Монитор был включен, и в его отражении на стекле единственного в комнате окна я разглядел, что экран был поделен где-то на дюжину секций, в каждой из которых проигрывался свой порнофильм.

На столе, напротив монитора, расположился человеческий череп, слабые оранжевые огоньки танцевали у него в глазницах. И хотя у него не было никакой возможности внешне выражать эмоции, создавалось впечатление, что он счастлив.

Я был в комнате всего пару секунд, когда компьютер издал страшный треск, закашлял мелкими клубами дыма, и экран погас. Я поморщился. Это было из-за меня. Технологии и чародеи просто несовместимы, причём, чем новее техника, тем быстрее она ломается — особенно электроника. У Баттерса была теория, что это некое чародейское электромагнитное излучение, но я не собирался носить шляпу из фольги даже ради науки.

Череп издал разочарованный звук, его глаза-огоньки недоумённо замерцали, оглядывая комнату, затем их взгляд упал на меня.

— Гарри! — воскликнул он. Он не двигал челюстью, слова сами вылетали из него. — Адские колокола, ты что, вернулся из мёртвых?

— Из почти мёртвых, — ответил я. — Да и ты, как я погляжу, выбрался с Омаха-бич?

— Шутишь? — воскликнул Боб. — Как только ты миновал Переход, я сбежал как трусливый заяц и спрятался в норку!

— Ты мог снова поглотить того ублюдка, — заметил я.

— Накой мне это сдалось? — хмыкнул Боб. — Когда же мы обоснуем новую лабораторию? И будет ли у меня широкополосная сеть? — его глазницы жадно замерцали. — Мне нужен интернет, Гарри.

— Это же компьютерная заморочка?

— Лошара… — пробормотал Боб-Череп.

По сути, Боб не был обычным черепом. Он был духом воздуха, интеллекта и всего такого, что присуще именно этим созданиям. Череп был сосудом, который Боб занял, что-то вроде бутылки для джинна. Он работал помощником и советчиком для волшебников со времен эпохи арбалетов, и по теме азов магической теории успел забыть больше, чем я знал сейчас. Он был моим помощником и другом с тех самых пор, как я поселился в Чикаго.

И я не понимал, как сильно я соскучился по этому сумасшедшему маленькому извращенцу, пока не услышал его голос.

— Когда приступим к работе? — энергично спросил Боб.

— Я уже работаю, — ответил я. — Есть разговор.

— Считай, что я навострил уши. За исключением самих ушей. — Боб мигнул. — Принарядился в смокинг?

— Ага.

— Только не говори, что ты женился.

— Я не женился, — ответил я. — Несмотря на все странные и жуткие вещи, что творила со мной Мэб. Раз в день на протяжении трёх месяцев она пробовала убить меня различными способами.

— Это в её духе, — сказал Боб. — И как ты от неё избавился?

— Э-э-э…

— Ой. Э-э-э… так. Может, тебе уже пора?

— Успокойся, — сказал я. — Знаю, что у тебя с Мэб свои проблемы, но я сейчас один.

— Ага. И это как раз то, что меня напрягает.

Я нахмурился.

— Ой, да ладно. Сколько лет мы уже знакомы?

— Гарри… Ты наёмный убийца королевы Мэб.

— Ага, но я пришёл не тебя убивать, — пояснил я.

— А вдруг ты врёшь, — парировал Боб. — Сидхе не умеют лгать, а ты умеешь.

— Адские колокола, я не вру.

— А почём мне знать?

— Тогда почему я до сих пор тебя не убил? — нахмурившись, я посмотрел на него. — Погоди минутку… Ты же меня отвлекаешь?

— Отвлекаю тебя? — жизнерадостно спросил Боб. — От чего же?

Не было никакого предупреждения. Вообще ничего. Дверь в спальню Баттерса внезапно взорвалась, заполняя пространство комнаты летящими щепками дешёвой фанеры. Почти сразу же в мою спину врезалась ракета из мускулистой плоти, вынуждая мою грудь прогнуться вперёд, а голову откинуться назад. Позвоночник затрещал, как рулетка в казино, и я почувствовал, что тяжело падаю на пол.

Кто-то увесистый, рычащий и ужасно сильный взгромоздился на мою спину, и я почувствовал, как меня берут в капкан чьи-то острые когти и зубы.

