Внезапно смех его сменился бульканьем, а из горла хлынула кровь. В грудь весельчака вонзилась стрела, неведомо с какой стороны прилетевшая; несчастный умер мгновенно. Еще одна стрела угодила в руку человека, сидевшего рядом с Дейлом. Наше убежище оказалось далеко не таким безопасным, как мы рассчитывали.

— Надо пробираться в город, — заявил Николас. — Ох, если бы мы только могли избавиться от этой чертовой цепи!

Овертон явно взял на себя роль нашего вожака; никто не возражал против этого. Все мы, повернувшись на спину, принялись яростно просовывать звенья цепи сквозь дужки замков, однако лишь понапрасну расцарапали себе запястья. Единственными, кому улыбнулась удача, оказались мы с Николасом. Болейн, как ни пыхтел, не смог справиться с цепью.

— Добежать отсюда до городских стен ничего не стоит, — заметил я.

— Нет, нас непременно заметят и перестреляют, как воробьев, — покачал головой Овертон. — Бугор и яма худо-бедно защищают нас, а вот добраться до городских ворот живыми вряд ли удастся.

Он был прав. Нам оставалось лишь лежать, выжидая, когда утихнет сражение. Меж тем оно разгоралось все яростнее: мы осознали это, когда мимо нашего укрытия, издавая жалобное ржание, промчалась обезумевшая от страха и боли лошадь. Она была ранена, а ее всадник, солдат армии Уорика, мертв. Из раны его потоком хлестала кровь, в мертвых руках он по-прежнему сжимал пику. Николас, схватив лошадь под уздцы, вытащил нож из ножен, висевших на поясе у всадника, и перерезал лошади глотку, ибо ржание несчастного животного могло выдать нас. Один из беглецов стащил с убитого солдата шлем и нахлобучил его себе на голову.

— Что там происходит? — дрожащим от страха голосом пролепетал кто-то.

Поражаясь собственной смелости, я вылез из ямы и взобрался на бугор. Прежде чем предпринять столь рискованную авантюру, я протянул руку новому владельцу шлема, вновь распластавшемуся на земле, надеясь, что тот отдаст мне свой трофей, но он ответил злобным взглядом.

Радуясь, что мои седые волосы и лицо так испачканы, что практически сливаются с землей, я посмотрел вниз и содрогнулся, ибо никогда прежде глазам моим не открывалось столь ужасающее зрелище. Солдаты Уорика преодолели траншеи и заграждения из кольев, оставив множество убитых, и вступили с неприятелем в рукопашный бой. Две людские волны, схлестнувшиеся на равнине, ныне смешались воедино, и невозможно было понять, кто на чьей стороне сражается. Грохот выстрелов, лязг оружия, испуганное ржание лошадей, пронзительные крики и стоны — все это почти оглушило меня. Ландскнехты теснили врагов, нанося им удары длинными пиками; повстанцы не могли достать их своими короткими мечами и десятками обращались в бегство. Лучники армии Кетта по-прежнему выпускали в неприятеля стаи стрел, земля и воздух то и дело сотрясались от грохота пушек. На моих глазах солдат, в которого попало ядро, буквально разлетелся на части. В дальнем конце равнины два отряда рубили друг друга мечами и кололи вилами; я видел, как один из повстанцев снес врагу голову косой, прежде чем тот успел замахнуться мечом. Тут и там вспыхивали жаркие схватки между небольшими группами солдат, алебарды и копья работали без устали, нанося смертельные раны. Почти все бойцы Уорика, в отличие от повстанцев, были в шлемах и латах, а в условиях рукопашного боя это являлось важным преимуществом. Мертвые тела покрывали землю, в пылу битвы солдаты наступали на трупы своих товарищей, не обращая на это ни малейшего внимания. Кровь текла рекой, я ощущал ее солоноватый запах, смешанный с вонью пота, дерьма и вывороченных человеческих внутренностей. Потрясенный, я медленно отполз вниз.

— Уже понятно, кто победит? — спросил меня один из джентльменов.

— Никто, — отрезал я.

