— Сэр, вы проделали огромную работу, — сказал я, чтобы нарушить тягостное молчание. — В лагере все устроено наилучшим образом. Не могу не воздать должное вашим организаторским способностям.
— Я не только управлял своей кожевенной мастерской, но и возглавлял одну из городских гильдий. И много лет подряд был вынужден бороться с алчными и бесчестными чиновниками, которые хотели заполучить монастырские земли, — пробурчал он. — Чаще всего мне приходилось сталкиваться с Фловердью. А тому, кто имел дело с этим канальей, уже ничего не страшно.
— Да уж, этот тип не из тех, кто упустит свою выгоду.
— Полагаю, сейчас Фловердью уже в Лондоне. Надо бы освободить его сыновей: в конце концов, это всего лишь дети, которые порядком напуганы.
— Думаю, вы поступите правильно, если отпустите мальчиков.
— Как поживает мастер Овертон? С тех пор как его освободили из-под стражи, он словно сквозь землю провалился. В отличие от вас с Джеком Бараком, этот юноша никогда не появляется в лагере.
«Надо признать, осведомители капитана Кетта работают превосходно», — отметил я про себя. А вслух произнес:
— Николас все еще пребывает в подавленном настроении. Но ручаюсь, он не причинит вам никаких неприятностей, ибо дал мне слово чести, а на его слово можно положиться.
— Сыновья вашего клиента, братья Болейн, продолжают испытывать наше терпение своими гнусными выходками, — заметил Кетт, по-прежнему буравя меня взглядом. — Этих молодчиков я отпускать не собираюсь. Стоит им оказаться на свободе, они немедленно присоединятся к нашим врагам. Думаю, их стоит поместить в Нориджский замок. Мэр Кодд дал на это согласие.
— Да, эти молодые головорезы чрезвычайно опасны, — кивнул я. — Всякий, кто с ними знаком, согласится с этим.
Поймав взгляд, который я украдкой бросил в сторону кроватей, Кетт усмехнулся:
— Как видите, мне приходится спать прямо на рабочем месте. Мне и моей супруге. Элис не хочет возвращаться в Ваймондхем без меня. Она всегда была доброй и преданной женой.
Услышав эти слова, я невольно вспомнил Изабеллу Болейн. Где она сейчас? По-прежнему в Норидже? Или вместе с Чаури вернулась в разграбленный Бриквелл?
Кетт, заметив, что я погрузился в задумчивость, вопросительно посмотрел на меня.
— Извините, — пробормотал я. — Просто вспомнил о своих знакомых, живущих в Норидже.
— Вы имеете в виду Джона Болейна?
— И его семью.
— Что ж, вскоре у вас будет возможность побывать в городе, — сказал Кетт. — Как вы слышали, я только что разговаривал с мэром Нориджа Коддом и с олдерменом Элдричем, одним из самых богатых людей в городе. Они обещали открыть для нас ворота. Когда мы разбили лагерь на холме, городские власти отправили в Лондон гонца. В своей депеше они спрашивали у лорда-протектора, возможно ли позволить двум священникам, которых вы видели, Уотсону и Коннерсу, дважды в день проводить в лагере богослужение. Завтра городской рынок будет работать, и все наши люди получат некоторую сумму на покупки. Деньги у нас есть. Мы изъяли их у дворян, а также получили… э-э-э… из других источников.
О том, что это за источники, Кетт предпочел не распространяться. Возможно, Саутвелл щедро заплатил предводителю повстанцев в обмен на обещание оставить в покое его собственные обширные пастбища и резиденцию леди Марии.
— Мне сообщили, что в Ипсвиче и Бери тоже создаются повстанческие лагеря, — продолжал Кетт. — Лагерь в Ипсвиче насчитывает более тысячи человек, и все они готовы служить делу справедливости. Эту добрую новость необходимо сообщить всем нашим. Завтра мы совершим марш-бросок и захватим Грейт-Ярмут. Тогда в наших руках окажется главный английский порт, и селедки у нас будет вдоволь. — Кетт подался вперед, голос его дрожал от возбуждения. — Пока что нам сопутствует успех, мастер Шардлейк, и я верю: удача и дальше не отвернется от нас. Я не льщу себя надеждой, что отцы города сочувствуют простым людям. Разумеется, они преследуют свои собственные интересы. Они прекрасно понимают, что, стоит нам только захотеть, мы спустимся с холма, перейдем Уэнсум, ворвемся в город и с помощью местной бедноты отнимем у богатых нориджских купцов все, что нам необходимо. Но мы соблюдаем законы и намерены делать это впредь. Полагаю, у вас была возможность в этом убедиться. Скажите, вы подтверждаете, что готовы содействовать мне в проведении судов над нашими пленниками?
