— Хватит вам ныть! — воскликнул он. — Мы победили, и скоро вся страна будет наша. Капитан Кетт собирается захватить Ярмут.

По существующим в лагере обычаям вмешиваться в разговоры незнакомых людей отнюдь не считалось невежливым. Поэтому я позволил себе сказать, что, хотя провизии в лагере хватает, никто из нас давным-давно не пробовал знаменитой ярмутской селедки.

— Ничего, скоро мы полакомимся ею вдоволь! — заявил юнец.

Я заметил на его грязной рваной рубашке пятна крови, говорившие о том, что он участвовал во вчерашнем сражении.

Парень, жаловавшийся на плохой урожай, пошевелил палкой тлеющие в костре угли.

— Какое бы войско против нас ни двинули, мы будем сражаться до конца, — произнес он. — Мы зашли слишком далеко, чтобы поворачивать вспять. И даже если нас ждет поражение, хотя я в это не верю, мы оставим о себе долгую память! А вы что на это скажете, мастер горбун?

— Не думаю, что в ближайшее время на нас двинут армию, — пожал я плечами. — Для того чтобы ее собрать, потребуется несколько недель. К тому же правительству придется отзывать солдат из Шотландии.

— Верно, приятель! — воскликнул юнец. — Бояться нам нечего.

— Простите, что назвал вас горбуном, — пробормотал парень постарше.

— Ну так я и есть горбун, — усмехнулся я.

В те дни в лагере появились случаи дезертирства, хотя и немногочисленные. Некоторые повстанцы стремились вернуться домой, чтобы помочь своим семьям в уборке скудного урожая, другие опасались новых атак правительственных войск. Тем не менее численность обитателей Маусхолдского холма только выросла благодаря беженцам из других, уничтоженных лагерей. В большинстве своем оставшиеся были убеждены, что новых крупных сражений в ближайшее время ожидать не приходится: вряд ли протектор решит отозвать войска из Шотландии и двинуть их на Норидж. Скорее уж, полагали люди, он попытается договориться с нами миром и выполнить наши требования. Впрочем, были и такие, кто считал столкновение с новой, более многочисленной правительственной армией неизбежным; они не сомневались, что мы сумеем одержать очередную победу, вновь превратив Норидж, узкие улочки которого были нам хорошо знакомы, в ловушку для врагов. И те и другие были едины в том, что пути назад у нас нет и вскоре восстание охватит всю страну.

Самозваные проповедники вещали теперь чуть ли не на каждом углу. Господь стоит за простых людей, утверждали они. Он помог нам обратить в бегство армию Нортгемптона и поможет разгромить неприятельское войско вновь, даже если оно возрастет многократно. Как Давид одолел Голиафа, так и мы одержим победу над нашими врагами, провозглашали проповедники. К тому же по лагерю распространялись неуклюжие вирши, сочинители коих заходили так далеко, что предрекали падение короля Эдуарда, опираясь на пророчества Мерлина, а также древних царей Гога и Магога. Листки с этими стихами приносили в лагерь бродячие торговцы, их передавали из рук в руки, грамотные читали их вслух своим товарищам. На моей памяти такое уже случалось: в 1536 году, во времена «Благодатного паломничества», сочинители безымянных памфлетов предсказывали скорое падение короля Генриха. Всякий, у кого обнаруживали подобные, с позволения сказать, пророчества, мог дорого за это заплатить.

Один из таких листков я показал Эдварду Брауну, который пришел в лагерь навестить семью.

— Думаю, эти стишки помогают людям воспрянуть духом, — расхохотался он.

— Для того чтобы люди воспрянули духом, они должны быть уверены, что командиры сумеют привести их к победе, — возразил я. — А от подобной чепухи проку немного.

— Для вас, образованных людей, это, конечно, чепуха, — пожал плечами Браун.

— И где, скажи на милость, находится долина Дассина?

