— Отчего же, представляю, — угрюмо бросил я, вспомнив Томаса Сеймура и леди Елизавету.
— Конечно, служить в семье, где между супругами росла взаимная ненависть, было нелегко. Тем не менее Грейс не хотела покидать свою хозяйку. Эдит постоянно твердила, что ее муж никогда не поймет, почему жена отказывается спать с ним.
— Значит, она не рассказала супругу о том, как поступил с ней отец?
— Нет. Ей было стыдно в этом признаться. Грейс была единственной, кому она открыла правду. Сестра моя сочувствовала и Эдит, и ее мужу, хотя тот был чертовски вспыльчив, в особенности когда дело касалось земельных споров с соседом. А вот их дети, близнецы Джеральд и Барнабас, внушали Грейс ужас. Мальчишкам тогда еще не исполнилось и десяти, но свет не видывал более жестоких и необузданных созданий. Возможно, дело было в том, что мать не испытывала к ним ни малейшей любви, даже когда они еще лежали в колыбельках. Мальчишки, как умели, пытались завоевать ее любовь, но тщетно. Вы наверняка слышали историю про то, как Джеральд распорол Барнабасу щеку, стремясь угодить матери, которой трудно было их различать. Все это произошло на глазах у моей сестры. Время от времени Эдит охватывало чувство вины, тогда она отказывалась принимать пищу. Грейс приходилось уговаривать госпожу поесть хоть немного, чтобы не заморить себя голодом насмерть.
— Похоже, Эдит была безумна, — прошептал Николас.
— Она считала, что заслуживает наказания, — с внезапным раздражением отчеканил Питер. — Если это безумие, то да, она была безумна.
— А потом у Джона появилась любовница по имени Изабелла, служанка из таверны, — напомнил я.
— Да. Когда слухи об этом дошли до Эдит, она вновь перестала есть. По словам Грейс, она обвиняла себя в том, что муж ее впал в подобный грех, ибо она сама толкнула его в объятия другой женщины. — Питер тяжело вздохнул и продолжил: — Когда госпожа в очередной раз принялась морить себя голодом, Грейс поняла: так больше продолжаться не может. И тут у нее созрел некий план. Согласно этому плану, они с Эдит должны были покинуть Бриквелл и поселиться у меня в Норидже. Эдит она собиралась выдать за Мерси, наконец-то вернувшуюся домой. Вы же помните, никто не знал о смерти второй моей сестры. Когда Грейс поделилась со мной своими намерениями, я попытался отговорить ее. Но стоило моей сестре вбить себе что-нибудь в голову, она была непреклонна, — грустно улыбнулся он.
Я уж было собрался спросить, не относились ли Грейс и Эдит к числу женщин, приверженных однополой любви, однако, поразмыслив, счел за благо не касаться этой деликатной темы. В конце концов, решил я, к смерти Эдит это не имеет никакого отношения, а следовательно, мне ни к чему тешить свое праздное любопытство.
— Поселившись у нас, Эдит обрела мир и покой, которых не знала ранее, — продолжал Питер. — Никогда прежде я не видел, чтобы два человека были так близки, как они с Грейс. Мне Эдит тоже пришлась по душе. Избавившись от постылых семейных уз, она расцвела, стала румяной и пухленькой, даже научилась шутить и смеяться. И надо сказать, она целыми днями работала не покладая рук. Они с Грейс пряли, а я ткал.
— Значит, у Эдит все-таки были люди, которых она любила и которые любили ее, — сказал я, стараясь унять дрожь в голосе. — Я боялся, что она оставила этот мир, так и не познав человеческой привязанности.
Питер Боун молча кивнул, лицо его застыло.
— Наша хорошая знакомая, Джозефина Браун, сказала, что сестры были похожи: обе темноволосые, крепкие и полногрудые, — припомнил Николас. — Но разве Эдит не была белокурой и худощавой?
— Как только Эдит оказалась у нас, Грейс покрасила ей волосы, — усмехнулся Питер. — А потом мы заставили ее есть побольше. Грейс взяла с Эдит слово, что впредь она никогда не будет морить себя голодом. Теперь, когда на душе у Эдит царил покой, ей больше не хотелось себя наказывать. Вскоре она стала такой же цветущей и упитанной, как и моя сестра.
— Но из каких соображений вы пошли на подобную авантюру, мастер Боун? — негромко осведомился Барак.