— Я уже принес клятву по мере сил помогать торжеству закона и справедливости. Да, я готов дать вам все необходимые советы и пояснения.
— Превосходно. Помните, мы действуем от имени короля и лорда-протектора. Это они решили, что Англии необходимы реформы. А мы будем всячески способствовать тому, чтобы реформы сии осуществились в жизни, а не только на бумаге.
Может быть, за этим человеком действительно стоит правда? На этот вопрос я пока не находил ответа. А вдруг Кетт и его сподвижники и впрямь сумеют добиться своего и новая комиссия искоренит беззакония, творимые в деревне? Впрочем, вполне вероятно, что повстанцы учредят справедливые порядки сами, без помощи членов комиссии.
— Поблизости, под старым дубом, мы будем вершить правосудие, — с воодушевлением продолжал Кетт. — Там мы станем держать совет и всем лагерем решать, какого наказания заслуживает тот или иной джентльмен или же повстанец, совершивший постыдное деяние. Например, такой, кто самочинно присвоил деньги либо другие ценности, обнаруженные в богатом доме. — Роберт грозно сдвинул брови. — Нет большего позора, чем обмануть своих товарищей, и всякий, кто запятнал себя подобным бесчестьем, должен понести кару.
— Люди всегда остаются людьми, капитан Кетт, — осторожно заметил я. — Порой им бывает трудно обуздать стремление к наживе, присущее человеческой натуре.
Мой собеседник нахмурился еще сильнее. Я догадался, что, несмотря на все свои деловые качества, силу воли и решимость, в глубине души он остается наивным.
— Всякий, кого мы признаем виновным в мародерстве, покинет лагерь, — процедил Кетт. — Джентльмены, объявленные невиновными, будут отпущены на все четыре стороны. Те же из них, чьи преступления мы сумеем доказать, будут подвергнуты тюремному заключению в Нориджском замке или в бывшем дворце графа Суррея.
— Вы обещаете, что не будет никаких смертных казней? Ни пыток, ни телесных наказаний?
— Обещаю. Повторяю еще раз: наш лагерь должен стать местом, где царят мир и порядок. Процессы будут проводиться в соответствии с правилами и нормами правосудия, которые мы рассчитываем узнать от вас. Ваша помощь тем более необходима, что молодой законник Томас Годселв, на которого мы рассчитывали, недавно дал деру.
— Я в течение нескольких лет защищал права мелких фермеров и арендаторов в Палате прошений, пока Ричард Рич не лишил меня этой должности, — сообщил я. — Признаюсь, мне удалось выиграть множество дел. Но я всегда сознавал, что это всего лишь жалкая капля добра в море несправедливости.
Кетт понимающе кивнул.
— У меня чертовски ноют ноги, — сообщил он со вздохом. — С самого рассвета я ходил по лагерю, разговаривал с только что выбранными командирами сотен. Давайте присядем.
Странно было слышать, что этот крепкий несгибаемый человек жалуется на усталость; однако я вспомнил, что он старше меня по крайней мере лет на десять.
Мы уселись за стол друг против друга.
— А какова ваша конечная цель, капитан Кетт? — осмелился спросить я.
— Вернуть прежние времена, более справедливые и добрые. Кроме того, мы добьемся, чтобы простые люди тоже принимали участие в управлении страной и становились членами комиссий. И не только сейчас, но и впредь.
— То есть вы хотите, чтобы власть в стране принадлежала не одним лишь джентльменам и чиновникам?
— Разве мы не доказали, что не нуждаемся в джентльменах, которые управляют нами? — с внезапной яростью отчеканил Кетт. — Я понимаю, мастер Шардлейк, у вас имеются сомнения по поводу того, как к этому требованию отнесется лорд-протектор. Но я верю, он пойдет нам навстречу. Лагеря, возникшие по всей Англии, убедят Королевский совет в том, что простым людям лучше не перечить. То, что происходит сейчас, — отнюдь не крестьянский мятеж Уота Тайлера или восстание Джека Кэда, когда бедняки, охваченные отчаянием, пытались бороться с правительством. Мы не мятежники и хотим, чтобы лорд-протектор видел в нас своих союзников.