По всей видимости, мой лимит удачи на сегодняшний вечер исчерпался на парнишке, пропустившем меня в дом.

Когти раскромсали смокинг и начали рвать мою спину, ягодицы и бёдра. Досталось бы и моей шее, но я не дал такой возможности — успел закинуть назад руки и сцепить их в замок, молясь о том, чтобы не лишиться пальцев. Пришла боль, острая и горячая, но когти не делали глубоких ран, какие имели бы место, если бы нападавший был вампиром или малком. Я лишь надеялся, что повреждения не будут слишком серьёзными, иначе борьба не продолжится долго из-за кровопотери.

Какая-то часть моего мозга анализировала и воспринимала эти факты отрешённо и рационально.

Остальные мои части долбанулись на почве ярости.

Я опустил одну руку вниз для упора и выбросил локоть другой назад в резком ударе, попав во что-то мягкое, взвизгнувшее от неожиданности. Зубы исчезли, а удары когтей замедлились. Я перекатился, используя для толчка всё ту же руку, и сбросил со своей спины волка размером с датского дога. Тот протаранил один из компьютерных столов пушечным снарядом, расшвыривая вокруг себя сломанные части оборудования.

Я вскочил на ноги, схватил компьютерный стул и замахнулся им. К тому моменту, когда волк с тёмно-рыжей шерстью поднялся на ноги, стул уже со свистом рассекал воздух, а я рычал от неконтролируемой ярости.

Только в самую последнюю секунду, сквозь гнев я всё-таки узнал своего противника и сместил угол атаки. Стул разлетелся на части, ударившись об пол перед самым носом волка, усеяв обломками металла и пластика всю комнату.

Волк отшатнулся от разлетающихся кусков и уставился прямо мне в глаза. Он застыл в состоянии чистого шока, а через несколько секунд волк исчез, стремительно принимая облик рыжеволосой обнажённой девушки с впечатляющими формами. Она посмотрела на меня, с трудом переводя дыхание, с гримасой боли на лице, а потом прошептала:

— Гарри?

— Энди, — сказал я, распрямляясь и пытаясь заставить тело расслабиться. На выходе вместо слова получилось какое-то рычание. Адреналин всё еще кипел в моих руках и ногах, и больше всего на свете сейчас я хотел ударить кого-нибудь в лицо. Кого угодно. Совершенно неважно, кого именно.

И это было неправильно.

— Энди, — сказал я, заставляя себя говорить тихо и спокойно. — Какого чёрта ты здесь делаешь?

— Я? — она тяжело дышала. — Это не я умерла.

«Ещё не вечер», — подумала моя разъярённая часть, но я подавил её голос.

— Слухи, сплетни, преувеличения, — произнёс я, наконец. — И у меня нет времени болтать об этом.

Я повернулся к Бобу, который всё ещё лежал на полке, и услышал, как позади меня Энди открывает ящик стола. Звук, который издает нечто автоматическое, когда передёргивается затвор и патрон досылается в ствол, весьма специфический — и может привлечь внимание так же сильно, как если бы кто-то заорал прямо в ухо.

— И думать не смей трогать череп, — сдавленно и с болью в голосе простонала Энди, — или я вгоню в тебя пулю.

Я замер. Моим первым импульсом было желание устлать комнату замороженными кусочками Энди, но какого чёрта? Это был мой гнев, который бурлил во мне холодными волнами, побуждал меня к действию, к насилию. Не поймите меня превратно, это не похоже на меня, у меня точно есть аллергия к подобным порывам, я всегда хорошо справлялся с обузданием своего темперамента. Я не чувствовал себя так с тех самых пор, когда чуть было не был казнен Белым Советом.

Я повторил то, чему когда-то научился. Я закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, напоминая себе, что гнев — это всего лишь гнев, чувство, как ощущение горячего или холодного. Сам по себе он не повод для действий. Скорее — повод для размышлений.

Старые уроки помогли, и я вынес ярость за рамки своего сознания. Я медленно развёл руки в стороны так, чтобы они были хорошо видны. Затем развернулся к Энди. Она стояла с пистолетом в руке в боевой стойке, и было сразу понятно, что её научили знающие люди.