Но я не тронулся с места. Красота может быть и опасна. Огонь тоже прекрасен, но он, если обращаться с ним неосторожно, может обжечь, а может и убить. Я смотрел на ее красоту, и ощущал исходящее от нее тепло, и сдерживался, чтобы не тянуться к ней.

— Я не очарователен, — сказал я. — Я такой, какой есть. Я далек от идеала, но это я. Я не заключаю с тобой никаких сделок.

Ласкиэль с задумчивым выражением кивнула.

— Ты часто погорал, заключая сделки в прошлом, и ты не желаешь повторить этого еще раз. Ты боишься договариваться со мной или со мной подобными — и у тебя есть на то основания. Я сомневаюсь, питала ли бы я и дальше уважение к тебе, прими ты мое предложение ценой потери лица — при том, что я делаю его искренне.

— Ха. И как это меня не сокрушило под весом твоего уважения.

Она от души рассмеялась.

— Я восхищена твоей волей. Я и сама упрямое создание, и мне кажется, наш союз мог бы выйти крепким, если со временем до этого все-таки дойдет.

— Этого не случится, — отрезал я. — Я хочу, чтобы ты ушла.

— Устал от моего общества?

— Типа того.

Она склонила голову.

— Как тебе угодно, мой хозяин. Но я желаю, чтобы ты хотя бы обдумал мое предложение. Если ты захочешь побеседовать со мной еще раз, тебе достаточно просто позвать меня по имени.

— Не позову, — заверил я ее.

— Как тебе угодно, — сказала она.

А потом она ушла, и в пещере сразу стало темно и одиноко. Я перевел дух и вернулся к своим обычным, одиноким снам.

Я слишком устал, чтобы помнить, была ли хоть в одном из них горячая ванна.

Я спал крепко и проснулся, когда солнце давно уже встало. Я услышал незнакомые голоса и, прислушавшись, понял по интонациям и звучанию, что это говорит радио. Я встал и обтерся мокрым полотенцем в ванной. Конечно, это было не так приятно, как горячая ванна, и даже не так, как душ, но мне ужасно лень было совать свою больную ногу в пластиковый мешок для мусора и туго перетягивать его веревкой или пластырем, чтобы не намочить бинты.

Одежды своей я не нашел, поэтому вывалился из спальни босиком и в мятых штанах. Большую часть штанины у меня срезали накануне в больнице, а остаток растрепался рваной бахромой. У зеркала в коридоре я задержался и полюбовался на свое отражение.

Я выглядел шуткой. Неудачной шуткой.

— …загадочное отключение электроэнергии продолжается, — говорил диктор. — Собственно, трудно предсказать, как долго еще мы сможем продолжать передачу, как невозможно определить, сколько людей ее сейчас слышат. Аккумуляторы работают ненадежно, аварийные дизель-генераторы в городе по непонятной причине выходят из строя, да и остальные двигатели внутреннего сгорания, включая автомобильные, ведут себя непредсказуемо. Телефонная сеть работает с перебоями, а сотовые телефоны фактически бесполезны. Аэропорт О’Хара, как вы, наверное, и сами догадались, полностью закрыт, и это вносит сумятицу в расписание рейсов по всей стране.

Томас стоял на кухне у газовой плиты. Он жарил оладьи и слушал старенький Мёрфин транзисторный приемник, стоявший рядом на тумбочке. Он кивнул мне, приложил палец к губам и выразительно покосился на радио. Я кивнул, скрестил руки на груди и, прислонившись к дверному косяку, принялся слушать продолжение выпуска новостей.

— Официальные власти воздерживаются от комментариев по поводу происходящего, хотя администрация мэра опубликовала заявление, в котором в качестве причины аномальных событий называется повышенная солнечная активность.

Томас фыркнул.

Диктор продолжал болтать.

— Это объяснение не вызывает особого доверия, поскольку в пригородах южнее Джолье все городские сети функционируют нормально. Остальные источники выдвигают самые различные предположения от масштабного розыгрыша на Хэллоуин и до взрыва какого-то электромагнитного устройства, импульс которого нарушил работу городских энергосистем. По последним сообщениям пресс-конференция по этому вопросу назначена на вторую половину дня. Мы будем оставаться в эфире до окончания нынешнего кризиса, чтобы держать вас в курсе собы…

Голос диктора прервался треском атмосферных разрядов. Томас протянул руку и выключил радио.

