За одним-единственным исключением: она не была мужчиной. И это в профессии, традиционно остающейся, можно сказать, закрытым мужским клубом.

Как следствие, Мёрфи развила в себе ряд качеств, свойственных обыкновенно мужчинам. Она заработала кучу спортивных призов по стрельбе, еще больше призов по всяко-разно боевым единоборствам — и продолжала тренироваться — по большей части вместе с подчиненными-копами. Ни у одного ее сотрудника не возникало ни малейшего сомнения в том, что в поединке один на один Мёрфи запросто откроет самым нехорошим из нехороших парней новые горизонты физической боли, и никто из выживших после той заварухи с луп-гару не оспаривал ее меткости и отваги. Но Мёрфи не была бы Мёрфи, если бы не пошла дальше. Волосы она стригла короче, чем ей хотелось бы, и она почти полностью обходилась без косметики и парфюмерии. Она одевалась функционально — обращаю внимание: не неряшливо, но неброско и удобно — и никогда на моей памяти не наряжалась в платье.

Тем более, в такое: длинное, свободное, ярко-желтое. И в цветочек. Очень милое платье — абсолютно неуместное. Неправильное какое-то. Мёрфи в платье. Мир рушился у меня на глазах.

— Терпеть не могу такие штуки, — произнесла она, словно извиняясь. Она опустила взгляд и оправила платье с боков. — С детства ненавижу.

— М-да… Гм… Тогда зачем одела?

— Мамочка моя сшила специально для меня, — вздохнула Мёрфи. — Ну и понимаешь, я подумала, может, она обрадуется, увидев меня в нем, — она сняла с шеи свисток на шнурке, поручила одному из пацанят судить матч дальше и пошла к столам. Я пристроился за ней.

— Ты их нашел, — сказала она.

— Угу. Наш водитель уже здесь, а Кинкейду я звонил минут двадцать назад. Он будет ждать нас неподалеку со всем снаряжением, — я сделал глубокий вдох. — И нам нужно рвать когти.

— Почему? — удивилась она.

— Я более чем уверен, что твои братья-сестры по профессии очень скоро захотят усадить меня для до-олгого разговора. Я же предпочитал бы отложить это до тех пор, пока не разберусь с парой дел, — и я вкратце изложил ей обстоятельства убийства Эммы.

— Господи, — сказала она. Несколько шагов она прошла молча. — Хорошо хоть, на этот раз я от тебя первого это услышала. Ладно, в машине переоденусь. Что еще мне нужно знать?

— По дороге расскажу, — сказал я.

— Ладно, — согласилась она. — Слушай, я маме обещала, что подойду к ней перед уходом. Сестрица мне чего-то сказать хотела. Пара минут, не больше.

— Конечно, — кивнул я, и мы свернули к одной из палаток. — Не маленькая у тебя семья. Сколько?

— Последний раз, когда я пыталась сосчитать, выходило около двух сотен. Вон, в блузке белой. Это моя мать. А та девица в обтягивающем… во всем в обтяжку — это моя младшая сестра, Лиза.

— Ноги у твоей младшей сестры будь здоров, — заметил я. — Вот только шортики ей, должно быть, немного тесноваты.

— Одежда препятствует кровообращению ее мозгов, — буркнула Мёрфи. — По крайней мере, мне так кажется, — она шагнула в палатку, изобразив на лице улыбку. — Привет, мам, — сказала она.

Мёрфина мать оказалась выше дочери, но округлее, мягче — такая фигура достигается с возрастом, потреблением мучного и спокойным образом жизни. В русых волосах мелькала кое-где седина, которую она не пыталась скрывать; прическа скреплялась дорогим нефритовым гребнем. Наряд ее составляли упомянутая белая блуза, юбка с растительным узором и темные очки. Когда мы вошли, она повернулась в нашу сторону, и на мгновение лицо ее осветилось.

— Кэррин! — произнесла она с какой-то материнской, заботливой теплотой.

Они взялись за руки и поцеловались, но вышло это как-то чуть скованно, формально, словно этому мешали какие-то не самые приятные подводные течения. Они обменялись какими-то ничего не значившими словами, а я тем временем заметил нечто странное. Когда мы входили в палатку, в ней находилось десятка полтора человек, и почти все они как-то разом потянулись к выходу. Да и вокруг палатки вдруг образовалось свободное пространство.

От Мёрфи это, похоже, тоже не укрылось. Она оглянулась на меня, я повел бровью, а она в ответ едва заметно пожала плечом и продолжала разговор с матерью.