Мы лежали на дне ямы уже несколько часов, а битва не утихала. Солнце припекало все сильнее, и вскоре нас начала мучить жажда; впрочем, по сравнению с тем, что испытывали солдаты на поле боя, это было сущим пустяком. Как-то раз один из повстанцев, истекая кровью и пошатываясь, взобрался на бугорок; страшный удар в лицо полностью отсек ему нижнюю челюсть. Нога его попала в кроличью нору, и несчастный, скатившись с небольшого возвышения, упал навзничь. Стоны и жуткое клокотание, которые он издавал, вскоре затихли. Потом мы заметили, что с бугра стекают какие-то красные ручейки. Недоумение наше сменилось ужасом, когда мы осознали, что это кровь.

По звукам, долетавшим до нашего укрытия, можно было догадаться, что центр битвы перемещается; поначалу, когда наступала армия Уорика, он отдалялся от нас, а затем, как только повстанцы перешли в ответную атаку, бойцы вновь к нам приблизились. Наконец шум начал стихать; судя по всему, сражение шло теперь почти на вершине холма. Человек, снявший шлем с убитого, лежал на дне ямы, впав в оцепенение. Я подполз поближе и, не обращая внимания на его возмущенные крики, снял шлем с его головы и нахлобучил на себя. После этого я перепачкал землей свое и без того чумазое лицо и вновь предпринял вылазку на вершину бугра.

Битва и в самом деле отдалилась от нас и теперь шла неподалеку от перевернутых повозок, за которыми стояли лучники. Часть их была убита, но уцелевшие продолжали стрелять. Рукопашная схватка продолжалась; командиры выкрикивали приказы, пытаясь сохранить боевой строй. Все пространство, расстилавшееся передо мной, было усеяно трупами людей и лошадей, а также отдельными частями их тел. Вокруг одного из командиров армии Уорика — мне показалось, то был капитан Друри — собрался отряд ландскнехтов, вооруженных аркебузами и пиками. Несколько человек бесцельно бродили по полю боя, спотыкаясь о трупы, — как видно, то были раненые или те, кто от ужаса лишился рассудка. Небольшой отряд повстанцев окружил отряд пеших солдат Уорика; те, стоя спина к спине, наставили на врагов мечи, готовые сражаться не на жизнь, а на смерть.

— Повстанцы отступают, но не сдаются, — сообщил я, вернувшись в наше укрытие.

— Похоже, вы сочувствуете бунтовщикам, — усмехнулся Болейн, по-прежнему скованный с другими пленниками цепью.

— Да, сочувствую, — кивнул я. — Даже теперь.

В следующее мгновение все мы вздрогнули, услышав резкие голоса. Вскинув голову, я помертвел от ужаса: на вершине бугра плечом к плечу стояли братья Болейн, с ног до головы перемазанные кровью и грязью. Оба были в шлемах и латах, оба держали в руках мечи. Лица близнецов светились счастьем, как после удачной охоты, на губах играли улыбки. Вне всякого сомнения, покинув поле боя, они нарушили приказ своих командиров. Но, как известно, Джеральд и Барнабас никогда не подчинялись приказам.

— Молодчина, Джерри! — воскликнул Барнабас, шрам которого был едва заметен под густым слоем грязи. — Ты был прав. Это они, наши голубчики.

— Горбуна ни с кем не перепутаешь! Я узнал его издалека! — самодовольно заявил Джеральд. — Присмотрелся и вижу: рядом с ним наш обожаемый папочка и рыжий долговязый придурок. Теплая компания, ничего не скажешь. Только однорукого шельмеца не хватает. Говорите, куда вы его дели?

— Насколько мне известно, он убит, — злобно буркнул Джон Болейн.

— Уж конечно, он был на стороне бунтовщиков!

— Да, — проронил я.

— Но мы-то не бунтовщики, — раздался чей-то жалобный голос. — Здесь только джентльмены, которых мятежники держали в тюрьме. Прошу вас, помогите нам добраться до Нориджа.

Джеральд бросил на говорившего равнодушный взгляд.

— Нам с братом недосуг с вами возиться, — процедил он. — Надо вернуться к своим, прикончить еще десяток-другой мятежников. Мы едва выкроили несколько минут, чтобы посмотреть, как вы тут дрожите в своей норе, жалкие крысы. — Он повернулся к брату. — Думаю, сейчас самое подходящее время их всех прикончить. И нашего папочку-подонка, убившего маму, и эту гниду-горбуна, и его паскудного помощника. — Он окинул лежавших на земле арестантов угрожающим взглядом. — Никто из вас ничего не видел, поняли? Мы предадим казни убийцу и еще парочку мерзавцев, переметнувшихся к бунтовщикам.