На краю сцены появилась потешная фигура, голову которой украшали рога, а лицо было вымазано красной краской. Облаченный в багровые одежды дьявол — вне всякого сомнения, это был он — держал в руке вилы. Когда актер, одетый священником, рухнул на колени, дьявол разразился безумным хохотом. Какая-то женщина с ангельскими крыльями за спиной принялась размахивать руками перед его носом.

— Смотрите все! — громовым голосом возвестил дьявол. — Тот, кто верует в Христа, в борьбе с богатеями обречен на погибель!

При этих словах на сцену выбежали четверо актеров, одетых рыцарями. Они делали вид, что протыкают коленопреклоненного священника деревянными мечами. Жалобно стеная, он растянулся на полу. Зрители одобрительно улюлюкали и гудели. Я понял, что на сцене было представлено убийство Томаса Бекета королем Генрихом II. Что ж, устроители поступили весьма благоразумно, перенеся это событие в Древний Рим, подумал я.

Раздался очередной взрыв, и на сцену вышел человек, с ног до головы одетый в белое. Лицо его и волосы были выкрашены золотой краской. Появление его, разумеется, вызвало бурный восторг толпы. Наклонившись над неподвижно распростертым священником, он поднял его. Рыцари-убийцы смущенно потупились; дьявол, съежившись, отступил к самому заднику; а женщина-ангел, подхватив убитого, потащила его за кулисы. Только тут я догадался, что ошибался: на самом деле ангела изображал юноша.

Золотоволосый человек, подойдя к краю сцены, обратился к зрителям:

— Я — воскресший Христос, и все, кто искренне верует в Меня, непременно обретут награду! Смотрите, братья, как те, кто грабил и разорял истинных христиан, получат по заслугам!

Он подошел к людям, сидящим за столом, и перевернул стол, так что металлические диски, звеня и подпрыгивая, покатились по сцене. Четверо актеров принялись ползать по дощатому полу на четвереньках, собирая их. Дьявол, пустив в ход вилы, заставил всех встать и погнал вниз со сцены, в сторону ямы, откуда по-прежнему вырывались дым и языки пламени. Не трудно было сообразить, что все это изображает евангельский сюжет «Изгнание торгующих из храма». Дьявол, обутый в грубые башмаки, поставил ногу на металлическую решетку над костром, который, несомненно, символизировал адское пламя. Вновь раздался громкий треск, и из ямы показалось облако густого красного дыма. Когда дым развеялся, выяснилось, что дьявол и его жертвы исчезли. Актер, представляющий Христа, вновь появился на сцене и провозгласил:

Зрители разразились одобрительными воплями и принялись неистово бить в ладоши. Под гром аплодисментов занавес опустился.

— Недурно, — изрек Барак.

— Да, вещица не лишена вольнодумия, — согласился я.

— Посмотрите, какой высоченный! — раздался чей-то голос.

Оглядевшись по сторонам, я увидел рослого мужчину с седой бородой — того самого мясника, что два дня назад затаскивал в лавку свиную тушу. Он оживленно беседовал с окружившими его людьми, среди которых я увидел знакомое лицо. На сей раз это был не Майлс, а Майкл Воувелл, бывший управляющий Гэвина Рейнольдса и один из участников тайного разговора в «Голубом кабане». На нем была крестьянская блуза из грубой ткани; каштановые волосы и борода заметно отросли и пребывали в беспорядке.

— Поглядите-ка, управляющий старика Рейнольдса, — указал я на него взглядом. — Он говорил, что попробует поискать работу в Ваймондхеме.

— Если Изабеллу прогнали из Бриквелла по настоянию Рейнольдса, то несколько скабрезных историй о том, что творится у него дома, очень бы нам пригодились, — ухмыльнулся Барак.

Мы двинулись к седобородому великану и его компании. Они стояли рядом с прилавком, на котором были разложены кровяная колбаса и свиные головы. Какой-то мальчик усердно отгонял вьющихся над этими лакомствами мух. Седобородый верзила, ростом почти не уступавший Николасу, заметив наше приближение, кивнул своим собеседникам, и они моментально замолчали.

— Что вам угодно, джентльмены? — осведомился он глуховатым низким голосом.

— Если не возражаете, мы хотели бы перемолвиться словечком с мастером Воувеллом.

