— Мне известно, что один из помощников Пэрри, барристер Копулдейк, трепещет перед Саутвеллом как осиновый лист, — заметил я.

— Саутвелл — один из самых богатых и влиятельных людей в Норфолке, — почти шепотом сообщил Сесил. — Ему принадлежит более пятнадцати тысяч овец, которые пасутся на норфолкских землях. В течение длительного времени он служил герцогу Норфолку, но несколько лет назад, когда старый король пожелал уничтожить эту семью, Саутвелл дал на суде показания против герцога. Наградой ему послужила должность исполнителя королевской воли. Саутвеллу было также обещано, что, как только кто-нибудь из членов Тайного совета оставит этот мир, он займет место покойного. Ныне, когда леди Мария приобрела земли Норфолка и является верховным феодалом этих мест, Саутвелл поступил к ней на службу. Как бы то ни было, этот человек обладает большим могуществом.

— Насколько я понимаю, он отнюдь не питает расположения ни к леди Елизавете, ни к семейству Болейн, — подытожил я. — Не удивлюсь, если он нацелился на поместье Джона Болейна.

— Если Болейн будет осужден и Саутвелл пожелает приобрести его земли, мой вам совет — не чините ему препятствий, — произнес Сесил, вперив в меня взгляд. — Вследствие своей приверженности религиозным традициям — которую он не считает нужным скрывать — Саутвелл не может подняться так высоко, как ему, несомненно, хотелось бы. Но так или иначе, он пользуется доверием лорда-протектора. Леди Мария заявила, что в ее домашней церкви никогда не будут служить по новой книге. С ней придется вести долгие переговоры, и тут Саутвеллу предстоит сыграть важную роль.

— Сделаю все, что от меня зависит, чтобы не испортить с ним отношений, — уныло вздохнул я.

— Тем более что это в интересах леди Елизаветы. Да и в ваших собственных интересах тоже. Наживать себе такого врага, как Саутвелл, вам вовсе ни к чему.

— Я слышал, он был обвинен в убийстве?

— Да, — оглядевшись по сторонам, едва слышно ответил Сесил. — Семнадцать лет назад сэр Ричард прикончил в Вестминстере своего соседа, норфолкского землевладельца. Вонзил тому в грудь нож — и поминай как звали. Разумеется, его отдали под суд, но он заплатил старому королю кучу денег и получил помилование. Кстати, в прошлом году Саутвелл попытался покрыть преступление своего приспешника, молодого шалопая по имени Джон Аткинсон. Тот похитил четырнадцатилетнюю девочку из рода Норфолк и против ее воли женился на ней. Семья девушки обратилась к лорду-протектору за помощью и защитой, и тот восстановил справедливость. Брак был аннулирован, девушка вернулась домой, а Саутвелл имел весьма неприятный разговор с протектором. — Сесил снова вперил в меня пристальный взгляд. — Так что имейте в виду: это на редкость жестокий человек, который ни перед чем не остановится. К тому же он обладает могущественными связями. Постарайтесь не перейти ему дорогу.

— Учитывая, что земли Саутвелла граничат с землями Джона Болейна, я не удивлюсь, если он имеет отношение к убийству. Если, как вы только что сказали, он пускает в ход любые средства…

— Получив в прошлом году внушение от протектора, Саутвелл стал осторожнее, — покачал головой Уильям. — И Богом вас заклинаю, никому не рассказывайте о том, что слышали от меня!

— Разумеется, я буду нем как рыба. И конечно, сделаю все от меня зависящее, чтобы не переходить дорогу Саутвеллу. Поверьте, мастер Сесил, я отправляюсь в Норфолк вовсе не для того, чтобы искать на свою голову неприятностей.

— Но неприятности имеют обыкновение сваливаться на вашу голову сами, — едва заметно улыбнулся Сесил. Остановившись, он оглянулся на кафедру, на которой во время службы стоял Кранмер. — Сегодня был сделан важный шаг. Надеюсь, на этом мы не остановимся, и вскоре во время богослужения будет отчетливо произнесено: хлеб и вино — это не более чем воспоминание о той жертве, которую принес Христос.

— Таково желание лорда-протектора?

— Таково желание короля, — веско ответил Сесил. — Они с лордом-протектором едины во мнении.

Мы подошли к дверям собора. Уильям пожал мне руку на прощание:

— Надеюсь, мастер Шардлейк, у вас будет время осмотреть Норидж. Это на редкость красивый город. Кстати, невзирая на консервативные взгляды леди Марии и Саутвелла, в большинстве своем жители Норфолка являются сторонниками церковных реформ. И повторяю: не лезьте на рожон!

С этими словами он спустился по ступенькам к ожидавшим его слугам.

Я не спешил уходить, нежась в лучах утреннего солнца. Ко мне подошел Филипп Коулсвин в сопровождении Этельреды и двоих старших детей. Как и Сесил, он буквально светился воодушевлением.

— Итак, дело сделано! — провозгласил Филипп.

— Да, архиепископ Кранмер, бесспорно, выдающийся проповедник, — кивнул я.

— Было очень приятно видеть вас вчера за нашим столом, — продолжал Филипп. — Жаль только, что разговор быстро перерос в спор.

— Такова участь всех разговоров в нынешние времена, — улыбнулся я. — Тем не менее мы прекрасно провели время: вкусная еда, достойное общество. Спасибо, что пригласили семейство Кензи.

— Эдвард Кензи — убежденный консерватор, но, как ни странно, это не мешает мне испытывать к нему симпатию.

— Мне этот человек тоже по душе. По крайней мере, он говорит, что думает.

— Хотя его жена… — начала Этельреда и тут же осеклась.

— Возможно, чем меньше говоришь о ней, тем лучше, — вскинув бровь, произнес Филипп.

Мы рассмеялись.

— Сразу после возращения из Норфолка вы должны отужинать у нас снова, — предложил Коулсвин.

— С превеликим удовольствием.

Ощутив легкий укол зависти при виде столь безоблачного семейного счастья, я простился со своими друзьями и пошел прочь. Мысли мои вертелись вокруг Эдварда и Джозефины Браун. Их ребенок уже должен был появиться на свет. Приехав в Норфолк, первым делом разыщу их, пообещал я себе.

Я шел куда глаза глядят; толпа, собравшаяся в начале переулка, ведущего к Картер-лейн, заставила меня остановиться. Пробравшись вперед, я увидел какого-то человека, который стоял на коленях, закрыв лицо руками. Сквозь пальцы его струилась кровь; на булыжной мостовой алели кровавые пятна. Вокруг сгрудилось с полдюжины хохочущих солдат в белых мундирах, украшенных крестом Святого Георгия. На память мне пришли братья Болейн и маленький оборванец, на которого они устроили охоту. Впрочем, то, что происходило сейчас, было еще хуже. Толпа, по большей части состоявшая из ремесленников и подмастерьев — впрочем, было в ней и несколько женщин, — с интересом наблюдала за расправой, встречая одобрительными возгласами каждый новый удар. Получив очередной пинок тяжелым солдатским сапогом, несчастный застонал и схватился за стену, чтобы не упасть.

— Я не шпион, — твердил он с сильным шотландским акцентом. — Я живу в Лондоне уже десять лет и все эти годы честно работаю…

— Если ты шотландец, то почему не сражаешься вместе со своими соотечественниками? — крикнул кто-то из толпы.

— Да ты, видно, не знаешь, что такое честь! — рявкнул здоровенный солдат, судя по всему зачинщик. Он поднял ногу, чтобы нанести очередной удар. — Эй ты, трусливый шпион, открой свою харю! Я отделаю тебя так, что и мать родная не узнает!

Толпа внезапно расступилась. К великому своему облегчению, я увидел внушительную фигуру в красной мантии, с золотой цепью на шее — то был лорд-мэр Эмкоут в сопровождении дюжины вооруженных дубинками констеблей. Лицо его, обрамленное длинной седой бородой, было искажено яростью. Рядом с ним стоял какой-то человек в офицерском мундире, высокий и тощий, с крючковатым носом и короткой каштановой бородой. На вид ему было лет сорок; выражение изборожденного шрамами лица свидетельствовало о характере властном и решительном.

— Именем короля, прекратите! — взревел лорд-мэр. — Богом клянусь, я отправлю вас всех на виселицу за мятеж и дезертирство! Капитан Друри, призовите своих людей к порядку! — Он метнул яростный взгляд на офицера, стоявшего рядом с ним.

Тот ответил не менее злобным взглядом, однако приказал солдатам встать по стойке смирно. Они незамедлительно повиновались, оставив злополучного шотландца. Мэр повернулся к толпе, которая на глазах начала редеть.