Констебль Фордхилл оказался мужчиной средних лет, черноволосым и широкоплечим. На лице, обрамленном короткой бородкой, посверкивали внимательные и настороженные серые глаза. Одет он был по последней моде, в дублет с высоким расшитым воротником. Отвесив любезный поклон, Фордхилл пригласил нас сесть и сам опустился на стул. Несколько мгновений он не сводил с нас изучающего взгляда, потом негромко осведомился:

— Насколько мне известно, просьба о помиловании Болейна уже направлена в Лондон?

— Именно так, мастер Фордхилл.

— Мысль подать прошение, разумеется, исходит от леди Елизаветы, — глубокомысленно изрек он.

— Да, сэр, — кивнул я, сознавая, что отрицать этот факт не имеет ни малейшего смысла.

— Джон Болейн, как я понимаю, доводится родственником Анне Болейн, — заметил он.

— Весьма отдаленным, сэр.

Помолчав несколько мгновений, констебль продолжал:

— Возможно, протектор неодобрительно отнесется к тому, что имя леди Елизаветы оказалось связанным со столь нашумевшим преступлением. Особенно после скандала, связанного с делом Томаса Сеймура.

— Все, к чему стремится леди Елизавета, — это помочь своему родственнику.

— Несмотря на то, что суд присяжных признал его виновным?

— Я уверен, что вердикт несправедлив. В деле очень много темных моментов. Я по-прежнему нахожусь в поисках важного свидетеля.

— И леди Елизавета разделяет вашу точку зрения? — вскинул бровь Фордхилл. — И она, и ее управляющий мастер Пэрри?

— Да, — ответил я после недолгого колебания, не ускользнувшего от собеседника; брови его поползли еще выше. — Мне советовали не настаивать на том, чтобы прошение было рассмотрено в ближайшее время, — продолжил я. — Учитывая беспорядки на юго-западе страны и прочие проблемы…

— Понятно.

Констебль устремил взгляд в окно, откуда, как и из камеры Болейна, открывался вид на Норидж.

— Слава богу, у нас пока все спокойно, хотя, не сомневаюсь, в городе хватает смутьянов. — Повернувшись к нам, он чуть смущенно произнес: — Примите мои извинения за то, что произошло на прошлой неделе, во время казни. Вы оба проявили недюжинную отвагу. Мне сообщили, что вы серьезно пострадали, сержант Шардлейк.

— Я уже почти полностью поправился.

Фордхилл погрузился в молчание. Мгновение спустя он сдвинул брови и процедил с неожиданной досадой:

— Я несу ответственность за то, чтобы решения суда выполнялись должным образом. И если осужденного пытались вздернуть на виселицу, несмотря на приказ об отсрочке казни, — это моя вина.

— Скажите, сэр, но как подобное могло произойти? — негромко осведомился я.

— Я уже спрашивал об этом судью Рейнберда, — покачал головой констебль. — По его словам, подписав приказ об отсрочке казни, он передал его старшему клерку, распорядившись снять с приказа копию и немедленно доставить ее в замок.

— Как видно, имеется в виду мастер Арден, — сказал я.

А про себя добавил: «Тот самый тощий клерк, из-за которого Барак лишился работы».

— Вы хорошо осведомлены, — снова вскинул бровь Фордхилл. — Так вот, этот самый Арден клянется, что, сняв копию, передал ее младшему клерку и велел отнести в замок и вручить командиру стражи с наказом передать констеблю, то есть мне. Командир стражи, в свою очередь, божится, что никакой копии не получал. У меня нет оснований подвергать его слова сомнению — этот человек давным-давно служит под моим началом. Разумеется, я допросил младшего клерка, которого Арден избрал в качестве посыльного. Тот упорно стоял на своем, хотя и заметно нервничал. К несчастью, Рейнберд не позволил мне поговорить с младшим клерком наедине. При нашем разговоре присутствовал Арден, который твердил как заведенный: документ был доставлен в замок, где и затерялся. Но будьте спокойны, я этого так не оставлю, — пробурчал констебль. — Я уже написал лорд-канцлеру Ричу письмо с просьбой провести расследование этого прискорбного инцидента.

— Вы упомянули о моей роли в этом деле?

— Разумеется. Я всячески подчеркнул, что, если бы не ваше вмешательство, Болейн не избежал бы незаконной казни. Не преминул сообщить также и о том, что вы получили тяжкое увечье.

