Мистер побродил вокруг меня; рокочущее мурлыканье его успокаивало и ободряло разом. Потом я услышал, как котяра запрыгнул на рабочий стол, а с него — на одну из полок. Его пушистая тень нависла над светлеющим в темноте пятном черепа. Оранжевый свет вытек из кошачьей пасти и втянулся в глазницы черепа, который незамедлительно повернулся ко мне.

— Гарри, — негромко, серьезно окликнул меня Боб. — Гарри, ты меня слышишь?

Не переставая дрожать, я поднял голову — я был отчаянно рад слышать знакомый голос.

— Гарри, — все так же тихо произнес Боб. — Я видел это, Гарри. Мне кажется, я знаю, что охотится на Малона и остальных. Мне кажется, я знаю, как оно это делает. Я пытался помочь тебе, но ты не просыпался.

Мысли мои в замешательстве роились в голове.

— Что? — тупо спросил я. Даже это слово вырвалось у меня жалким всхлипом. — О чем это ты?

— Извини, Гарри, — череп помолчал, и хотя выражение его костяной физиономии не изменилось, он почему-то показался мне всерьез встревоженным. — Мне кажется, я знаю, что именно только что пыталось пожрать тебя.

— Пожрать меня? — прошептал я. — Я… я не понимаю.

— Эта тварь, за которой ты охотишься — так мне кажется. Кошмар. Мне кажется, она была здесь.

— Кошмар, — повторил я. Потом устало опустил голову и закрыл глаза. — Боб, я не могу… что-то мысли путаются. Что вообще происходит?

— Ну, в общем, так: ты пришел часов пять назад, в стельку обдолбанный вампирской слюной — все время лопотал как безумный. Кажется, ты не понимал даже, что в Мистере сижу я. Ты это хоть помнишь?

— Угу… немного.

— Что случилось?

Я поведал Бобу свои приключения с Кайли и Келли. Поговорив, я почувствовал себя лучше: голова перестала кружиться, да и мутило меньше. Сердце потихоньку замедляло биение — во всяком случае, пульс у меня теперь был уже помедленнее, чем у загнанного кролика.

— Зловещая история, — заметил Боб. — Должно быть, это для них чертовски важно, если они рискнули провернуть это вот так, при солнечном свете. Даже в специально оборудованном автобусе.

— Это я и сам понимаю, Боб, — сказал я и провел рукой по лицу.

— Тебе получше?

— Ну… пожалуй, да.

— По потусторонним меркам тебя потрошили от души. Хорошо еще, ты начал кричать. Я прибежал как мог быстрее, но ты никак не хотел просыпаться. Я думаю, это все яд.

Я уселся, скрестив ноги; из круга я, правда, не вылезал.

— Я помню, мне приснился сон. Бог мой, ну и ужас, — все внутри меня снова сжалось при одном только воспоминании, и я снова задрожал. — Я пытался изменить его, но не был готов к такому. У меня ничего не вышло.

— Сон, — задумчиво повторил Боб. — Да, все сходится.

— Сходится? — переспросил я.

— Еще как, — подтвердил Боб.

Я тряхнул головой, уперся локтями в колени и устало опустил голову на руки. Вся эта история достала меня по самое по это. Пусть кто-нибудь другой разбирается. А мне лучше уехать.

— Значит, на меня набросился дух?

— Ага.

Я покачал головой.

— Бессмыслица какая-то выходит. И как он все-таки миновал порог?

— Не настолько уж твой порог такой неприступный, мистер Холостяк.

Я набрался храбрости сурово набычиться.

— Ну, не порог, так обереги. Я заговорил все окна и двери от непрошеного вторжения. И зеркал, которые он мог бы использовать для этого, в доме тоже нет.

Если бы у Боба имелись руки, он наверняка потирал бы их сейчас.

— Вот именно, — воскликнул он. — Вот именно!

Мой желудок снова сжался, а руки задрожали так сильно, что мне пришлось сцепить пальцы. Я ощущал себя забившимся в угол, ревущим как малое дитя, забыв об остатках достоинства. Больше всего мне хотелось залезть в какую-нибудь узкую щель и закупорить за собой вход. Я судорожно сглотнул.

— Он… он никак не мог добраться до меня, если ты это хочешь сказать. Он никак не мог пересечь установленные мной границы.

Боб кивнул; глаза его возбужденно горели.

— Вот именно. Ты сам к нему вышел.

