Они налетели на нас, как вороны на падаль, — ухмыльнулся Николас. — Видел бы ты, как у них вытянулись лица, когда мастер Шардлейк сообщил, что намерен подать просьбу о помиловании.

— Саутвелл служит управляющим у леди Марии, — добавил я. — Вне всякого сомнения, это известие будет ей не слишком приятно. Чем скорее мы передадим просьбу в суд, тем лучше.

Барак вернулся в свою контору, а мы с Николасом опустились на скамью. После шумного зала суда тишина, стоявшая в коридоре, казалась гнетущей. До нас доносилось только хлопанье дверей. Лишь однажды тишину нарушил дальний, исполненный муки вопль, — возможно, он долетел из зала суда, где очередному обвиняемому вынесли смертный приговор.

Николас покачал головой:

— Нет, заниматься уголовными делами мне не по душе. Мне кажется, я оказался в преддверии ада.

Одна из дверей распахнулась, и в коридор вышли двое мужчин. Судя по их богатой одежде, они никоим образом не относились к числу мелких клерков, — несомненно, то были высокого ранга чиновники. Они остановились неподалеку от нас, беседуя вполголоса.

— Наш осведомитель сообщает: то, что происходит ныне, — это всего лишь мелкая заварушка, — заметил один из них. — Настоящие беспорядки начнутся не здесь и не сейчас.

— Я встретил нескольких старых знакомых, причем двое из них — из Кента. Но никто не говорит ничего определенного.

— Не сомневаюсь, вскоре мы получим новые сведения. За моей спиной стоит Саутвелл, и он заинтересован в том, чтобы… — Второй бросил опасливый взгляд по сторонам и, заметив нас, предостерегающе опустил руку на плечо говорившего.

Оба поспешно удалились по коридору.

— О чем это они? — спросил Николас.

— Понятия не имею, — пожал я плечами.

Однако в памяти моей всплыл другой разговор, недавно подслушанный в трактире «Голубой кабан». Эдвард Браун, Майкл Воувелл и похожий на бывшего офицера человек по имени Майлс говорили о заварухе, которая вспыхнет в двадцатых числах июня. А сегодня было уже двадцатое.

В дальнем конце коридора раздались шаги. Обернувшись, я увидел судью Рейнберда, идущего так быстро, что красная, отороченная мехом мантия развевалась вокруг его дородного тела; вслед за ним семенил высокий худой клерк, тащивший кипу бумаг. Мы с Николасом встали и поклонились. На губах Рейнберда мелькнуло подобие улыбки. Как ни странно, он ничуть не удивился, увидев нас здесь:

— А, сержант Шардлейк. Любитель давать показания с чужих слов. — Несмотря на шутливый тон, взгляд его оставался жестким и колючим. — Кто этот молодой человек?

— Мой помощник мастер Овертон.

Рейнберд повернулся к своему клерку:

— Отоприте дверь, Арден, и положите бумаги на стол. А потом ступайте и исполните то, что я вам сказал.

После того как клерк удалился, Рейнберд сделал нам знак войти. Первым делом он сбросил мантию, под которой оказался шелковый дублет с гофрированным воротником. Усевшись за стол, судья с облегчением снял башмаки.

— Богом клянусь, от этой жары можно спятить. — Он улыбнулся, обнажив желтоватые зубы, которых уже осталось не слишком много. — Я предполагал, что вы будете меня ждать.

— Предполагали, милорд?

Мы с Николасом обменялись недоуменными взглядами.

— Именно так. Точнее, я не сомневался, что встречу вас здесь. Так что вы хотите мне сообщить?

— Леди Елизавета желает подать королю, своему брату, просьбу о помиловании мастера Болейна, — выдохнул я, извлек документ из кармана и вручил его Рейнберду.

Пробежав прошение глазами, судья удивленно вскинул бровь и положил бумагу на стол.