— Кто его знает? Хотя Дассин — довольно распространенная фамилия в Норфолке. Наверняка подобное название тоже встречается здесь часто. Да и не все ли равно, где это на самом деле.

— Если нам и правда предстоит сражение с правительственной армией, эти стишки могут повлиять на выбор места битвы.

— Неужели вы считаете Майлса и его командиров законченными болванами? — нахмурился Эдвард. — Можете не сомневаться: коли дело дойдет до сражения, Кетт и Майлс не будут принимать в расчет подобные выдумки. Они доказали, что умеют воевать. И уж конечно, сумеют привести нас к победе.

С этими словами Браун повернулся и скрылся в хижине Джозефины.

В воскресенье я, по своему обыкновению, вновь отправился прогуляться по лагерю. Военные учения возобновились, сотники обсуждали хозяйственные вопросы с деревенскими старостами. То и дело я останавливался, дабы принять участие в том или ином разговоре. Хотя повсюду царило беспокойство, порожденное полной неизвестностью о дальнейших планах протектора, в большинстве своем повстанцы оставались такими же приветливыми и дружелюбными, как прежде. Тревога о будущем не лишала людей жизнерадостности и сознания того, что они обрели наконец желанную свободу. Все мятежники были вполне довольны своими убогими жилищами, и я догадывался, что прежде им приходилось жить в еще более суровых условиях. Со всех сторон я слышал истории об отнятых землях и возросшей арендной плате, о несчастьях, от которых бедняки, чье имущество состояло лишь из коровы, лошади или нескольких овец, уже не могли оправиться. Главным, наиболее приятным предметом разговоров в лагере была еда. Многие в жизни не ели так сытно, как здесь, и при виде загонов, в которых разгуливали овцы, свиньи, куры и даже олени, сердца людей наполнялись радостью.

Проходя мимо хижин, сгрудившихся вокруг приходского флага Южного Бриквелла, деревни Вайтерингтона, я вспомнил крестьянского парня, которому братья Болейн проломили голову. «Всего лишь крепостной» — так они отозвались о своей жертве. Здесь, в лагере, не существовало никакой разницы между крепостными, привязанными к своей земле, и всеми прочими. В списке требований, который повстанцы направили протектору, освобождение крепостных было одним из главных пунктов. Но на Маусхолдском холме они уже обрели свободу.

На следующий день, пятого августа, я наконец отправился в Норидж в обществе Барака и Саймона. По моему настоянию с нами пошел и Нетти, так как рана, которую он получил в последней битве, гноилась и никак не хотела заживать. С большой неохотой парень позволил мне осмотреть свою опухшую руку, и вид раны порядком меня встревожил.

— Тебе необходимо побывать у лекаря, — заявил я непререкаемым тоном.

— Ни к чему поднимать канитель из-за подобной ерунды, — возразил он. — Заживет как на собаке.

Но в больших карих глазах Нетти плескалась боль, заставившая его уступить моим настояниям. На дороге, ведущей к подножию холма, царило оживление: в тот день многие обитатели лагеря вознамерились побывать в городе. Минувшим вечером каждый из повстанцев вновь получил небольшую сумму денег, и теперь люди собирались купить на базаре теплую одежду. Саймон суетился вокруг еле плетущегося Нетти; то, что к мальчугану вернулась способность беспокоиться о других, было добрым знаком, хотя я понимал, что он еще не скоро оправится от полученного потрясения.

— Скажите, ведь сегодня не будет никакого сражения? — громко спросил Скамблер, увидев идущую по дороге толпу.

Тоби Локвуд, оказавшийся рядом, услышав этот вопрос, бросил на Саймона презрительный взгляд.

— Конечно нет, — ответил я. — Все эти люди идут на рынок за покупками.

Хотя сам я отнюдь не принадлежу к числу храбрецов, излишняя впечатлительность мальчишки начала меня раздражать. Впрочем, напомнил я себе, всему виной та жизнь, которую бедняга вел до прихода в лагерь, — жизнь, исполненная страхов, обид и притеснений.