Фловердью явно колебался, не зная, как поступить.

— Уверен, если я сообщу в коллегию адвокатов, что вы отказались обсудить некоторые… скажем так, возникшие в деле недоразумения, это повлечет за собой весьма серьезные последствия, — отчеканил я, сопроводив свои слова саркастической улыбкой. — Тем более тому имеются свидетели, готовые подтвердить правоту моих слов, — добавил я, указав на Барака и Николаса.

Фловердью по-прежнему пребывал в замешательстве. Мы застигли его врасплох; несомненно, этот тип полагал, что я уже уехал в Лондон и он может безнаказанно творить произвол. Однако я никак не мог понять, какие цели он преследует. За спиной Фловердью возникла его жена, лицо ее выражало откровенное беспокойство. Двое мальчиков-подростков выскочили в холл из какой-то внутренней двери, за ними следовал упитанный коротышка лет сорока. Фловердью упорно молчал, прикусив нижнюю губу.

— Пройдемте в мой кабинет, — проронил он наконец и добавил, смерив презрительным взглядом Барака: — А он пусть останется с лошадьми.

Фловердью посторонился, давая нам с Николасом возможность войти. Окинув глазами просторный холл, я невольно отметил и превосходную мебель, и роскошные гобелены на стенах. Не слишком радушный хозяин махнул рукой в сторону своих домочадцев:

— Моя супруга Элис, мои сыновья Эдвард и Уильям, мой управляющий Глэпторн.

Вслед за Фловердью мы прошли в прекрасно обставленный кабинет, заваленный различными документами, картами земельных владений и книгами по юриспруденции.

— Садитесь, — предложил Джон, указав на два стула, стоявшие напротив письменного стола. Усевшись за стол, он переплел пальцы рук и процедил: — Если вы обратитесь в суд, ваш иск вряд ли будет рассмотрен прежде, чем просьба о помиловании.

— Необходимость обращаться в суд отпадет, если вы позволите мне ознакомиться с документом, на основании которого миссис Изабелла была изгнана из дома.

— Я показал его мисс Хит. Полагаю, этого вполне достаточно.

— Думаю, вы догадывались, что она почти не умеет читать, — процедил я, чувствуя, что чаша моего терпения готова переполниться. — Мастеру Чаури, который, несомненно, способен прочесть бумагу, вы не позволили даже взглянуть на нее.

— Этот Чаури спит со своей хозяйкой, — криво ухмыльнулся Фловердью. — Сразу видно по похотливым взглядам, которые он на нее бросает.

— Речь сейчас идет о документе, сержант Фловердью! — бросил я. — И о том, что вы совершили нарушение, недопустимое для законника. Здесь, в Норфолке, вы обладаете властью и влиянием. Однако иск мой будет рассмотрен в Лондоне. Не забывайте, я имею честь служить леди Елизавете, а секретарь лорда-протектора Уильям Сесил относится к числу моих друзей.

Фловердью беспокойно заерзал и попытался растянуть губы в приветливой улыбке.

— Насколько мне известно, десять лет назад вы работали на Кромвеля. Так же, как и я. По его распоряжению я занимался уничтожением монастыря в Ваймондхеме. — Он нахмурился и проворчал: — Вы и представить себе не можете, сколько крови я себе испортил, выполняя это поручение.

— Трудно было справиться с монахами?

— Да нет, монахи быстренько разбежались из своего курятника, — усмехнулся Фловердью. — Печальная судьба Гластонберийского и Фаунтинского аббатств послужила для них хорошим уроком. Кровь мне попортили чертовы горожане, возомнившие, что все имущество монастыря теперь принадлежит им. Тем не менее мне удалось получить часть монастырских земель в собственное владение. С тех пор я выполнил в этом графстве множество ответственных поручений — как покойного короля Генриха, так и ныне здравствующего короля Эдуарда. Скажу без ложной скромности, что сейчас, будучи представителем Ведомства по делам конфискованного имущества, я сумел обеспечить казне неплохой доход.

«И не только казне, но и себе», — мысленно добавил я.

Фловердью продолжал, стараясь настроить меня на дружеский разговор между коллегами:

— Здесь, в своем родном краю, мне нравится работать куда больше, чем в Лондоне.

— Вы никогда не стремились стать судьей?

