— Я тут подумала, — возразила Элейн довольно резко, — что с его стороны было бы на редкость глупо даже пытаться.

Отрезок от машины до входа мы проделали вместе, быстрым шагом. Ноги у Элейн достаточно длинные, чтобы не отставать от меня. Она нацепила на запястья с дюжину медных браслетов, на вид более тяжелых, чем им полагалось бы быть при таких размерах. Когда браслеты оказывались время от времени в глубокой тени, становилось видно, как между ними проскакивают искорки.

На лифте мы, не сговариваясь, не поехали. Я держал наготове свой браслет-оберег, да и посох мой буквально пульсировал от накачанной в него энергии, так что я с трудом удерживал его в руке. Такая концентрация магических энергий может иметь непредсказуемые последствия при взаимодействии с электрооборудованием, и панель управления лифта в этом смысле не исключение.

Дверь на лестницу отпиралась только изнутри, но на такой случай у меня имеется специально разработанное нехитрое заклятие, так что проблемы с этим у нас не возникло. Любой, кто ждал бы нас наверху, следил бы в первую очередь за выходом из лифта. Любому, кто преследовал бы нас, пришлось бы повозиться с запертой дверью, да и подняться по гулкой бетонной лестничной клетке, не производя шума, тоже почти невозможно.

Левой рукой я сжимал лежавший в кармане ветровки револьвер. Магия — клеевая штука, но когда речь идет о жизни или смерти, обычная, материальная технология может оказаться не менее эффективной.

Не могу сказать, чтобы подъем на девятый этаж не заставил меня задыхаться, но все же не так, как случилось бы со мной раньше. Учащенное сердцебиение принесло с собой намек на головную боль — пока еще слабый намек. Блин-тарарам, должно быть, там, в порту, меня двинули сильнее, чем мне казалось. Элейн тоже слегка приустала. Если она и вправду сняла последствия этой моей травмы, значит, она куда опытнее, чем говорит. Подобное исцеление просто так не дается. И еще — она может оказаться куда более хрупкой и уязвимой, чем кажется.

Я отворил пожарный выход с Эббиного этажа, и Элейн первая вышла с лестницы. До середины коридора она шла в полной тишине, чуть разведя в стороны руки, и я понял, что она каким-то образом улавливает все, происходящее вокруг нее. Браслеты на ее руках заискрили чуть сильнее. Значит, это тоже своего рода оборона — только не такая прямолинейная, как моя, отвечающая на силу грубой силой. Очень в ее стиле.

Впрочем, ни гипервосприимчивость, ни грубая сила не потребовались. Элейн подошла к двери и подняла руку постучать, но не успела. Дверь распахнулась, и немного взъерошенная Эбби кивнула нам.

— Вот и славно. Чуть рановато, но славно. Да, заходите, конечно же.

Я сделал шаг вперед, но Элейн жестом остановила меня, глядя куда-то в пространство.

— Сейчас, я проверю. Внутри еще женщина. Две собаки, — она оглянулась на меня и опустила руку. — Одна из них твоя.

— Мыш? — окликнул я.

Пол слегка содрогнулся, и огромный темно-серый пес, осторожно протиснувшись в дверь мимо Эбби, сунулся мордой мне в живот. Я опустился на колени и был немедленно облобызан в лицо.

Я пару раз шлепнул его по загривку, потому как мы мужчины и не разводим нюни. В конце концов, я и так удостоверился в том, что он жив, здоров, и ошейник до сих пор при нем.

— Рад видеть тебя, морда мохнатая.

Следом за Мышом из двери выскочил Тото, напоминавший следующий в кильватере за огромной баржей буксирчик. Он подозрительно зарычал, обнюхал мои ноги, несколько раз чихнул — не иначе, от меня еще сильно пахло дымом и озерной водой — и на этом успокоился, только рыкнул на меня еще раз, чтобы я уж наверняка усвоил урок, вернулся к Эбби и дождался, пока она поднимет его на руки.

Пухлая блондинка погладила его и подняла на меня встревоженный взгляд.

— Что случилось? То есть, после того, как вы ушли? Где вы были, и что с Оливией…

— Давайте зайдем в квартиру, — сказал я, поднимаясь с колен. Мы с Элейн переглянулись и вошли. Мыш шел, продолжая прижиматься ко мне плечом. Я вошел последним и закрыл за собой дверь.

