Я просыпался утром и обнаруживал, что Сарисса уже ждёт меня, сохраняя вежливую и профессиональную дистанцию между нами. Хотя она помогала мне удовлетворять потребности ослабленного организма, что было на редкость благородно, но никогда не говорила о себе. С какого-то момента Мэб начинала пытаться убить меня всё более неожиданными и изобретательными способами.

В видео, крутившемся моей голове, мелькали кадры, как я снова ем свой ужин — а затем, стоит мне закончить, гигантскую кровать охватывает пламя. Я неуклюже пытаюсь его сбить и отползти в сторону, прежде чем поджарюсь. Затем, очевидно, на следующий день, Сарисса помогает мне идти в ванную и обратно. Как только я вновь расслабляюсь в постели, ядовитая змея, долбаная индийская кобра, падает с балдахина кровати на мои плечи. Я кричу, как девчонка, и скидываю её на пол. На следующий день я одеваюсь с помощью Сариссы, путаясь в новой одежде — вдруг из неё выбегает небольшой рой жалящих муравьев и набрасывается на мою плоть, я буквально срываю с себя одежду.

И дальше в том же духе. Сарисса и я на доходящих высотой до пояса параллельных брусьях, мои попытки вспомнить, как удержать равновесие, прерывает волна цунами из красноглазых крыс, которые вынудили нас запрыгнуть на брусья, чтобы ноги не отгрызли. Сарисса отправляет меня на скамью для жима лёжа, а затем Мэб приносит большой старый пожарный топор, пронёсшийся со свистом над моей головой в конце третьего комплекса упражнений, так что мне приходится защищаться дурацким грифом штанги. Я плетусь в горячий душ, дверь тут же захлопывается, и кабинка начинает наполняться водой. В которой плещутся грёбаные пираньи.

И так далее, и так далее. Семьдесят семь дней. Семьдесят семь покушений на убийство. Используйте ваше воображение. У Мэб с этим чертовски хорошо. Был даже тикающий крокодил.

Я только что притащился из небольшого тренажёрного зала, после того как намотал около четырех миль вверх и не знаю, сколько миль вперёд на эллиптическом тренажёре. Я был весь потный, обессиленный, мечтая лишь принять душ и завалиться спать. Открыл дверь в свои апартаменты, и Мэб тут же открыла огонь из долбаного дробовика.

У меня не было времени на раздумья или прикидки, прежде чем она нажала на спуск. Всё, что я мог — это реагировать. Я отшатнулся и швырнул свою волю в воздух предо мной, соединив её в барьер из чистой энергии. Ружьё оглушительно рявкнуло в замкнутом пространстве. Крупная дробь ударилась о барьер и отскочила, разлетаясь повсюду, падая с хлопками и звоном. Я плюхнулся на пол, держа барьер, а Мэб двинулась вперёд — глаза её сверкали всеми оттенками опала, дикими, экстатичными и неуместными, в противоположность её обычному спокойному выражению лица.

Это был один из тех дробовиков русской разработки с большим барабанным магазином, и она опустошила весь его в меня, целясь в лицо.

В секунду, когда ружьё сделало «щёлк» вместо «бум», я бросился в сторону в быстром перекате как раз вовремя, чтобы избежать наскока серебристо-серого малка — котообразного существа размером с рысь с жуткими когтями и силой небольшого медведя. Он приземлился там, где чуть раньше была моя голова, и его когти выбили крошку из каменного пола.

Я пнул малка пяткой и послал его в полёт через весь зал в каменную стену. Он ударился об неё с протестующим воем. Я вернул своё внимание обратно к Мэб как раз когда она уронила один магазин на пол и выудила второй.

Прежде чем она успела вставить его в оружие, я рубанул по воздуху рукой и проорал:

— Forzare!

Невидимая сила, хлестнув, вырвала обойму и дробовик из её рук.

Я сделал дёрганое движение, и отскочивший дробовик внезапно выстрелил в пустое пространство между нами. Я ухватил его за ствол (который был чертовски горячим) в момент, когда малк очухался и прыгнул на меня снова. Держа ружьё двумя руками, я взмахнул и обрушил его малку на череп, достаточно сильно, чтобы сбить того на пол и оставить лежать без сознания.

Мэб издала радостный, серебристый смех и захлопала в ладоши, как маленькая девочка, которой только что сказали, что она получит пони.

— Да! — сказала она. — Прекрасно. Жестоко, зло и прекрасно.

