«Неужели этот человек до такой степени наивен, что не понимает: протектора заботит только война с Шотландией?!» — в глубине души изумился я. И спросил:

— Капитан Кетт, вы позволите мне быть с вами откровенным?

— Еще бы нет! — раскинул он свои огрубевшие от работы руки. — Все в этом лагере вольны говорить то, что думают. Даже те, кто не согласен с нами, имеют право голоса. Знаете, я придумал название для места наших собраний — Дуб реформации. По-моему, звучит неплохо.

«Вообще-то, слово „реформация“ имеет ныне двойной смысл, — отметил я про себя. — И предполагает не только церковные, но также и государственные реформы. Какое из этих значений особенно важно для повстанцев? Хотя, возможно, оба равноценны?»

— Члены Тайного совета и прочие государственные мужи в большинстве своем убеждены: согласно закону, установленному Богом, голова общества должна управлять его ногами, — произнес я, тщательно подбирая слова. — Человек, который не является джентльменом и должен жить трудами рук своих, никогда не будет допущен к управлению страной. Я сочувствую вам всем сердцем, но, боюсь, вы недооцениваете могущество властей предержащих, которые вам противостоят.

Напрасно я опасался, что слова мои приведут Кетта в гнев. Он ответил мне спокойно и невозмутимо:

— Законы, о которых вы говорите, установлены отнюдь не Богом, но людьми. Эти законы привели к господству вопиющей несправедливости, и, следовательно, их необходимо изменить. Мы не собираемся ломать все общественные установления, но намерены лишь осуществить необходимые реформы. А единственный путь сделать это — прислушаться к мнению простых людей. — В голосе его послышались жесткие нотки. — Джентльменам придется понять, что власть, которой они злоупотребляют, не безгранична. Те дни, когда крестьянин, обращаясь к лорду, должен был снять шапку и согнуться в поклоне до земли, остались в прошлом.

— По моим наблюдениям, жители Норфолка не слишком склонны к проявлениям раболепия, — усмехнулся я.

— Это верно, — кивнул Роберт. — Но хотя здешние бедняки и не падают ниц перед лордами, это не мешает последним притеснять их. Поглядите-ка! — Он указал на маленькие часы, стоявшие на столе. — Мы нашли их в одном из богатых особняков. В сущности, простая вещь, совершенно необходимая в лагере вроде нашего: ведь нужно знать, который сейчас час. Тем не менее ни у кого из наших людей часов нет и никогда не было. Теперь они начали отсчет нового времени, мастер Шардлейк. Времени, когда мы изменим жизнь Церкви и земного мира, приведя ее в согласие с заповедями Господними. Именно поэтому мне так нравится название места, где мы будем творить правосудие, — Дуб реформации.

— Но разве человеку дано знать, когда именно начинается отсчет нового времени? — осторожно осведомился я.

Кетт пристально посмотрел на меня и негромко произнес:

— Прежде я был убежденным католиком, водил дружбу со старым аббатом из Ваймондхемского монастыря. Он был весьма добросердечным, и я даже назвал сына Лойе в его честь. Но теперь я сознаю: та религия, которую он исповедовал, была ошибочна. После того как монастырь закрыли, в Ваймондхем прибыл новый проповедник, убежденный протестант. Слушая этого человека, я постепенно убедился в его правоте. Начал читать Библию и осознал: истинная вера в Христа неотделима от стремления к общему благу. — Кетт сокрушенно покачал головой. — А я, увы, бо́льшую часть своей жизни потратил на то, чтобы копить земные сокровища.

Печально улыбнувшись, я процитировал:

— «Я мало чтил Слово Божие, но предавался тщетам и искушениям этого мира. Я позабыл о Том, в Ком содержится истина, и следовал пустым и глупым мечтаниям своего сердца».

Кетт взглянул на меня с любопытством:

— Хорошо сказано. Откуда это?

— Из «Стенания грешницы», сочинения покойной Екатерины Парр.

— Да, эта королева была поборницей истинной религии. Надеюсь, вы, подобно ей, тоже верите в спасительную силу Библии?