— Пока спал, что ли?

— Да, да, да! — захлебнулся Боб. — Теперь-то все сходится — да ты что, сам не видишь?

— Не совсем.

— Сны, — пояснил череп. — Когда смертные видят сны, могут происходить самые странные вещи. А когда что-то снится чародею, все может быть еще причудливее. Порой сны могут оказаться настолько интенсивными, что создают свой собственный мир — маленький, временный, но все-таки мир. Этакий пузырь в Небывальщине. Помнишь, ты сам говорил мне, что призрак Агаты Хэгглторн был достаточно силен, чтобы обладать собственными владениями в Небывальщине.

— Угу. Он напоминал старый Чикаго.

— Так вот, люди иногда тоже способны на такое.

— Но я ведь не призрак, Боб.

— Нет, — согласился он. — Ты не призрак. Но в тебе все готово к тому, чтобы из тебя получился призрак — не хватает только подходящих обстоятельств. Не забывай, Гарри: призраки — это всего лишь замороженные образы людей, последние впечатления, произведенные личностью, — Боб помолчал, словно колебался, стоит ли ему продолжать. — С людьми всегда больше хлопот, чем с любым другим из тех, с кем имеешь дело По Ту Сторону.

— А я и не замечал, — вздохнул я. — Ладно. Значит, ты говоришь, каждый раз, когда мне что-то снится, это создает мой маленький, типа, арендованный на время мирок в Небывальщине?

— Не каждый раз, — возразил Боб. — Говоря точнее, довольно редко. Подозреваю, что необходимую для этого энергию могут дать только самые яркие сны. Впрочем, при границе, столь непрочной, как в последнее время…

— Большинство людских снов образует пузыри по ту сторону. Должно быть, так они и добрались до бедного Микки Малона. Когда он спал. Его жена говорила, вчера ночью его мучила бессонница. Выходит, эта тварь шаталась у его дома, выжидая, пока он уснет, вот и принялась мочить мелких зверушек, чтобы скоротать время.

— Вполне возможно, — согласился Боб. — Ты свой-то сон помнишь?

Я поежился.

— Да. Я… я его помню.

— Должно быть, Кошмар забрался вместе с тобой.

— Пока мой дух находился в Небывальщине? — спросил я. — Да он бы меня в клочки разорвал.

— Вовсе необязательно, — ухмыльнулся Боб. — Владения твоего духа, помнишь? Пусть даже и временные. Все равно, это означает, что на твоей стороне преимущества хозяина. Не то, чтобы они слишком уж помогали, но все же…

— Ох.

— Ты помнишь какие-нибудь конкретные подробности, какого-нибудь персонажа твоего сна, которые действовали не так, как по-твоему полагалось бы?

— Угу, — буркнул я. Дрожащие руки против воли ощупали живот в поисках отметин от зубов. — Блин-тарарам, еще как помню. Мне снилась та заваруха — ну, двухмесячной давности. Когда мы накрыли Кравоса.

— А, того чернокнижника, — протянул Боб. — О'кей. Это может оказаться важным. И что случилось?

Я сглотнул, сдерживая тошноту.

— М-м. Все пошло не так. Тот демон, которого он вызвал. Он оказался сильнее, чем был в жизни.

— Демон?

Я зажмурился — меня вдруг осенило.

— Боб? Послушай, возможно ли такое, чтобы демон оставил после себя призрака?

— Гм, — задумался Боб. — Сомневаюсь — если только он не погиб там по-настоящему. Я имею в виду, если все не ограничилось простым уничтожением его оболочки.

— Майкл убил его «Амораккиусом», — сказал я.

Череп Боба подпрыгнул.

— Ого, — сказал он. — «Амораккиусом»? Ну, тогда не знаю. Этот меч способен убить и самого демона, не только оболочку. Вся эта основанная на вере магия, вообще, ужасно сильная штука.

— Ладно, пусть так. Значит, мы можем иметь дело с призраком демона, — продолжал я. — Демона, погибшего в момент, когда его накрутили для хорошей драки. Может, поэтому он так… так свиреп.

— Вполне возможно, — жизнерадостно согласился Боб.

Я покачал головой.

— Но это все равно не объясняет эту колючую проволоку, эти заклятия, что мы нашли на всех тех призраках… и людях, — я вцепился в эту загадку с отчаянием утопающего, который не может себе позволить расходовать драгоценные крохи воздуха на крик. Это помогало мне оставаться на плаву.