— Думаю, старуха немного повредилась в уме, — заметил я. — Иначе почему она все время твердит о каком-то мальчике?

— Возможно, братья Болейн все-таки убили свою мать, — едва слышно проронил Николас.

Ночью в хижине было сыро и зябко, однако наступившее утро предвещало очередной жаркий день. Во время завтрака к нам подошел один из сотников и сообщил, что сегодня всем предстоит много работы, так как водостоки на холме переполнены и вода угрожает затопить все вокруг. Барак сразу предложил свои услуги, Николас вызвался пойти вместе с ним.

— Может, если меня увидят с лопатой в руках, это немного подправит мою репутацию, — усмехнулся он.

Скамблер отправился к лошадям, а я — в церковь Святого Михаила. Однако стражник у дверей сообщил мне, что никаких судов сегодня не будет, так как капитан Кетт занят исправлением урона, причиненного лагерю бурей.

— Преподобный Уотсон, прибыв из Нориджа, хотел прочесть проповедь о том, что вчерашняя буря — это кара небесная за излишнюю гордыню, — с усмешкой добавил стражник. — Однако идея пришлась Кетту не по душе, и преподобный получил от ворот поворот.

Пользуясь выпавшим мне свободным днем, я решил прогуляться и отправился к выступу, откуда открывался вид на Норидж. Шпили городских церквей сверкали в туманной дымке. Дорога, ведущая к Епископскому мосту, превратилась в грязное месиво, в котором застряла пара брошенных повозок. Потоки воды все еще стекали с холма, устремляясь в реку Уэнсум. Они несли с собой доски и куски дерна — остатки разрушенных хижин, а также одежду и прочий жалкий скарб.

«Да уж, стихия и в самом деле натворила в лагере немало бед», — подумал я, покачав головой.

— Люди, которые хорошо знают эту местность, предупреждали, что не нужно строить домики поблизости от оврагов, — раздался голос за моей спиной. — Но кто же мог ожидать, что разразится такой ураган. Не припомню грозы ужаснее.

Обернувшись, я увидел капитана Майлса. Как и всегда, поверх дублета на нем был металлический нагрудник. Про себя я отметил, что он старше, чем показалось мне поначалу: глубокие морщины, бороздившие лицо капитана, свидетельствовали о том, что возраст его приближается к пятидесяти. Мы пожали друг другу руки.

— Вы славно поработали во время этих судов, — сказал он, поглаживая бороду.

— Спасибо. Насколько я понял, вы сейчас занимаетесь с молодыми парнями военной подготовкой?

— Верно, — кивнул он, вскинув бровь. — Я и несколько других солдат должны научить людей стрелять из пушек так, чтобы их самих при этом не разнесло в клочья. Задача, скажу я вам, не из легких. Правда, с луками и копьями наши ученики управляются посноровистее. Слава богу, у большинства деревенских парней была возможность поупражняться в стрельбе из лука, и некоторые весьма в ней поднаторели.

— Вы полагаете, дело дойдет до сражения?

— Откуда мне знать, — пожал плечами Майлс. — В любом случае мы должны быть готовы к битве. К тому же военная подготовка — хорошее занятие для молодых людей. Никто из них прежде не жил в лагерях вроде этого, и неплохо, когда у них почти не остается свободного времени.

— А у вас самого, как я понимаю, большой опыт жизни в лагерях? Для того чтобы стать опытным канониром, нужна немалая практика.

— Я поступил в армию молодым парнем двадцати трех лет от роду. В тот год король Генрих двинул войска на Францию. Сами знаете, из этой кампании ничего хорошего не вышло. Как и из всех прочих военных затей старого короля. — В голосе его послышалась горечь. — Тем не менее я остался в армии. Я был гол как сокол, а там неплохо платили, в особенности когда я стал канониром. Служил я и во время последней войны с Францией, и во время войны с Шотландией. Господи Исусе, каких только ужасов я там не насмотрелся, даже вспоминать не хочется. Все эти войны принесли тысячи смертей, и ничего больше. У Англии нет повода гордиться своими победами.

— Странно слышать такое от бывалого солдата, — заметил я, глядя ему в лицо.

— Поверьте, любой опытный военный скажет вам то же самое, — усмехнулся Майлс.