Я держал ружьё, покуда оглушённый малк не пришёл в себя и не принялся угрюмо красться прочь, и лишь когда он скрылся из виду за углом, я снова повернулся лицом к Мэб.

— Это начинает надоедать, — сказал я. — Неужели вам больше нечем заняться, кроме как играть со мной в сто одну смертельную ловушку?

— Разумеется, есть, — ответила она. — Но что есть игры, как не подготовка к грядущим испытаниям?

Я закатил глаза.

— Развлечение? — предположил я.

Радость ушла с её лица, сменившись обычным ледяным спокойствием. Это была жуткая трансформация, и я понадеялся, что не спровоцировал её своей хитрожопостью.

— Развлечение начинается, когда игры заканчиваются, мой Рыцарь.

Я нахмурился.

— Что это должно означать?

— Это значит, что наряды ожидают тебя в твоих покоях, и ты должен облачиться для вечера, — она повернулась, чтобы выйти вслед за малком, и её одеяние прошелестело по каменному полу. — Сегодня вечером, мой чародей, предстоит… развлечение.

Вернувшись в свою комнату, я нашёл ожидающую меня одежду: смокинг в тёмно-серебряных и жемчужных тонах. В первом из двух бумажных свёртков оказалась пара запонок, украшенных драгоценностями, чересчур голубыми и блестящими для сапфиров.

Во втором оказался амулет моей матери.

Это была обычная серебряная пентаграмма: помятая пятиконечная звезда, заключённая в круг, на простой серебряной цепочке. В центре находился небольшой красный камень, вырезанный по размеру. Когда-то я приклеил его сюда термоклеем. По всей видимости, Мэб отправила амулет настоящему ювелиру, чтобы надёжно закрепить камень. Я осторожно прикоснулся к нему и сразу почувствовал энергию — парапсихологический дневник путешествий моей покойной матери.

Я надел амулет на шею и почувствовал внезапное, глубокое чувство облегчения. Мне казалось, что он пропал, когда моё продырявленное пулей тело упало в воды озера Мичиган. Я немного постоял, прижимая его рукой к себе, ощущая при этом только приятное давление металла под ладонью.

Затем оделся в смокинг и полюбовался на себя в зеркало размером с бильярдный стол.

— Просто жиголо, — фальшиво пропел я, пытаясь развеселиться. — Куда бы я ни пошёл. Люди догадаются, что за роль я играю.

Парень, смотрящий на меня из зеркала, выглядел грубым и безжалостным. Скулы резко выделялись. Я потерял много веса, пока был в состоянии, аналогичном коме, а за время реабилитации нарастил только сухие мышцы. Жилы проступали под кожей. Мои каштановые волосы свисали ниже подбородка, чистые, но лохматые. Я не собирался подстригать их или требовать парикмахера. Я уяснил, что с помощью магии можно сделать гадость, если достать прядь волос, так что решил их не трогать. Хотя предпочёл избавиться от бороды. Борода отрастает быстро, но если бреешься каждый день, за это время щетина не вырастет достаточно, чтобы можно было использовать её против вас — и то, что остаётся после бритья, в любом случае слишком мелкое, чтобы создать приличный канал связи.

С длинными волосами я выглядел ещё более похожим на брата. Надо же. Длинное, худое лицо, тёмные глаза, под левым — вертикальная линия шрама. Кожа стала совсем бледной. Я не видел солнца в течение нескольких месяцев. Многих месяцев.

Пока я разглядывал себя, песенка стихла. У меня просто мужества не хватило продолжать. Я закрыл глаза.

— Что, чёрт возьми, ты делаешь, Дрезден? — прошептал я. — Тебя держат взаперти, как какую-нибудь зверушку. Как будто ты ей принадлежишь.

— Разве нет? — рявкнул голос малка.

Я не упоминал? Эти твари умеют говорить. Они не слишком разборчиво произносят слова, и от нечеловеческих звуков этой речи у меня волосы на спине и затылке встают дыбом, но они говорят.

Я повернулся, снова подняв руку в оборонительном жесте, но не стоило беспокоиться. Малк, которого я вряд ли видел раньше, сидел на полу моего жилища, сразу за дверью. Его слишком длинный хвост был обёрнут вокруг передних лап и закинут на спину. Это был огромный представитель породы, весом восемьдесят или девяносто фунтов и размером с молодого самца горного льва. За исключением белого пятна на груди его мех был угольно-чёрного цвета.