— Разумеется, — согласилась Ива.

В дверь постучали, и я встал, чтобы открыть. Кинкейд кивнул мне и повернулся к девочке.

— Десять минут.

— Спасибо, Кинкейд, — улыбнулась Ива. Она поднялась, достала из кармана визитную карточку и протянула ее мне. — Позвони мне сегодня до вечера по этому номеру.

Я взял у нее визитку и кивнул.

— Обязательно.

Именно это мгновение выбрал Мистер для того, чтобы выйти из спальни и лениво потянуться, выгнув спину. Он подошел ко мне и потерся в знак приветствия о мою ногу.

Ива зажмурилась, медленно открыла глаза, и лицо ее вдруг просияло откровенной, неподдельной радостью. Она взвизгнула: «Киса!» — и немедленно опустилась на колени погладить Мистера. Мистеру она явно понравилась. Он замурлыкал громче и принялся тереться пушистым боком уже об ее ножки, а она все гладила его и негромко шептала ему на ухо какие-то нежности.

Блин-тарарам! Прелестная картинка. Нет, все-таки она была ребенком.

Ребенком, которому известно больше, чем любому другому смертному. Ребенком, обладающим устрашающим запасом энергии. Ребенком, который убьет меня, если я не покажусь на дуэли. И все-таки — ребенком.

Я покосился на Кинкейда — тот стоял, хмуро глядя на умиляющуюся над Мистером Иву. Он покачал головой.

— Ну, это уже глупости.

Похоже, Иве очень не хотелось уходить от Мистера, но все же с Кинкейдом она спорить не стала, и они уехали. Я закрыл за ними дверь и постоял немного, привалившись к двери и прислушиваясь с закрытыми глазами, пока не стих шум машины. Я чувствовал себя не таким усталым, как полагалось бы. Возможно, потому, что богатый опыт подсказывал: мне светит еще намотаться по это по самое, прежде чем представится шанс отдохнуть по-настоящему.

Мистер терся о мои ноги до тех пор, пока я не наклонился погладить его, после чего он проследовал к своей миске, начисто перестав обращать на меня внимание. Пока он ел, я достал из ледника банку «колы» и, открыв ее, плеснул немного в блюдце для Мистера. К тому времени, когда я допил остаток, я окончательно решил, что делать дальше.

Позвонить.

Для начала я набрал номер, который мне дал Винсент. Я ожидал услышать автоответчик, но вместо этого в трубке послышался голос Винсента — напряженный, полный нетерпения.

— Да?

— Это Гарри Дрезден, — сказал я. — Я хотел узнать, как у вас дела.

— Ах да, минуточку, — произнес Винсент. Я услышал, как он вполголоса обращается к кому-то, уловил шум голосов на заднем плане, потом шаги и скрип закрывающейся двери. — Полиция, — пояснил он. — Я весь вечер с ними работал.

— Удачно? — поинтересовался я.

— Одному Богу известно, — вздохнул Винсент. — Но, на мой взгляд, единственный прогресс достигнут по вопросу, какому отделу поручено вести расследование.

— Убийств? — предположил я. Голос Винсента сделался суше.

— Да. Признаюсь, это большая победа разума и житейской логики.

— Год выборов, — пояснил я. — Городское руководство погрязло в политике. Ничего, когда начнете общаться с реальными сотрудниками полиции, все будет в порядке. В каждом отделе работают неплохие люди.

— Очень хорошо, — без особого энтузиазма отозвался Винсент.

— Если я нащупаю что-то конкретное, хотите ли вы, чтобы я обратился в полицию? — спросил я.

— Я бы предпочел, чтобы вы прежде связались со мной, — сказал Винсент. — Я до сих пор не решил, насколько можно доверять местной полиции. Никак не могу отделаться от мысли, что похитители именно поэтому и направились сюда: потому, что в какой-то степени связаны с кем-то из городских властей. Мне бы хотелось побольше времени, чтобы разобраться, кому здесь у вас можно доверять.

Я нахмурился: мне вспомнились напавшие на меня прихвостни Марконе. За чикагской полицией еще со времен печально известного Сухого Закона устойчиво держалась репутация коррумпированной. В наши дни эта репутация скорее незаслуженна, и все же люди остаются людьми, а людям порой трудно устоять перед заманчивым предложением. Марконе уже демонстрировал способность получать предназначенную лишь для внутреннего полицейского пользования информацию, причем с огорчительной оперативностью.

