— Что? — не поняла Сьюзен.

— Нам до Чичен-Ицы три часа, — тихо ответил я. — Мы не доберемся туда до полуночи. — В желудке у меня возникла свинцовая тяжесть, и этим же свинцом как будто нагрузили плечи. Я низко опустил голову, болезненно скривив рот. — Мы опоздали.

— Нет, — яростно возразила Сьюзен. — Нет. Забудь про чертово время по Гринвичу, Гарри. Эти твари проводят свои ритуалы не по часам. Они сверяют время по звездам. Мы знаем время лишь приблизительно. Все может произойти и после полуночи.

«Все могло произойти и за полчаса до полуночи», — подумал я, но говорить этого не стал. Я просто кивнул. Она говорила дело. Ну, не то чтобы все именно так и обстояло, но логика в ее словах все-таки имелась. Я заставил себя игнорировать тихий пораженческий шепот у меня в ушах.

— Верно, — согласился я. — Тогда пошли, на максимальной скорости. Надо вернуться в Святую Марию и забрать оттуда всех остальных.

Сьюзен кивнула.

— Полчаса на дорогу, если пробок не будет.

— И если у тебя машина, — добавил я. — Которой у нас нет.

Губы Сьюзен скривились в недоброй улыбке.

— Нам повезло. Вон целая стоянка, бери любую.

Я отворил Сьюзен входную дверь магазина, следом за ней вышел на тротуар и едва не угодил под колеса изумрудно-зеленого лимузина-стретча. Хвостовые плавники, длинный капот и блестящая хромированная решетка радиатора выдавали в нем изделие экстравагантного периода, последовавшего за окончанием Второй мировой. Заскрежетав тормозами, лимузин остановился, из него выскочил водитель в безукоризненном черном костюме и поспешил к ближайшей от нас дверце. Роста водитель был среднего, худ, юн и достаточно хорош собой, чтобы преуспеть в модельном бизнесе — точнее, настолько, что я мгновенно заподозрил в нем не человека.

Не успел я подумать этого, как вдруг увидел юного нобля из сидхе в его истинном обличии: в изумрудно-зеленом с лиловым отливом мундире и плотно обтягивающих лосинах. Ярко-желтая как солнце шевелюра была заплетена в длинную, ниже пояса косу, и взгляд его кошачьих янтарных глаз пронизывал насквозь. Увидев, как я таращу на него глаза, он отвесил мне шутливый поклон (скорее намек на поклон) и отворил дверцу лимузина.

Из глубины салона на нас неодобрительно смотрела Леанансидхе.

— Ну наконец-то, дитя мое. Какое безумие заставило тебя нанести визит вежливости Охотнику? Он давно уже таил на тебя обиду. Разве ты не знал, что из этого следует?

Сьюзен напряглась и отступила на шаг. Моя крестная заметила это и одарила ее ослепительной улыбкой.

— Не бойся, полудитя. У меня нет причин удерживать тебя — если, конечно, ты сама не пожелаешь посмотреть, к чему это приведет. — Она покосилась на ночное небо, почти неразличимое в отсветах городских огней. — Впрочем, нам в любом случае пришлось бы перенести удовлетворение подобного любопытства на другой раз.

— Крестная, — пробормотал я, продолжая таращить глаза. — Какая у вас… большая машина.

Она отмахнулась.

— Лучшая, чтобы отвезти тебя в Дом Скорбящей Матери, дабы мы выступили на дело, дитя мое. Гленмейл, помоги им, будь так добр. Мы едем наперегонки со временем.

Молодой сидхе галантно пригласил нас в салон лимузина, предложив мне при этом опереться на его руку.

Я насупился (заработав еще один издевательский поклон) и помог сесть в машину Сьюзен. Сам я забрался без посторонней помощи, и очень скоро мы уже сидели на диване лицом против хода, а моя крестная и молодой сидхе выруливали со стоянки на пятьдесят пятое шоссе.

— Просто удивительно, — заявила Леа, неодобрительно глядя на меня. — Вид у тебя не лезет ни в какие рамки приличий.

Я удивленно посмотрел на нее, потом опустил взгляд на себя самого. Ну да, ничего не скажешь. Я весь перемазался гноем, а потом вывалялся в пыли и обломках, из порезанной руки еще шла кровь, что не улучшало моего внешнего вида. От джинсов осталось грустное воспоминание, футболка не подлежала восстановлению и даже плащ перепачкался как черт знает что. Сьюзен тоже выглядела не лучше.