— Благодарю вас, — кивнул я, хотя прекрасно понимал: узнав о случившемся, Рич скорее наградит Ардена, чем подвергнет его взысканию.

И все-таки какими соображениями руководствовался Арден, устраивая эту жестокую путаницу? На кого он работает? Мы с Николасом обменялись многозначительными взглядами.

— Я этого так не оставлю, — повторил Фордхилл. — Сей неприятный инцидент пятнает мою служебную честь и ставит под сомнение мои деловые качества.

— Вы правы, необходимо провести тщательное расследование, — кивнул я.

Перед внутренним моим взором на мгновение возникли смертники, болтавшиеся в петлях; я ощутил, как ноги их, отплясывая жуткий танец, бьют меня по голове.

— Я лично прослежу за тем, чтобы с мастером Болейном хорошо обращались, — пообещал констебль.

— Если мне будет позволено дать вам совет, сэр, полагаю, стоит принять особые меры, дабы оградить заключенного от любых посягательств на его жизнь, — произнес я, пристально глядя на него. — Вне всякого сомнения, у мастера Болейна имеются опасные враги.

— Об этом можете не тревожиться, — кивнул Фордхилл. — Пока Болейн здесь и находится на моем попечении, он будет цел и невредим.

Неспешной рысцой мы вернулись в «Девичью голову».

— Вы уверены в том, что Болейн действительно будет цел и невредим? — спросил Николас.

— Надеюсь на это. Если с ним что-то произойдет, это запятнает репутацию Фордхилла.

— А как вы думаете, этот чертов клерк Арден нарочно все подстроил? По его милости Болейна едва не повесили.

— Похоже на то. В противном случае вся эта путаница — дело рук самого Рейнберда. Но на сей счет у меня имеются серьезные сомнения. Если бы Болейна незаконно казнили по вине судьи, для Рейнберда это повлекло бы за собой весьма серьезные последствия. Нет, я склоняюсь к тому, что кто-то заплатил Ардену. И заплатил хорошо.

— Сейчас Арден уже в Саффолке. Еще один человек, которого мы не можем допросить.

— Ничего, скоро мы вернемся в Лондон и во всем разберемся.

— Ваша спина и правда болит меньше?

— Правда, — улыбнулся я. — Но я рад, что сегодня вечером придет Джозефина и хорошенько меня помассирует. Барак, как всегда, будет при этом присутствовать в качестве дуэньи.

Мы подъехали к площади Тумлэнд.

— Поглядите-ка на эту парочку, — повернулся ко мне Николас и указал на другую сторону улицы.

Я увидел Гэвина Рейнольдса и его супругу, только что вышедших из дверей своего дома. Старик, облаченный в мантию олдермена, тяжело опирался на палку; жена его, по обыкновению, была в черном платье, на фоне которого повязки на ее распухших руках белели особенно ярко. Рейнольдс метнул в нашу сторону злобный взгляд. Николас дерзко приподнял шляпу. Проехав по Магдален-стрит, мы остановились у конюшни нашего постоялого двора. Конюх принес деревянный табурет, и Николас помог мне спешиться. Едва коснувшись ногами земли, я услышал за спиной хриплый голос:

— Что, горбун, ты даже с лошади сам слезть не можешь?

Обернувшись, я увидел Рейнольдса.

— Убирайся прочь, — бросил он конюху, который таращился на него во все глаза.

Тот послушно побрел в дом.

— Я ушиб спину, Рейнольдс, — отчеканил я. — Десять дней назад упал с помоста, на котором стояли виселицы. Ваши внуки наверняка рассказали вам об этом. Они были там, на рыночной площади. Хотели посмотреть, как их отец будет болтаться в петле.

— Жаль, что мальчики этого не увидели. Хотя суд и приговорил негодяя к смерти.

— Мы подали прошение о помиловании. Не стоит делать вид, будто вам ничего не известно, — вмешался Николас. — Об этом говорит весь Норидж.

— Что вам угодно, мастер Рейнольдс? — спросил я.

— Узнать, скоро ли будет получен ответ на это прошение.

— Понятия не имею.

— В Лондоне у меня есть влиятельные друзья, которые могут это выяснить, — прищурив глаза, процедил старик.