Я кивнул, вспомнив рассказы о том, что множество солдат-дезертиров, покинувших Шотландию, ходят по деревням, подговаривая крестьян собираться в лагеря.

— Почему же вы не вышли в отставку?

— Деньги, — пожал плечами Майлс. — Вот единственная причина, по которой я тянул армейскую лямку. Мне нужно было содержать жену и двоих детишек. Не хочу говорить, где они живут сейчас, — в этом лагере наверняка имеются шпионы. Один предатель уж точно есть. Поверьте, эти два мерзавца, братья Болейн, нипочем не сумели бы убежать без посторонней помощи. — Он посмотрел в сторону города. — Шотландия меня доконала. Надоело неведомо зачем подставлять башку под пушечные ядра. Да и платили из рук вон плохо. Вот я и решил: баста, с меня хватит. И теперь я командир всех военных сил лагеря. — Он вперил в меня острый пристальный взгляд. — Капитан Кетт доверяет вам. Надеюсь, вы не обманете его доверия?

— Я принес клятву помогать ему во всем, что касается вопросов закона и правосудия. А свое слово я привык держать.

Майлс задумчиво кивнул:

— Что ж, мне пора. Надо проследить, чтобы пушки, захваченные в поместьях, установили на вершине холма. Пусть напоминают нориджским властям о том, что с нами лучше поладить мирно. А теперь я должен вас покинуть, мастер Шардлейк. Уверен, у нас еще будет возможность поговорить.

Слегка поклонившись, он повернулся и зашагал в сторону лагеря.

К обеду я вернулся домой. Барак и Николас, с ног до головы перемазанные грязью, уже сидели около костровища: в работе сделали небольшой перерыв, чтобы люди смогли поесть. После обеда я предложил прогуляться до вершины холма. Из головы у меня не выходила миссис Рейнольдс.

— Редко встретишь такую несчастную женщину, как старая Джейн, — заметил я, когда мы стояли на гребне холма, обдуваемые приятным свежим ветерком.

— Да уж, ей не позавидуешь, — кивнул Барак. — Муж — мерзкий старый ублюдок, дочь приняла жуткую смерть, внуки — пара бешеных псов.

— Странно все-таки, что, оплакивая дочь, она постоянно твердит о сыне, которого хотела иметь, — заметил Николас. — Похоже, на этом мифическом сыне Джейн слегка свихнулась. Судя по тому, что она сказала о нем даже мальчишке-нищему…

— Может, старуха считает: родись Эдит мальчиком, ее кошмарные сыночки никогда бы не появились на свет, — предположил Барак.

— Не исключено, — кивнул я. — Но чутье мне подсказывает: здесь все не так просто. Жаль, что у меня нет возможности поговорить с миссис Рейнольдс.

— Бедная Эдит, — вздохнул Николас. — Она всем только мешала.

— И кто-то решил ее убрать, — угрюмо добавил Барак.

Крики и проклятья, долетевшие снизу, заставили нас прервать разговор. Толпа человек в пятьдесят двигалась от дворца графа Суррея в сторону дороги, ведущей в Норидж. В центре толпы я заметил Роберта Уортона, юриста и землевладельца. Два дня назад он был признан на суде у Дуба реформации виновным, причем возбудил у толпы особенную ненависть. Руки его были скованы цепями, а глаза полны ужаса. Стражники в латах пытались сдержать разъяренных людей, вооруженных вилами и копьями. Услышав шум, из церкви Святого Михаила выбежало несколько человек, и среди них Тоби Локвуд.

— Что они там разорались? — спросил Барак.

— Кетт сказал, что сегодня нескольких арестантов отправят в Нориджский замок, — вспомнил я.

Судя по всему, некоторые повстанцы решили воспользоваться моментом и совершить расправу над Уортоном. Несмотря на все усилия солдат отогнать толпу от заключенного, какому-то парню удалось ткнуть его вилами. Уортон пронзительно вскрикнул.

— Этого человека никто не приговаривал к смерти, — процедил Николас. — Подобная расправа несправедлива, даже с точки зрения здешней морали.

— Видно, он здорово насолил людям, раз у них так и чешутся руки его прикончить, — заметил Барак.

Еще один парень, изловчившись, ткнул Уортона пикой. Тем не менее солдаты, вооруженные арбалетами, продолжали оттеснять толпу. Один из них ударил по пике дубинкой, выбив ее из рук владельца.