— Хотел помочь Грейс спасти несчастную женщину, которая была готова себя угробить, — пристально глядя на него, ответил Питер. — К тому же, когда они обе поселились в моем доме, жизнь моя стала намного веселее. Иногда мне даже казалось, что бедная Мерси ожила и снова вернулась к нам. Ну и вдобавок мне нравилось, что мы перехитрили этих богатеев — отца и мужа Эдит! — Впервые за все время нашего разговора он разразился искренним смехом. — Знаете, что для Эдит было тяжелее всего? Ходить в фартуке и платье из грубой ткани, в дешевых башмаках, с вечно чумазыми лицом и руками. Говорить так, как говорят бедные женщины. Но она понимала, что иначе нельзя. — Боун вперил в меня внимательный взгляд. — Вижу, оказавшись здесь, вы поступили так же?
— Да, теперь меня никто не принимает за джентльмена, и это очень облегчает жизнь, — кивнул я.
В памяти моей вновь всплыло представление кукольного театра. Наблюдая за преображением марионетки, изображавшей богатую леди, я подумал о том, что женщина может изменить свой социальный статус, всего лишь переодевшись в другое платье. Но в тот вечер я был слишком утомлен, и догадка ускользнула от меня.
— Да, Эдит понимала: чтобы не провалить нашу затею, ей кое с чем надо смириться, — продолжал Питер. — И она быстро ко всему приспособилась. Ох, до чего славно жилось нам втроем! Эдит старалась не бывать в богатых кварталах, а в базарные дни и вовсе не выходила из дому. Но тем не менее иногда она встречала на улицах своих прежних знакомых. И представьте себе, никто из них ни разу ее не узнал. Леди и джентльмены, с которыми миссис Болейн общалась прежде, принимали ее за бедную женщину и не удостаивали второго взгляда.
— Наконец-то мы узнали, где Эдит провела эти девять лет, — пробормотал Николас.
В хижине повисла тишина. Все мы пытались осмыслить услышанное.
— Понимаю, мастер Шардлейк, все это не укладывается у вас в голове, — усмехнулся Боун. — Богатая леди, жена землевладельца, предпочла участь простолюдинки, бедной пряхи.
— Да уж, мы, сколько ни ломали голову над тем, где скрывалась Эдит, до такого никогда бы не додумались, — признался я. — Но если вам так хорошо жилось вместе, то почему Эдит решила вас покинуть?
Лицо Питера исказила гримаса боли.
— В конце прошлого года для нас наступили тяжелые времена. Я больше не мог нанимать прядильщиц. Эдит и Грейс по-прежнему помогали мне, но пальцы у Эдит распухали все сильнее, и прясть ей было тяжело. Бедняжка, она так страдала от боли в суставах, — вздохнул Боун. — Бывали дни, когда она вообще не могла взяться за веретено. А весной легочная лихорадка унесла Грейс. Для нас обоих это стало страшным ударом. Платить арендную плату за дом мы были не в состоянии, а Эдит по-прежнему не могла работать. И тогда она сказала, что попробует обратиться за помощью к одной родственнице своего мужа — дальней, но очень богатой. Честно скажу, я понятия не имел, что речь идет о леди Елизавете. В марте Эдит пустилась в путь, захватив с собой немного денег на дорогу. Она обещала вернуться через несколько недель, но так больше никогда и не вернулась. А потом я услышал, что ее мертвое тело было обнаружено в Бриквелле…
— Соседям вы сказали, что обе ваши сестры умерли от легочной лихорадки…
На лицо Питера набежала тень.
— Я же говорил вам: после исчезновения Эдит к нам приходили констебли, которые искали Грейс. Узнав о том, что Эдит убита, я едва с ума не сошел. Мне отнюдь не хотелось открывать, что все эти годы она провела в моем доме. Я не думал, что это может помочь поискам убийцы. Ваш друг мастер Болейн был арестован и обвинен в убийстве жены. Если бы вдруг выяснилось, что она так ненавидела мужа, что оставила его дом и предпочла жить в бедности, это вряд ли настроило бы суд в его пользу. Кроме того, Эдит и Грейс обе мертвы, и вернуть их невозможно.
— У вас нет никаких подозрений по поводу того, кто убил Эдит? — осведомился я.
— Никаких, — покачал он головой. — Все, что я знаю: убийца ненавидел ее лютой ненавистью.