— Пять лет.

— Вы ведь сын фермера, верно? Мой отец тоже был фермером в Личфилде.

— В Личфилде, насколько мне известно, хорошие плодородные земли, — равнодушно проронил Локвуд.

Вспомнив слова Копулдейка о том, что ферма у отца Тоби слишком мала и не обеспечивает сыновей средствами к существованию, я счел за благо направить разговор в иное русло:

— Документы, которые хранятся в лондонском доме Джона Болейна, имеют отношение к поместью Бриквелл?

— Полагаю, да. Когда я был у него в тюрьме, он сказал, что привез их в Лондон, так как хотел посоветоваться с адвокатом.

— Возможно, Вайтерингтон все-таки намеревался решить вопрос о границах земельных владений через суд, — предположил я.

— Очень может быть. Полагаю, он рассчитывал затеять долгий изматывающий процесс, который будет Джону Болейну не по карману.

— Судя по тому, что я услышал, у этого Вайтерингтона имеется самая прямая корысть отправить Болейна на виселицу, — вставил Николас.

— Кто его знает, — пожал плечами Локвуд. — Одно могу сказать: Болейн жил тихо и спокойно — то в Бриквелле, то в Лондоне — и, похоже, был вполне своей жизнью доволен. А мастер Вайтерингтон, похоже, из тех, кому вечно всего мало — и земли, и денег. Скорее всего, он рассчитывает, что сумеет добиться рыцарского звания. Как говорит пословица, «В Англии много рыцарей, зато мало благородства», — печально добавил он.

— Ну, старина, пожалуй, вы преувеличиваете, — возразил Николас покровительственным тоном, которого он неизменно придерживался с теми, кто стоял ниже его на общественной лестнице. — В Англии достаточно и самых благородных рыцарей, и просто порядочных людей.

— Не сомневаюсь, сэр, что вы совершенно правы, — кивнул Локвуд, и лицо его вновь приняло непроницаемое выражение.

Пройдя через арку ворот Темпл-Бар, мы оказались на Стрэнде. В воздухе висело пыльное марево, заставившее нас разразиться кашлем. С южной стороны, где сотни рабочих трудились над строительством Сомерсет-Хауса, доносились стук молотков и визг пил. Огромный дворец, украшенный величественными колоннами, был почти завершен, однако вокруг возводилось еще несколько зданий поменьше; рабочие рыли канавы, закладывали фундаменты, пилили доски, выкладывали каменные стены.

Проходя мимо, Николас произнес:

— Помните, что за потеху устроили в прошлом году? При помощи пороха взорвали часть склепа собора Святого Павла, так что косточки почетных горожан взлетели на воздух?

— Еще бы не помнить, — усмехнулся я. — В саду дома, что расположен по соседству с моим, нашли древнюю бедренную кость, к которой прилип лоскут савана.

Николас внезапно схватил меня за руку, вынуждая остановиться.

— Посмотрите! — взволнованно прошептал он, указывая на другую сторону улицы. — По-моему, это лорд-протектор собственной персоной.

Проследив за направлением его взгляда, я увидел высокого худого человека с остроконечной бородкой, в богато расшитой мантии. Рядом с ним маячили два стражника в ливреях дома Сомерсетов. Стоя у раскладного стола, он рассматривал какой-то чертеж, в то время как архитектор в длинном плаще что-то разъяснял ему, водя по чертежу указкой. Во времена прежнего короля мне довелось несколько раз встречаться с Эдуардом Сеймуром, герцогом Сомерсетом, нынешним лордом-протектором. Ныне, глядя на него, я поразился тому, как сильно он постарел: щеки ввалились, на лице застыло выражение суровой угрюмости. Слушая архитектора, Сомерсет беспрестанно теребил кончик своей длинной бороды.

— Это и в самом деле он? — с любопытством спросил Локвуд. — Добрый Герцог?

Он употребил прозвище, которое Сомерсет стяжал, постоянно заявляя, что намерен заботиться о нуждах бедных и неимущих.

— Он самый.

— Выглядит так, словно на плечи ему взвалили все тревоги и заботы мира.

— Или, по крайней мере, нашего королевства, — поправил Николас. — Вы никогда не видали его прежде, Локвуд?

