— Попался, гад, — прошептал я.

По логике вещей Серому Плащу полагалось очень скоро избавиться от машины, так что времени у меня оставалось в обрез. Если ему удастся улизнуть от меня и причинить вред еще кому-либо, это останется на моей совести. Я не собирался допустить этого.

Я сунул спичечный коробок в карман, повернулся и бегом бросился обратно к Анне и Элейн. Когда я добрался до них, горящий дом и пожарные машины, число которых прибывало на глазах, освещали квартал едва ли не ярче дневного света. Я высмотрел в толпе Элейн, Анну и Мыша, и подошел к ним.

— Гарри, — выдохнула Элейн с нескрываемым облегчением. — Что, поймал его?

— Нет пока, — ответил я. — Нужно еще поработать немного. Тебе есть, где укрыться?

— Номер в гостинице, вроде, вполне надежен. Вряд ли кому-то еще известно, кто я. В «Эмбер-Инн».

— Хорошо. Забери Анну с собой. Я тебе позвоню.

— Нет, — с неожиданной твердостью возразила Анна.

Я покосился на пылающий дом и нахмурился.

— Понятное дело, вы предпочли бы спокойно провести ночь дома, но…

— Я должна убедиться, что с остальными нашими все в порядке, — сказала она. — Что, если убийца решит нацелиться на кого-нибудь из них?

— Элейн, — повернулся я к той за поддержкой.

В ответ Элейн пожала плечами.

— Я на нее работаю, Гарри.

Я выругался про себя и покачал головой.

— Ладно. Соберите всех вместе и держите оборону. Позвоню утром.

Элейн кивнула.

— Идем, Мыш, — вздохнул я, взял его за поводок, и мы отправились домой — и к Маленькому Чикаго.

Вернувшись домой, Мыш проследовал прямиком к пластиковому тазу, служившему ему миской. Сосредоточенно, с голодной устремленностью доел он весь лежавший в ней сухой корм до последней крошки, выпил всю воду из стоявшей рядом плошки, а потом плюхнулся на свое любимое место у камина, даже не покружившись на месте, как он обычно это делает. Заснул он практически мгновенно.

Я пригнулся потрепать его по загривку и на всякий случай пощупал ему нос. Нос был холодный и влажный — все как положено. Хвост его слабо дернулся при моем прикосновении, но глаз он не открыл — слишком устал. Не знаю, чего такого особенного вложил он в свой лай, что смог разбудить весь дом, но это явно совершенно лишило его сил. Я снял ветровку и укрыл его — пусть спит.

Потом еще раз позвонил Томасу домой, но попал только на автоответчик. Поэтому я накинул на плечи свой тяжелый фланелевый халат — он теплый, а в моей подвальной лаборатории изрядно холодно, — сдвинул ковер, прикрывавший люк в полу, и спустился по стремянке вниз, по дороге воспламенив заклинанием свечи.

В моей лаборатории всегда было немного тесно, но с тех пор, как я взялся за обучение Молли, в ней и вовсе не пройти. Лаборатория представляет собой прямоугольную бетонную коробку. Три стены заняты дешевыми проволочными стеллажами, сплошь уставленными книгами и емкостями с необходимыми мне для работы материалами (ну, например, герметичный свинцовый контейнер, в котором хранятся полторы унции обедненного урана), а также прочими полезными в моем ремесле причиндалами. В число последних входят, скажем, пожелтелый от времени человеческий череп, лежащий на полке в окружении нескольких любовных романов в бумажной обложке, или имеющее ценность, скорее, для коллекционера собрание вампирских клыков — трофеев Стражей со всех Штатов, хотя большую часть добыли все-таки мы с Рамиресом.

В дальнем конце лаборатории, у свободной стены мне удалось-таки выкроить место для маленького стола и пары стульев. Здесь Молли выполняла большую часть своих заданий, вела дневник, упражнялась в расчетах заклинаний и держала книги, которые я давал ей на прочтение. Мы с ней как раз приступили к курсу изготовления бальзамов и зелий, так что в описываемый момент большую часть поверхности стола занимали ступки, колбы и горелки. Пожалуй — это и к лучшему: по крайней мере, они заслоняли пятна, оставшиеся от первого ее неудачного опыта по этому предмету. Рядом со столом поблескивал вмурованный в бетонный пол серебряный круг, который я использовал для призывания всякой нечисти.