Не прошло и минуты, как в радиусе двадцати или тридцати футов осталось только пять человек: я сам, Мёрфи, ее мать, младшая сестра Лиза и парень, на коленях которого та угнездилась. Тот самый тип с баллоном. Они сидели у нас с Мёрфи за спиной, и я слегка повернулся, чтобы разглядеть их, не поворачиваясь при этом спиной к Мёрфи и ее мамочке.

Лиза порядком напоминала мне Мёрфи, будь Мёрфи сказочной принцессой, а не принцессой-воительницей. Светлые волосы, чистая кожа, чуть вздернутый носик и васильковые глаза. На ярко-алой как у куклы футболке красовалась эмблема "Чикаго Буллз". Шорты были в прошлой жизни синими джинсами, но нелегкая жизнь лишила их малейшего намека на штанины. Наряд ее дополнялся полосатыми чулками, которые она как раз подтягивала, сидя на коленях у мужчины — судя по всему, того самого жениха, о котором обмолвилась Мёрфи.

Он являл собой изрядный контраст Лизе. Ну, во-первых, он был здорово ее старше. Не вдвое, конечно, но заметно старше. Он так старательно гнал с лица любое проявление эмоций, что мне сразу показалось, будто он сильно чем-то встревожен.

— Мама, — произнесла Мёрфи. — Это мой друг, Гарри. Гарри, это моя мама, Мэрион.

Я изобразил на лице самую лучшую свою улыбку и шагнул вперед, протягивая матушке Мёрфи руку.

— Очарован, мэм.

Она пожала мне руку, смерив оценивающим взглядом. Ее пожатие напомнило мне Мёрфи: маленькие, сильные, огрубевшие от работы руки.

— Спасибо, Гарри.

— А это моя младшая сестра, Лиза, — продолжала Мёрфи, поворачиваясь к ней в первый раз за все это время. — Лиза, это… — Мёрфи осеклась и застыла. — Рич, — произнесла она звенящим от напряжения голосом. — Какого черта ты здесь делаешь?

Он шепнул что-то Лизе, та соскользнула с его колен, и он медленно поднялся.

— Привет, Кэррин. Хорошо выглядишь.

— Ты, жалкий сукин сын, — огрызнулась Мёрфи. — Что ты все-таки здесь делаешь?

— Кэррин, — возмутилась Мёрфи-мать. — Выбирай выражения!

— Ох, пожалуйста! — взмолилась Лиза.

Мёрфи стиснула кулаки.

— Эй, эй, ребята, — встрял в разговор я. Наверное, у меня все-таки имеются задатки самоубийцы, потому что я шагнул вперед, оказавшись прямо в перекрестье злобных взглядов. — Не так быстро. Хотя бы представьте меня всем присутствующим до начала драки, чтобы я знал, от кого уворачиваться!

Несколько секунд в палатке царила напряженная тишина, потом Рич негромко фыркнул и сел обратно. Лиза скрестила руки на груди. Мёрфи немного напряглась, но в ее случае это был добрый признак. Когда у нее совсем уже расслабленный вид, так и знай: она вот-вот надерет кому-нибудь задницу.

— Спасибо, Гарри, — громко произнесла Мёрфи-мать. Она взяла со стола картонную тарелку с гамбургерами и протянула ее мне. — Приятно осознавать, что здесь присутствует еще хоть один взрослый. И правда, мы не все еще познакомились. Кэррин?

Я покосился на гамбургер. В него вложили все, что нужно, кроме сыра. Как раз как я люблю. Нет, мне положительно начинала нравиться мамочка Мёрфи. И я помирал с голоду. Еще несколько очков в ее пользу.

Мёрфи сделала шаг и остановилась рядом со мной.

— Верно. Знакомимся. Гарри, это моя младшая сестра, Лиза, — она испепелила мужчину взглядом. — А это Рич. Мой второй муж.

Ох, Боже праведный…

Мёрфи переводила взгляд с матери на Лизу, потом на Рича и обратно.

— Я понимаю, мы довольно давно не разговаривали, мама. Так давай поговорим. И почему бы нам не начать с того, как это Лиза обручена с моим бывшим мужем, и как так получилось, что ни одна собака не позаботилась сообщить об этом мне?

Лиза гордо вздернула подбородок.

— Не моя вина в том, что ты такая сучка, что мужики при тебе не задерживаются. Ричу нужна была настоящая женщина — потому-то вы с ним и разошлись. А не говорила я тебе потому, что это не твое собачье дело.