— Видел, но только издалека. Два года назад я любовался церемонией открытия парламента и наблюдал, как он гарцует рядом с королем. Я тогда, конечно, во все глаза смотрел на короля. Помню, он с ног до головы был одет в пурпур и золото, а драгоценных камней на нем было столько, что его величество переливался на солнце всеми цветами радуги. — Локвуд задумчиво покачал головой. — Тогда он казался совсем маленьким мальчиком. Говорят, сейчас он сильно вырос.

— Тем не менее от совершеннолетия Эдуарда отделяют целых шесть лет, — заметил я.

— К тому времени, глядишь, и эту громадину успеют достроить, — добавил Николас.

— Возможно, — кивнул я. — Идемте, друзья мои. Не стоит стоять здесь долго: пыль слишком ест глаза.

В южной части Стрэнда стояли особняки самых богатых и влиятельных людей в королевстве; окружавшие их сады спускались к реке, по которой было легко добраться до Вестминстера. Что касается северной части, то здания там были значительно более скромными и старыми, а переулки между ними вели в открытое поле. Дом Болейна находился в одном из таких переулков; он представлял собой довольно беспорядочное строение с внутренним двором и, вполне возможно, был переделан из бывшей фермы. Я заметил, что краска на стенах облупилась, а многие плитки отсутствовали.

Локвуд вытащил из кармана ключ и отпер тяжелую входную дверь. Вслед за ним мы вошли внутрь. Мебель в некоторых комнатах отсутствовала, повсюду лежал толстый слой пыли, долетавшей с соседней строительной площадки. В нос мне ударил запах сырости.

— Для того чтобы превратить этот дом в городской особняк джентльмена, придется приложить немало усилий, — изрек Николас.

— Судя по всему, желания мастера Болейна не соответствуют возможностям его кошелька, — сказал я и повернулся к Локвуду. — Думаю, нам стоит поискать документы.

— По словам мастера Болейна, его кабинет находится на втором этаже. После того как мы найдем бумаги и убедимся, что в доме все в порядке, мне нужно будет встретиться с местным констеблем. Мастер Копулдейк поручил передать ему полсоверена, дабы он и впредь хорошенько следил за домом. — Тоби натянуто улыбнулся. — Наверняка он внес эти деньги в бухгалтерскую книгу, чтобы потом потребовать с мастера Пэрри.

Мы поднялись на второй этаж. На лестничную площадку выходили двери нескольких комнат. Одна из них была открыта; за ней располагалось помещение, обставленное как кабинет: письменный стол, несколько стульев, большой деревянный сундук. Стены абсолютно голые, если не считать портрета темноволосого мужчины с суровым выражением лица, судя по красной мантии — лондонского олдермена[2]. Табличка на раме гласила: «Джеффри Болейн (1406–1463)».

— Прапрадед Анны Болейн, — заметил я. — Тот самый, что приехал в Лондон ни с чем и сделал тут состояние.

— Они с прапрадедом Джона Болейна были родными братьями, — пояснил Локвуд.

— Вы многое знаете об этой семье?

— Сэр, по долгу службы я хорошо знаком с норфолкским дворянством. Всякий раз, когда на горизонте появляется очередной претендент на родство с леди Елизаветой, патрон поручает мне проверить его генеалогическое древо.

Про себя я вновь отметил, что острый взгляд голубых глаз Локвуда противоречит непроницаемому выражению его лица. Подойдя к сундуку, он достал из кармана еще один ключ и вставил его в замочную скважину. Ключ, однако, не повернулся. Нахмурившись, Локвуд попытался поднять крышку. Это ему удалось; сундук был доверху полон документами и какими-то вдоль и поперек исписанными листами.

— Странно, — пробормотал Локвуд. — Мастер Болейн сказал, что сундук заперт на ключ.

Он принялся перебирать бумаги и вскоре извлек на свет божий папку, содержавшую какой-то старинный план, а также кусок пергамента: насколько я мог судить, латынь там перемежалась с норманнским французским.

— Думаю, это то, что нам надо.

Я бережно развернул план. Этому выцветшему ветхому пергаменту было несколько сот лет, однако на плане можно было различить поместья Северный Бриквелл и Южный Бриквелл. Граница между ними, как я убедился, проходила по прежнему руслу ручья.