— Не волнуйтесь, я знаю этих людей, — сказал Майкл, отошел от своих собеседников и отвел нас на несколько ярдов в сторону.

— Да ниспошлет вам Господь доброго дня, мастер Воувелл, — приветствовал я его. — Помню, вы говорили, что намерены отправиться в Ваймондхем. Удалось вам найти здесь работу?

— Нет, в том доме, на который я рассчитывал, более не требуются слуги. Да и на фермах работы тоже нет.

Сдвинув брови, Воувелл буравил нас взглядом, в котором досада смешивалась с недоумением.

— Наверное, вы слышали, что суд присяжных признал мастера Болейна виновным, — сообщил я. — Однако казнь отложена, так как мы подали просьбу о помиловании.

— Казнь отложена? — переспросил он. — Полагаю, это привело в ярость мастера Рейнольдса?

— Мастер Рейнольдс получил право опекунства над своими внуками. Вчера Изабеллу Болейн вышвырнули из дома, и туда вернулись близнецы. Это совершенно противозаконное действие совершил Джон Фловердью. — После недолгого колебания я продолжил: — Если вы располагаете какими-то сведениями, которые можно использовать против Гэвина Рейнольдса, они окажут нам неоценимую помощь. Нам и несчастной миссис Болейн.

Воувелл, прикусив губу, погрузился в задумчивость. Несколько мгновений спустя он покачал головой:

— Мастер Шардлейк, если я сообщу вам хоть какие-то сведения, порочащие моего прежнего хозяина, я вряд ли сумею найти работу. — Он оглянулся на пожилого мясника и его товарищей, которые неотрывно смотрели в нашу сторону, и отвесил нам поклон. — Надеюсь, вы хорошо проведете время на Ваймондхемской ярмарке.

С этими словами Майкл повернулся и направился к своим друзьям.

— Вот вам и скабрезные истории! — фыркнул Николас.

— Пожалуй, пора вернуться в логово старины Фловердью, — заметил Барак, взглянув на удлинившиеся тени.

В Хетхерсет мы приехали уже в шестом часу. Мы с Николасом вновь облачились в мантии и только после этого постучали в двери дома. На этот раз нам открыл Джон Фловердью собственной персоной. Было странно видеть его не в мантии законника, а в коричневом дублете с расстегнутыми верхними пуговицами, открывавшими рубашку из тонкого полотна. Волосы его, сильно поредевшие на висках, были зачесаны с макушки на лоб; на узком лице застыло унылое выражение, не предвещавшее ничего хорошего.

— Добрый вечер, сержант Шардлейк. Жена сообщила мне, что вы приезжали нынешним утром. Я полагал, вы уже покинули Норфолк. — В тоне Фловердью не ощущалось ни малейшего намека как на приветливость, так и на его обычную тяжеловесную шутливость. — С чего это вы вдруг вздумали заниматься делами в воскресенье?

Глаза его расширились от удивления, когда он заметил железную руку Барака.

— Я представляю интересы миссис Изабеллы, которая по вашему настоянию была вынуждена покинуть свой дом, — вежливо, но твердо отчеканил я.

— Эта женщина не является женой Болейна, — ответил Фловердью все тем же ровным голосом. — У нее нет никакого законного права находиться в этом доме. В отличие от его сыновей.

— Это не так, — возразил я, глядя ему прямо в глаза. — Вы сообщили миссис Изабелле, что право опекунства над ее пасынками передано их деду. Однако вы знаете не хуже меня, сержант Фловердью: до тех пор пока на прошение о помиловании не будет дан ответ, собственность осужденного считается неприкосновенной и не может поступить в распоряжение наследников. Соответственно, и сыновья Болейна не могут быть вверены чьей-либо опеке, ибо пока еще не стали сиротами. Несомненно, изгнание из дома невесты мастера Болейна и его управляющего, причем без всякого предварительного уведомления, а также присвоение денег, которые Джон Болейн оставил Изабелле, относятся к разряду противозаконных деяний. Миссис Болейн — или мисс Хит, если вам угодно, — сообщила мне, что вы предъявили ей некую бумагу, якобы подтверждающую ваше право действовать подобным образом. Сержант Фловердью, надеюсь, вы предоставите мне возможность ознакомиться с этим документом. Вы разрешите нам войти?