— Я ведь не на званый обед собираюсь, крестная, — заметил я.

— Это, полагаю, зависит от того, кто победит, — сухо заметила она, осмотрела меня с ног до головы и покачала головой. — Нет. Нет, это никуда не годится. В конце концов, моя королева должна блюсти свою репутацию. Твоя первая работа в должности Зимнего Рыцаря требует внешности, чуть менее… постапокалиптической. — Она смерила критическим взглядом Сьюзен. — Гм-м-м. И твоей сожительнице тоже нельзя срамить ни тебя, ни — через тебя — королеву.

Я поперхнулся.

Сьюзен возмущенно выгнула бровь.

— Его сожительнице?

— Его любовнице, матери его ребенка… Как еще назвать ту, на которой он не женат? Полагаю, дорогая, что слово вполне уместно. — Она небрежно махнула рукой. — Слова… Ля! Посмотрим-ка.

Она задумчиво дотронулась пальцем до кончика носа, глядя на меня. Потом кивнула.

— Начнем с шелков.

Она пробормотала что-то себе под нос, провела рукой у меня над головой, и моя одежда зашевелилась, словно до сих пор меня обволакивал какой-то плоский зверь, только ему не хватало позволения проявить свою сущность. Отвратительное, признаюсь вам, ощущение, и я больно ушибся башкой о крышу лимузина, подпрыгнув от неожиданности.

Держась руками за ушибленную макушку, я испепелил свою крестную взглядом.

— Мне не нужна помощь, — буркнул я.

— Гарри, — сдавленным голосом произнесла Сьюзен. Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.

Я опустил взгляд и обнаружил, что одет с головы до пят в шелка. Футболка превратилась в пышную рубашку из темно-серого шелка, поверх нее красовался довольно-таки длинный черный жилет, расшитый аметистами, зелено-голубыми опалами и крупным жемчугом. Штаны, само собой тоже из шелка, были белые, в обтяжку, а кожаные башмаки чуть не до колен, повторяли цветом рубашку.

Я смотрел на себя. Потом на Сьюзен.

— Ух ты, — выдохнула Сьюзен. — У тебя… У тебя самая настоящая крестная-фея.

— И я никогда не умела баловать, — добавила Леа, глядя на меня с отсутствующим видом. — Нет, не то. — Она снова взмахнула рукой. — Может, еще немного…

Моя одежда снова зашевелилась. Очень странное это было ощущение, странное и назойливое какое-то, и я снова едва не двинулся макушкой о крышу лимузина.

Минут за пять мы сменили с дюжину нарядов. Викторианский сюртук с пальто, с положенными фалдами. От него отказались в пользу другого шелкового наряда, явно вдохновленного стилистикой имперского Китая. К этому времени в проекте принимала уже активное участие и Сьюзен. Они с Леа увлеченно обсуждали один эксперимент за другим, абсолютно игнорируя все до одного слова, исходящие из моего рта. К седьмому переодеванию, если это можно так назвать, я сдался и перестал даже пытаться высказать свою точку зрения на то, как мне одеваться.

Меня наряжали в стиле самых разных мировых культур и исторических эпох. В какой-то момент я не выдержал и потребовал возвращения моего кожаного плаща, но Леа только шикнула на меня и снова повернулась к Сьюзен.

— Какой наряд больше всего достанет эту сучку? — спросила Сьюзен.

Наконец губы Леа растянулись в улыбке.

— Идеально, — заявила она.

Мои одежды зашевелились еще раз, и я обнаружил, что облачен в богато украшенные доспехи западноевропейского рыцаря пятнадцатого века. Они были черные, изобиловали шарнирными сочленениями, с широкими, узорными наплечниками и совершенно уж безумно украшенной — золотая филигрань и все такое — нагрудной пластиной. По виду этой штуковины казалось, что весит она никак не меньше шести сотен фунтов.

— Кортес носил очень похожие доспехи, — пробормотала Леа. Она внимательно посмотрела на мою голову. — Хотя, нужно еще…

Какая-то тяжесть внезапно навалилась мне на голову. Я терпеливо вздохнул, поднял руку и снял конкистадорский шлем, украшенный в духе остальных доспехов. Я положил его на пол лимузина.