— Кто бы спорил, — согласился я.

— Береги свою задницу, Булльвинкль.

— Всегда. Еще раз спасибо, Мёрф.

Я положил трубку и перевернул еще несколько страниц Артурова альбома, не ожидая увидеть ничего, кроме газетных вырезок. Однако на самых последних страницах мне повезло. На них он приклеил большие глянцевые цветные фото — три женщины, и двоих я узнал.

Подпись под первой фотографией гласила: "СТВОЛЫ ЭЛИЗАБЕТ". На фото красовалась Мэдж, первая жена Геносы. На вид я бы дал ей лет двадцать пять, и она была практически раздета. Роскошные волосы ее имели здесь неестественно алую окраску, и пряди их производили впечатление высеченных из камня. Макияж, должно быть, пришлось снимать циклевальной машинкой.

Следующая подпись, "ВОРОНИЙ БАРХАТ", стояла под фотографией воинственного вида, опять же почти голой брюнетки, которую я не знал. Сложением она напоминала женщин с обложек журналов по бодибилдингу — все мускулы налицо. Впрочем, несомненная физическая сила достаточно сочеталась в ней с женственностью, чтобы она производила впечатление скорее хорошенькой, чем угрожающей. Стрижку она имела короткую, мальчишескую, и на первый взгляд она показалась мне просто славной — только взгляд у нее оставался очень уж неулыбчивым, haughty. Экс-миссис Геноса номер два, предположил я. Он называл ее Люсиль.

Последняя фотография изображала, разумеется, третью бывшую миссис Геноса. Она была подписана "ТРИКСИ ВИКСЕН", но кто-то написал поперек ее жирным черным маркером: "ЧТОБ ТЕБЕ ГНИТЬ В АДУ, СВИНЬЯ". Автографа автор надписи не оставил. Круто. Мне даже интересно стало.

Я перелистал альбом еще раз, но ничего нового не увидел. Я подумал, не повторить ли мне это еще раз на всякий случай и сообразил, что просто оттягиваю неизбежный выход на съемочную площадку. Ну, да, там, возможно имеют место голые девушки, проделывающие всякие интересные штуки. А я прожил без всего этого достаточно долго, чтобы это представляло для меня еще больший интерес. Но для удовольствия от таких вещей имеются соответствующие время и место, и уж во всяком случае, не при скоплении людей с кинокамерами.

Однако же, блин, профессионал я, или где? Работа есть работа. Я не смогу защитить никого, не находясь рядом. И источника темной, разрушительной злобы я тоже не смогу вычислить, если не разберусь в происходящем. А для этого мне необходимо наблюдать, задавать вопросы — желательно, так, чтобы никто не догадался, чем я занимаюсь на самом деле. Поступить так было бы умнее всего, профессиональнее. Да, именно так: исподволь беседовать с людьми, пока символы чувственной красоты будут заниматься этим в лучах прожекторов.

Вперед! Я собрал — по крохам, так сказать — свое мужество, осторожно выскользнул из кабинета и по неярко освещенному коридору прошел в студию.

Там оказалось неожиданно много людей. Даже просторное помещение студии производило впечатление битком набитого. У каждой из четырех камер стояло по два человека, и еще несколько стояли на этаком подобии строительных лесов, на которых размещались прожектора. Группа людей хлопотала над ярко освещенными декорациями, состоявшими из нескольких панелей, изображавших старую кирпичную стену, пары мусорных контейнеров, мусорной же урны, нескольких складских поддонов и произвольно накиданного хлама. В центре всей этой сумятицы стояли Артуро и джинсово-фланелевая Джоан — точнее, не стояли, а переходили, негромко переговариваясь, от камеры к камере. Похожая на нескладного жеребенка Инари следовала за ними по пятам, делая заметки в блокноте. За ней забавно семенил колчеухий щен, привязанный вместо поводка розовой бечевкой к петле ее джинсов. