У теории общего блага имелась и еще одна сторона, благодаря которой она проникла даже в правительственные круги. Основой государства, способного обеспечить процветание всех своих подданных, объявлялись «незыблемый порядок и полная покорность властям». Анархия внушала поборникам этой теории неизменный ужас[45]. Таким образом, идеи общего блага подвергались двоякому истолкованию. Для джентльменов, таких как Шардлейк, — это прежде всего экономическое равновесие, мир и согласие между различными классами общества; для представителей неимущих слоев — это забота о процветании бедняков[46]. После подавления восстаний авторы памфлетов, разделяющие идеи общего блага, обрушили на голову мятежников все мыслимые и немыслимые проклятия.

Надо отдать должное Сомерсету, он пытался улучшить ситуацию в стране при помощи мер практического характера, хотя и половинчатых. На поддержку парламента, состоявшего из сельских дворян и городской элиты, протектору рассчитывать не приходилось. Он издал несколько радикальных указов, направленных на то, чтобы положить конец превращению пахотных земель в пастбища и отторжению общинных угодий[47]. Парламент дал согласие лишь на одну решительную меру: введение налога на овец и производство шерстяных тканей. Разумеется, далеко не все члены парламента были сторонниками нового налога, ударившего по крупным фермерам. Однако Сомерсет настоял на своем, пустив в ход решающий аргумент: стране необходимы деньги для продолжения войны с Шотландией.

Для того чтобы решить проблему огораживаний, Сомерсет, действуя в обход парламента, выпустил ряд воззваний от имени короля. Попытка управлять страной подобным образом являлась отличительной чертой его политики. В воззвании, опубликованном в июне 1548 года, говорилось о том, что все случаи незаконного огораживания будут подвергнуты «рассмотрению и расследованию». Протектор обещал создать особую Комиссию по огораживаниям, которая начнет свою деятельность в Мидлэнде. В документе приводились выдержки из земельных законов, повсеместно нарушавшихся со времен Генриха VII. Предполагалось, что члены комиссии, прибыв в тот или иной населенный пункт, должны будут возглавить нечто вроде суда присяжных, состоящего из двенадцати человек. Суд этот наделялся самыми широкими полномочиями, включая уничтожение незаконных пастбищ и возвращение занятых ими земель под пашни. Комиссию возглавил член парламента Джон Хейлз, весьма энергичный и решительный человек, к тому же единственный сторонник идеи общего блага, занимающий высокий государственный пост. Тем не менее Хейлз всячески подчеркивал, что простые люди не имеют права уничтожать пастбища самостоятельно. Надо сказать, что незаконные огораживания были далеко не единственной проблемой, с которой сталкивались в то время сельские жители, однако все прочие вопросы Хейлз не принимал в расчет.

Целесообразность мер, которые предполагала осуществить комиссия, вызывает серьезные сомнения. Задача, которую поставил перед комиссией протектор, — уничтожить незаконные пастбища, возникшие на протяжении последних шестидесяти лет, — вряд ли была выполнима, особенно если учесть сопротивление крупных землевладельцев и местных чиновников. Внедрение подобных мер вполне ожидаемо повлекло за собой многочисленные тяжбы и споры. Предполагалось, что члены комиссии будут решать, насколько законным было огораживание того или иного пастбища, опираясь на свидетельства очевидцев; однако многие поля были превращены в пастбища еще в ту пору, когда никто из свидетелей даже не появился на свет. Несомненно, в суд хлынули бы потоки протестов и жалоб от крупных землевладельцев; для того чтобы разобраться с ними, потребовалось бы несколько десятилетий. К тому же не было сделано никаких приготовлений для внедрения решений комиссии в жизнь. Неудивительно, что деятельность ее ограничилась проведением предварительных опросов в Мидлэнде; после этого она была распущена, возможно, потому, что Хейлзу, как члену парламента, предстояло вернуться в Лондон для участия в очередной сессии. Более комиссия своей работы не возобновила. Все это доказывает, что в действительности проблема незаконных огораживаний не слишком волновала лорда-протектора.

Возможно, воззвание, выпущенное Сомерсетом в июне 1548 года, в значительной степени было вызвано событием, произошедшим за месяц до этого. В мае в Хартфордшире вспыхнуло восстание[48]. Причиной волнений послужило решение комиссии, возглавляемой сэром Уильямом Кавендишем (к комиссии Хейлза она не имела никакого отношения), признать законным огораживание значительной части пустоши Нортхау, прежде находившейся в общинном пользовании. Бунт, который подняли крестьяне, привыкшие считать эти земли своими, во многом предвосхитил события следующего года. Возмущенные бедняки под предводительством наиболее уважаемых йоменов собрались в лагерь и, обеспечив себя временным жильем и необходимыми продовольственными запасами, направили протектору петицию. Впрочем, вскоре повстанцы мирно разошлись, ибо местный землевладелец Роджер Чомли обещал вернуть общине незаконно огороженные земли. Тем не менее несколько вожаков восстания были преданы суду.

Полагаю, настало время объяснить, что означает термин «огораживание»[49]. В английском сельском хозяйстве традиционно использовалась так называемая трехпольная система: каждый год какое-нибудь из трех полей не возделывалось, дабы земля могла набрать силу. Поля, в свою очередь, разделялись на полосы. Некоторые из них принадлежали деревенским жителям, причем полосы перемежались с наделами землевладельца. К тому же каждая деревня располагала значительными общинными угодьями. Для крестьян, в особенности для бедняков, эти угодья имели жизненно важное значение. На общинных землях охотились, собирали тростник и хворост, ловили рыбу; к тому же там устраивались игры и народные гулянья. Но самое главное, там пасли скот. Вряд ли стоит объяснять, что молоко и мясо были самыми питательными продуктами в рационе крестьян.

Отметим, что по своему составу английское крестьянство было достаточно разнородным. В деревне бытовали разные типы землевладения. Наиболее распространенным являлось копигольдерство, сменившее крепостное право; как арендаторы, копигольдеры полностью зависели от воли землевладельца, хотя некоторые и вели хозяйство на землях, самовольно захваченных много лет назад. В отличие от них, фригольдеры пользовались относительной свободой. Своими участками они владели на условиях фиксированной ренты, выплачиваемой землевладельцу или королю.

Размеры наделов тоже были весьма различны. Некоторые крестьяне имели в своем пользовании всего несколько акров, что, разумеется, не давало им достаточных средств к существованию; как правило, они нанимались в качестве батраков к состоятельным фермерам или добывали себе пропитание, освоив какое-либо ремесло. Увы, в 1540-е годы инфляция съела бо́льшую часть их заработков, так что им оставалось рассчитывать лишь на общинные угодья.

Огораживания подразделялись на два типа. Первый тип предполагал, что арендаторы, путем обмена или продажи, объединяют свои полосы в один надел и, огородив его, устраивают небольшую ферму. Если хозяйство велось успешно, эти люди, как правило, расширяли свои владения. Именно так возник класс йоменов, у которых имелась возможность — правда, весьма шаткая и ненадежная — со временем получить статус джентльменов[50]. В большинстве своем йомены пользовались общинными землями на равных с остальными крестьянами основаниях. Впрочем, некоторые из них были не прочь урвать от общинного надела кусок и присоединить его к своему участку.