Лицо его расплылось в широкой улыбке.

— Когда в том возникает нужда, Он делает так, чтобы я оказался в нужном месте.

— Уау, — выдохнул я. — Вы шутите.

— Нет, — ответил он совершенно серьезно. Потом помолчал пару секунд. — Ну, вообще-то, вы так или иначе имели со мной дело каждый вечер на протяжении последних двух недель. Я и подумал, уж не сберечь ли Ему сил на устройство подобных совпадений, вот и приехал сюда сразу, как освободился от работы, — он повернулся, следуя за мной, и мы забрались в «Голубого Жучка» — он через белую дверь, я — через зеленую. Выглядывая в ветровое стекло поверх красной крышки багажника, я вывел свой «Фольксваген» со стоянки, и мы влились в поток.

Вот так вот все и привело нас к битве в палате новорожденных больницы Кук-Каунти.

Надеюсь, вы составили себе представление о том, что я называю нормальным рабочим днем до того, как все летит к чертям собачьим. Так вот, когда я вырулил «Жучка» на магистраль и до отказа выжал педаль газа, у меня снова возникло ощущение, что жизнь моя становится слишком уж бурной.

Мы с Майклом продрались сквозь щель, которую я разорвал в отделяющей Небывальщину от реальности перемычке. Ощущение было — словно выходишь из сауны в офис с кондиционированным воздухом, только перемену эту я чувствовал не кожей. Я ощущал ее мыслями, и эмоциями, и той примитивной, древней частью меня, что хоронилась в глубине мозга. Я стоял в мире, отличавшемся от того, в котором жили мы.

Маленький мешочек — скорее, даже кисет — с антипризрачным порошком в кармане моей ветровки разом сделался ужасно тяжелым, едва не опрокинув меня набок. Я чертыхнулся. Суть антипризрачного порошка заключается в том, что в нем присутствует немного сверхъестественного, что он тяжел и инертен, поэтому при соприкосновении с потусторонней тканью обездвиживает ее. Даже находясь в туго завязанном мешке, он резко нарушал физические законы Небывальщины. Стоило бы мне развязать кисет, и порошок прожег бы отверстие в полу. Поневоле приходилось соблюдать осторожность. Крякнув от натуги, я достал кисет из кармана. По ощущениям он весил фунтов сорок, не меньше.

Майкл нахмурился.

— Знаете, я как-то не успел спросить: из чего сделан этот порошок?

— Обедненный уран, — ответил я. — Во всяком случае, это основной ингредиент. Но, конечно, мне пришлось много чего к нему добавить. Заговоренное железо, базилик, помет…

— Хорошо, хорошо, — поспешно перебил он. — Мне совершенно не обязательно знать подробности, — он отвернулся от меня, крепко сжимая свой тяжелый меч.

Я поудобнее перехватил свои жезл с посохом и стал рядом с ним, оглядываясь.

Эта часть Небывальщины напоминала Чикаго, каким он был в конце девятнадцатого века. Нет, не напоминала, а воспроизводила в точности. Собственно, она отображала отрывочные воспоминания последних лет жизни Агаты Хэгглторн. На части столбов светились лампочки Эдисона, в других фонарях трепетали язычки горящего газа. И те, и другие не освещали почти ничего кроме самих столбов и их ближайшего окружения. Дома громоздились под странными углами друг к другу; отдельные части их просто-напросто отсутствовали. Все — улицы, тротуары, здания — было выполнено из дерева.

— Блин-тарарам, — буркнул я. — Стоит ли удивляться тому, что Чикаго выгорал дотла. Это не город, а настоящий спичечный коробок!

В тенях копошились крысы, но сама улица оставалась пустой. Щель, что вела обратно в наш мир, колыхалась в воздухе рваным пятном, и из нее лился на улицы старого Чикаго стерильный неоновый свет. Воздух вокруг нас пульсировал и искрился по меньшей мере в дюжине мест — это проецировались в Небывальщину жизненные силы младенцев из больничной палаты.

— Где она? — негромко спросил Майкл. — Где призрак?

Я медленно повернулся на месте, вглядываясь в тени, и покачал головой.

— Не знаю. Но нам лучше найти ее, и побыстрее. Все, что от нас требуется — это найти одного призрака… если получится.

— И попытаться найти причину всех этих возмущений, — напомнил Майкл.