Раньше главным моим рабочим местом служил большой стол в центре помещения. Только не сейчас. Сейчас всю его поверхность занял Маленький Чикаго.

Именно так я назвал уменьшенную модель Чикаго — по крайней мере, центральной его части в радиусе четырех миль от Бёнем-Харбор. Каждая улица, каждый дом были представлены здесь в упрощенном, уменьшенном виде. Я изготовил их из олова, но каждый элемент содержал крошечную частицу оригинала — коры с деревьев, крошки асфальта с дорожного покрытия, осколки кирпича (мне долгое время приходилось ходить с молотком в кармане). Модель открывала мне новые, весьма любопытные пути использования магии, и с ее помощью я мог теперь узнать о Сером Плаще гораздо больше, чем всего год назад.

Ну… или все могло рвануть к чертовой матери. Тут уж или одно, или второе.

Чародей я все-таки очень еще молодой, а Маленький Чикаго — безумно сложная игрушка, в которой циркулирует чертова уйма магической энергии. Мне приходилось из кожи вон лезть, совершенствуя модель с тем, чтобы она соответствовала постоянно меняющемуся городу. В противном случае модель могла выйти из строя, причем, вполне возможно, очень впечатляющим образом. Действительно, неконтролируемое высвобождение такого количества энергии в замкнутом пространстве лаборатории превратило бы меня в хорошо прожаренный стейк.

Короче, Маленький Чикаго — сложный и дорогой инструмент, и я ни за что бы не взялся за его изготовление, не будь у меня квалифицированного консультанта.

Я достал из кармана спичечный коробок, поставил его на край стола и повернулся к черепу.

— Поднимайся, Боб, — сказал я. — Дело есть.

Череп на полке пошевелился, и в пустых глазницах его загорелись крошечные огоньки. Послышался звук, напоминающий человеческий зевок, и череп повернулся в мою сторону.

— Что стряслось, босс?

— Новый злодей, и действует чертовски грамотно.

— Он что, перешел на метрическую систему? — удивился Боб. — Наш, американский злодей должен действовать не граммотно, а унциево!

— Что-то настроение у тебя игривое.

— Я просто возбужден. Ведь я сейчас повидаюсь с пышечкой, правда?

Я бросил на череп строгий, очень строгий взгляд.

— Она не пышка. И не пончик. И не ром-баба. И вообще, не баба. Она моя ученица.

— Как ни назови, — возразил Боб. — Но ведь я ее сейчас увижу, да?

— Нет, — отрезал я.

— Ох, — сказал Боб, вложив в это междометие всю обиду и разочарование шестилетнего ребенка, которого только что отправили спать из-за праздничного стола. — Почему нет?

— Потому что она все еще не научилась мудро распоряжаться своей силой, — ответил я.

— Так я ей помогу! — обрадовался Боб. — Уж с моей-то помощью она столько всего сможет!

— Вот именно, — кивнул я. — Запомни, ты под колпаком, пока я не скажу иначе. Не привлекай к себе внимания. Не смей открывать ей того, кто ты на самом деле. При Молли ты просто неодушевленная игрушка — вплоть до дальнейшего моего распоряжения.

— Гммм, — вздохнул Боб. — Такими темпами мне ни за что не увидеть ее нагишом вовремя.

— Вовремя? — хмыкнул я. — Для чего?

— Для того, чтобы восхититься ею в расцвете ее юной, невинной, полной жизненных соков красоты! А так к моменту, когда ты разрешишь мне поговорить с ней, боюсь, она начнет увядать.

— Почему-то я почти уверен, что ты переживешь такой удар.

— Жизнь, Гарри — это не только выживание.

— Верно, — согласился я. — Есть еще работа.

Боб закатил глаза-огоньки в пустых глазницах черепа.

— Брат мой. Ты держишь ее за монашку, а меня заставляешь работать как собаку. Это несправедливо.

Я начал собирать все необходимое, чтобы завести Маленький Чикаго.

— Кстати, о собаках. Сегодня вышла странная история, — я рассказал Бобу про Мыша и его лай. — Тебе известно что-нибудь про Храмовых Собак?