— Может, вы и правы. Ладно, я проверю свои сведения и свяжусь с вами. Думаю, это вряд ли займет больше двух или трех часов.

— Очень хорошо. Спасибо, мистер Дрезден. Что-нибудь еще?

— Угу, — сказал я. — Мне стоило бы сообразить это еще вчера вечером. У вас имеются фрагменты Плащаницы?

— Фрагменты? — переспросил Винсент.

— Частицы ткани. Я знаю, в семидесятых такие образцы неоднократно подвергали анализу. У вас имеется доступ к подобным образцам?

— Вполне возможно. А что?

Я вовремя спохватился, вспомнив, что Винсент, похоже, не слишком склонен верить в сверхъестественное, поэтому не стал говорить ему, что хочу попробовать найти Плащаницу с помощью тауматургии.

— Для более верной идентификации, когда я найду ее. Не хочу, чтобы меня водили за нос с помощью фальшивки.

— Ну конечно. Я позвоню, — пообещал Винсент, — мне доставят их «Федерал-экспрессом». Спасибо, мистер Дрезден.

Я попрощался, положил трубку и с минуту смотрел на телефон. Потом сделал глубокий вдох и набрал номер Майкла. Небо только начинало окрашиваться утренней зарей, но в трубке успел послышаться только один гудок, а сразу за ним женский голос произнес:

— Алло?

Этого-то я и боялся больше огня.

— О… Э… Доброе утро, Черити. Это Гарри Дрезден.

— Привет! — радостно откликнулся голос. — Только это не Черити.

Что ж, может, я боялся и зря.

— Молли? — спросил я. — Ба, да у тебя теперь совсем взрослый голос.

Она рассмеялась:

— Ну да, тут заглядывала фея, от которой увеличивается грудь, и все такое. Хотите поговорить с мамой?

Кое-кому может показаться заслуживающим внимания то, что мне потребовалась пара секунд, чтобы понять: насчет феи это она не серьезно. Черт, иногда я терпеть не могу специфики моего ремесла.

— Э… ну… А папы что, дома нет?

— Значит, вы не хотите поговорить с мамой? Заметано, — сказала она. — Он работает в пристройке. Сейчас позову.

Она положила трубку на стол, и я услышал удаляющиеся шаги. На заднем плане играла музыка: хор детских голосов. Еще я услышал звон столовых приборов, негромкий разговор. Потом что-то зашуршало, и послышался стук, словно трубка на том конце провода упала на пол. А потом я услышал тяжелое, чуть прерывистое дыхание.

— Гарри, — выдохнул другой голос. Должно быть, говоривший находился в той же комнате. Голос почти не отличался от Молли, только радости в нем было заметно меньше. — Нет, нет, лапочка, не играй с телефоном. Дай мне трубку, пожалуйста. — В трубке стукнуло еще несколько раз, потом женский голос произнес: — Спасибо, милый, — и уже в трубку: — Алло? Кто-то хотел говорить?

Мгновение я боролся с искушением промолчать или, может, имитировать голос оператора, но удержался. Я не хотел, чтобы меня заподозрили в слабости. Я ни на мгновение не сомневался в том, что Черити почует страх — даже по телефону. А страх провоцирует нападение.

— Привет, Черити. Это Гарри Дрезден. Я хотел поговорить с Майклом.

Последовало секундное молчание, на протяжении которого я явственно представил себе, как недобро сощуриваются глаза Майкловой жены.

— Я так и знала, что это неизбежно, — сказала она. — Разумеется, если уж случается ситуация, требующая вмешательства всех троих рыцарей, вы не можете не выползти из той дыры, в которой живете, где бы там она ни находилась.

— Ну, вообще-то мой звонок с этим не связан.

— Ну да, конечно. Ваш идиотизм всегда проявляется в самое неподходящее время, в самом неподходящем месте.

— Полноте, Черити, это же несправедливо.

— Нет? — От нарастающего гнева голос ее сделался если не громче, то яснее и звонче. — В единственные дни за весь последний год, когда Майклу надо сосредоточиться на своем долге, вы обязательно выныриваете, чтобы отвлекать его.