— Совершенно верно. Не знаю, как вы, а мне начинает надоедать каждую ночь гоняться по городу из конца в конец.

— Вам удалось ее рассмотреть?

— Не слишком, — поморщился я. На ней могли лежать какие-то заклятия или что-нибудь еще в этом роде, которые подсказали бы мне, что же, в конце концов, происходит. — Для этого мне необходимо хотя бы пару минут осмотреть ее, не подвергаясь при этом смертельной опасности.

— Да, конечно, если только она не убьет нас прежде, — согласился Майкл. — Однако время идет, а я ее нигде не вижу. Что нам делать?

— Мне неприятно это говорить, — вздохнул я, — но, боюсь, нам…

Я хотел было сказать: «…лучше разделиться», — но договорить мне не дали. Деревянная мостовая у нас под ногами взорвалась фонтаном острых щепок. Прикрывая глаза рукой, я покатился в одну сторону, а Майкл — в другую.

— Мои ангелочки! Мои, мои, МОИ! — взвизгнул голос, от которого полы моей ветровки крыльями взметнулись вверх.

Я отнял руку от лица и увидел перед собой призрака — на этот раз вполне реального, во плоти, тянувшего к нам из-под мостовой свою единственную руку. Лицо Агаты было узким, костлявым, а волосы сбились бесформенной гривой, что плохо сочеталось с ее накрахмаленной, без пятнышка юбкой. Рука отсутствовала по плечо, и одежда в этом месте была перепачкана темной жидкостью.

Майкл с болезненным возгласом поднялся на ноги и замахнулся на нее «Амораккиусом»; по щеке его сочилась из пореза кровь. Дух отмахнулся от него единственной оставшейся рукой как от докучливого насекомого, и Майкл тряпичной куклой отлетел в сторону и покатился по мостовой.

А потом, рыча и брызгая слюной, призрак обратил свой совершенно уже безумный взгляд на меня.

Я поднялся на ноги и выставил перед собой посох — сомнительную, скажем честно, защиту от призрака на его территории.

— Насколько я понимаю, Агата, время рассудительных диалогов прошло, не так ли?

— Мои малютки! — взвизгнул призрак. — Мои! Мои! Мои!!!

— Ну да, так я и думал, — вздохнул я, собрал волю и направил ее в посох. Светлая древесина засветилась янтарным светом, разлившимся передо мной этаким полукуполом.

Призрак взвизгнул еще громче и ринулся на меня. Я расставил ноги устойчивее и во всю силу легких выкрикнул: «Reflettum!»

Дух врезался в щит моего защитного поля с мощью накачанного стероидами самца носорога. Прежде мне доводилось останавливать таким щитом пули и кое-что похуже, но это в моем мире. Здесь, в Небывальщине, призрак Агаты пробил мой щит, который буквально взорвался от перегрузки, снова швырнув меня на землю.

Упершись обугленным посохом в землю, я со стоном поднялся. Окровавленные пальцы свело от усилия.

Агата стояла в нескольких шагах от меня, дрожа от ярости и, я надеялся, от контузии. На теле ее плясали, угасая один за другим, язычки пламени от моего лопнувшего щита. Я поднял свой жезл, но пальцы плохо слушались меня, и он упал на землю. Я нагнулся подобрать его, едва не упал и снова выпрямился; в глазах клубился красный туман и плавали яркие разноцветные круги.

Майкл обогнул оглушенного призрака и встал рядом со мной. На лице его обозначилось скорее беспокойство, чем страх.

— Спокойнее, Гарри, спокойнее. Господи Боже, приятель, с вами все в порядке?

— Ничего, — прохрипел я. — У меня для вас две новости, хорошая и плохая.

Рыцарь снова изготовил меч к бою.

— Лично мне всегда приятнее слышать хорошие.

— Не думаю, чтобы ее больше интересовали эти младенцы.

Лицо Майкла на мгновение осветилось улыбкой.

— Эта новость и впрямь хорошая.

Я вытер набегавший на глаза пот. Рука окрасилась красным. Должно быть, порезался в одно из падений.

— А плохая новость — то, что сейчас она придет в себя и разорвет нас на клочки, не пройдет и пары секунд.

— Не хочу показаться пессимистом, но боюсь, у меня есть новости и похуже, — заметил Майкл. — Прислушайтесь-ка.