Квартира Эбби оказалась маленькой, скромной, поделенной на аккуратно обставленные рабочие зоны: стол с пишущей машинкой, другой стол со старой швейной машиной, стул перед пюпитром с прислоненной к нему скрипкой (а может, это была виолончель?), маленькая ниша-библиотека с удобным креслом и полками, уставленными любовными романами, а также некоторое подобие алтаря для поклонения каким-то древним божествам, только божества эти оказались здесь, наоборот, детишками с пухлыми личиками и золотыми кудряшками.

В нише-библиотеке сидела Присцилла, и вид она имела осунувшийся и подавленный. На столике рядом с креслом стояла чашка давно остывшего чая, к которому явно никто не притрагивался. Она подняла на меня усталый взгляд.

— Оливия жива и здорова, — тихо сообщил я.

Эбби просияла за секунду до того, как я произнес эти слова. Свернувшийся у нее на руках песик сразу уловил ее настроение и завилял мне хвостом.

— Правда?

— Один мой… знакомый… мы с ним работали раньше… тот мужчина на фотографиях — он собрал женщин, которым грозила смерть от рук киллеров, в убежище. Он узнал, что Оливии грозит опасность, и спрятал ее вместе с несколькими другими.

Несколько долгих секунд Присцилла пристально смотрела на меня.

— Что еще? — спросила она.

Вместо меня ответила Элейн — тихим, но ровным голосом.

— Анна мертва. Там, в гостинице. По всем признакам, самоубийство.

Эбби негромко охнула и села на стул у пюпитра. Тото тревожно заскулил.

— Ч-что? — выдавила из себя она.

Присцилла поежилась и низко наклонила голову.

— Ох, нет. Нет. Анна…

— А теперь, леди, мне нужно знать, — так же тихо продолжал я. — Почему вы не поступили так, как я вам сказал? Почему вы ушли из гостиницы?

— Мы… — начала Эбби, и по щекам ее заструились слезы. — Это все… это…

— Она сказала, — тихо, обреченно как-то сказала Присцилла. — Она сказала, что ей надо идти. Что ей на работу.

Вот сукина дочь. И ведь знал же я…

На этот раз Элейн соображала чуть дольше меня.

— Кто?

— Х-хелен, — всхлипнула Эбби. — Это б-была Хелен.

Я стоял, закипая как чайник, пока Элейн рассказывала Эбби и Присцилле, что произошло.

— Это случилось всего через час после того, как вы ушли, — сказала Эбби. — Кто-то позвонил Хелен на мобильник.

— Мобильник? — встрепенулся я. — Он у нее что, работал?

— Ну, она не настолько способная, чтобы это мешало ей говорить по мобильнику, — сказала Эбби. — Да и все мы, по правде говоря, тоже. Даже мой мобильник почти все время работает.

— Что ж, — хмыкнул я. — Это значит, она не маскируется под дилетанта. Уже лучше, чем ничего.

— Гарри, — произнесла Элейн тихо, но строго. — Пожалуйста, Эбби, продолжайте.

Я заткнулся.

— Ну, ей позвонили, и она вышла говорить в ванную. Я не слышала разговора, но когда она вернулась, она сказала, что ей надо на работу. Что она уходит.

Я удивленно заломил бровь.

— Ну и работа у нее, если она ради нее рискует жизнью.

— Я так и сказала, — подала голос Присцилла. Горечи в ее голосе еще добавилось, если такое вообще возможно. — Это же просто глупость. Я даже не заподозрила ничего такого.

— Анна пыталась с ней спорить, — продолжала Эбби, — но Хелен отказалась остаться. Поэтому Анна попросила нас проводить ее.

— Хелен, конечно, не соглашалась, — сказала Присцилла. — Тогда я подумала, может, ей стыдно показать нам свою работу — ну, какой-нибудь уборщицы в фаст-фуде, или еще чего такого.

— Мы ведь не знали, чем она занимается, — извиняющимся тоном добавила Эбби. — Она не хотела говорить на эту тему, — рука ее бездумно гладила сидевшую у нее на коленях собаку. — Она говорила что-то вроде того, что не хочет посвящать нас в свою прошлую жизнь… в общем, Анна посадила ее в такси и заставила пообещать, что она будет поддерживать связь с нами. Что позвонит, как только окажется в безопасности, с другими людьми.