Фловердью вспыхнул, и я догадался, что ненароком задел его больное место.

— Нет, — кратко ответил он. — А вы?

— Я тоже не питаю подобных амбиций. И признаюсь, никогда не питал. Но мы говорили о документе, сэр, — упрямо напомнил я.

Фловердью поджал губы, отпер ящик письменного стола, извлек из него бумагу и протянул мне. Это было постановление о выселении, закрепляющее за Джеральдом и Барнабасом Болейнами право проживания в поместье Бриквелл на попечении деда, имеющего право опекунства над ними. Постановление было подписано самим Фловердью, однако лишено какой-либо печати.

— Этот документ не имеет никакой законной силы, — пожал я плечами.

Хозяин кабинета смущенно заерзал на стуле, от былой его надменности не осталось и следа.

— Вы же знаете, как трудно иметь дело с такими людьми, как Чаури, — пробормотал он. — Они уверены, что знают законы лучше нас с вами, и затевают споры по всякому поводу. Я решил, что проще ткнуть ему под нос бумагу.

— Все это более чем серьезно, — произнес я, передавая бумагу Николасу. — Документ останется у меня.

Фловердью положил на стол руки, переплетя пальцы. Видно было, что он встревожен не на шутку.

— Сэр, мы всего лишь предвосхитили события…

— Мы?

— Сэр Ричард Саутвелл и я, — пояснил Фловердью после недолгого колебания. — Это он предложил действовать подобным образом. После того, как узнал, что вы подали просьбу о помиловании. Вы, надеюсь, понимаете, каким могуществом обладает этот человек, — выпалил он. — И насколько он опасен.

— Я наслышан об этом.

— Но зачем ему понадобилось срочно выселить Изабеллу из дома? — спросил Николас.

— Полагаю, Саутвелл хочет заполучить земли Болейна, — ответил я. — Его владения находятся по обеим сторонам от Бриквелла.

— Мне об этом ничего не известно, — поспешно заявил Фловердью. — Послушайте, сэр, завтра я поговорю с ним, скажу, что будет разумнее позволить этой женщине до поры до времени оставаться в имении.

Он облизал пересохшие губы. Перспектива подобного разговора, несомненно, его совершенно не радовала.

— Вот видите, брат Фловердью, как хорошо, что мы с вами встретились, — широко улыбнулся я. — Опытные законники всегда сумеют договориться друг с другом.

Мой собеседник растянул губы в ответной улыбке.

— Да, осталось решить вопрос о золотых соверенах, которые вы присвоили, — спохватился я. — Насколько мне известно, эти деньги были подарены Болейном жене и таким образом принадлежат ей при любом повороте событий.

Я протянул руку. Фловердью замешкался, но все же вытащил ключ, открыл другой ящик и вручил мне кожаный мешочек, затянутый шнурком. Заглянув внутрь, я увидел поблескивавшие золотые монеты.

— Деньги будут возвращены Изабелле, — сообщил я. — Если желаете, я оставлю вам расписку.

— В этом нет никакой необходимости, — затряс головой Фловердью. Теперь, когда он осознал, насколько серьезные неприятности я мог бы ему устроить, манеры его стали почти подобострастными. — Сейчас уже поздно возвращаться в Норидж. Может, вы не откажетесь поужинать с нами и останетесь ночевать? — предложил он. — Завтра утром отправитесь в путь.

Я бросил вопросительный взгляд на Николаса. Тот едва заметно покачал головой. Мне тоже не хотелось воспользоваться гостеприимством Фловердью, однако спина моя с каждой минутой ныла все сильнее, и отказаться от предложения провести ночь в мягкой постели было выше моих сил.

— Спасибо, сержант Фловердью, — кивнул я. — Мы с радостью примем ваше приглашение.

За ужином, состоявшим из сочной жареной свинины и отличного вина, хозяин дома прилагал отчаянные усилия, чтобы держаться любезно и приветливо. Говорил за столом по большей части он один, — судя по всему, жена его свыклась с ролью молчаливой слушательницы. Сыновья Фловердью удивили меня своими дурными манерами: один из них подсыпал соли в бокал брата, когда тот отвернулся; правда, все их шалости казались вполне безобидными. Я упомянул, что сегодня мы побывали на Ваймондхемской ярмарке, которая поразила нас своим размахом.