— Двадцать минут уже слушаю, — сообщил он. — Чистый сигнал шел дай Бог, чтобы пять минут из них.

Я хмыкнул.

— Ты понимаешь, что происходит?

— Возможно, — кивнул я. — Где Баттерс.

Томас мотнул головой в сторону задней двери.

— Пошел прогулять Мыша.

Я сел на табуретку у маленького кухонного стола, чтобы снять вес с больной ноги.

— Сегодня будет еще хлопотнее, — сказал я.

Томас перевернул оладью на сковородке.

— Все те же наследники Кеммлера?

— Угу, — подтвердил я. — И если Мэб права насчет того, что они собираются сделать, кому-то необходимо остановить их до полуночи.

— Почему?

— Потому что после этого я вообще не уверен, что их возможно будет остановить.

Брат кивнул.

— Думаешь, сможешь одолеть их?

— Они бьются друг с другом, — сказал я. — Они больше боятся своего же брата-некроманта, чем меня.

— Гм, — хмыкнул Томас. — Но ты думаешь, ты справишься с ними?

— Нет?

— Тогда то, о чем ты говоришь, чувак, не героизм даже. Это просто самоубийство.

Я покачал головой.

— Мне не обязательно убивать их. Мне нужно только остановить их. Если я сыграю все правильно, мне вообще не нужно будет ни с кем драться.

Томас перевернул другую оладью. Поджаренная сторона вышла идеального, светло-коричневого цвета.

— И как ты собираешься это проделать?

— Для того, чтобы у них выгорели все их игры в бога, им необходимы две вещи, — сказал я. — Эрлкинг и знания «Слова Кеммлера». Если я лишу их и того, и другого, весь бум-тарарам отменяется.

— Ты разгадал эти цифры?

— Нет.

— Тогда… что? Ты собираешься напасть на Эрлкинга, чтобы не дать ему показаться?

Я мотнул головой.

— Из того, что рассказала Мэб, у меня сложилось впечатление, что Эрлкинг выступает в той же весовой категории, что она.

— А она крутая? — спросил Томас.

— Круче некуда.

— Значит, убить Эрлкинга ты не можешь. Тогда что?

— Я сам призову его.

Он удивленно выгнул бровь.

— Послушай, каким бы он там ни был могущественным, он не может находиться в двух местах одновременно. Если я призову его и, типа, займу чем-нибудь, наследники не смогут призвать его на свою церемонию.

Он кивнул.

— И как ты собираешься призывать его?

— Книга, — ответил я. — Наверняка это одна из песен или стихов. Где-то среди них прячется заклинание, имеющее привлечь внимание Эрлкинга.

— Но книги у тебя больше нет, — заметил Томас.

— Угу, — кивнул я. — Над этой загогулиной я еще не поработал.

Томас кивнул, выскреб со дна миски остаток теста и плюхнул его на сковородку.

— Даже если тебе удастся придумать, как призывать Эрлкинга, тебе не кажется, что он может быть, того, типа, опасен?

— Возможно. Но ко мне он безразличен. А значит, не так опасен, как любой из наследников — тот, заделавшись богом, наверняка решит расквитаться со мной за некоторые доставленные неприятности, — я пожал плечами. — И потом, в этом случае единственный, кому будет грозить опасность — это я.

— А вот и нет, — возразил Томас. — Я буду с тобой.

Почему-то я не сомневался в том, что он скажет что-нибудь в этом роде. И все равно мне было приятно слышать это. Конечно, Томас — штучка с ручкой, и он далеко не всегда самый приятный человек в мире — и все же он мой брат. Он меня не бросит.

Тем труднее для меня было произнести следующие слова.

— Тебе нельзя, — сказал я.

Выражение лица его разом сделалось нейтральным.

— Из-за Мавры?

— Нет, — мотнул головой я. — Потому, что я собираюсь задействовать Белый Совет, — Томас уронил лопатку на пол. — Придется, — объяснил я. — В прошлый раз, чтобы одолеть Кеммлера и его учеников, им пришлось собрать всех Стражей. Возможно, мне не удастся предотвратить появление Эрлкинга. Если это случится, кто-то должен напрямую помешать наследникам. Я этого не могу. А Стражи могут. Только и всего.