— Прежде верил. Сейчас я сомневаюсь во всем.

— Как вы думаете, королева Екатерина, будь она жива, поддержала бы нас?

— Полагаю, нет, — покачал я головой. — Она сочла бы вас мятежниками, несущими смуту и хаос. Вам, конечно, известно, что в мае сэр Уильям Герберт, муж ее сестры, подавил восстание, вспыхнувшее в его владениях.

— Мне говорили, он был весьма жесток.

— Именно так.

Мой собеседник помолчал, перебирая пальцами свою седую бороду.

— Благодарю вас за откровенность, мастер Шардлейк, — произнес он наконец. — Я вижу, вы человек, подверженный излишним сомнениям.

«Зато вам, похоже, сомнения неведомы», — подумал я, но, разумеется, говорить этого вслух не стал. Вновь повисло молчание. Кетт прервал его, произнеся неожиданно деловым тоном:

— Все повстанцы, собравшиеся в лагере, направляют протектору послания, в которых перечисляют свои жалобы и требования. Командиры сотен сейчас составляют предварительный текст петиции. Когда она будет готова, мы незамедлительно отошлем ее в Лондон. Возможно, я попрошу вас прочесть петицию, проверить, не слишком ли коряв и неуклюж ее слог.

— Как вам будет угодно.

— И вот еще что. Полагаю, вам известно, что мы забираем в богатых имениях провизию и прочие необходимые нам вещи. Дабы все это происходило на законных основаниях, я распорядился подготовить соответствующие ордера. Именно этим занимаются сейчас наши писцы. — Кетт отыскал на столе какую-то бумагу и протянул ее мне. — Что вы об этом думаете?

Взяв листок, я прочел:

Ниже аккуратным секретарским почерком были выведены еще два, неизвестные мне имени, однако подписи пока отсутствовали.

— Кто эти люди? — спросил я.

— Командиры тех сотен, что занимаются обеспечением лагеря съестными припасами. Помещикам и фермерам, у которых нам придется забирать хлеб, скотину и прочее, мы будем давать расписки.

— И все же…

— Да?

Я перевел дыхание и выпалил:

— Простите мою дерзость, сэр, но вы не обладаете никакими полномочиями, дарованными королем либо протектором. Так что этот ордер не имеет законной силы!

Взгляд Кетта стал суровым и жестким.

— Мы служим интересам короля, протектора и созданной им комиссии и собираемся служить им впредь, — отчеканил он. — Разве этот документ не доказывает, что мы намерены действовать законно, именем короля?

— Это спорный вопрос, — осторожно заметил я, хотя прекрасно сознавал, что с юридической стороны этот ордер — всего лишь попытка узаконить кражи.

То обстоятельство, что жертвами этих краж становились люди, у которых скот и провизия «наличествуют в избытке», с точки зрения закона ровным счетом ничего не меняло.

Неожиданно для самого себя я рассмеялся:

— Капитан Кетт, признаюсь вам честно, у меня просто голова идет кругом.

Столь же неожиданно он рассмеялся в ответ:

— Откровенность за откровенность: не стану скрывать, что у меня самого она идет кругом уже несколько дней. На меня свалилась такая пропасть обязанностей и дел, что порой и не знаешь, за что хвататься. Надо строить дома, чтобы скрываться от непогоды, кузницы, чтобы подковывать лошадей и делать оружие, и пекарни, дабы печь хлеб.

— Как долго вы намерены оставаться здесь, на Маусхолдском холме?

— Сколько потребуется, — пожал плечами Кетт. И добавил с улыбкой: — Вы сами понимаете, положение у нас непростое. Я прекрасно знаю, что думают о нас Тайный совет и парламент. Но лорд-протектор — наш искренний друг, в это я непоколебимо верю. Как бы то ни было, в нашем лагере собрались тысячи людей, и нам удается сохранять порядок и дисциплину. К тому же, — он многозначительно вскинул бровь, — здесь находится множество джентльменов, наших пленников и заложников.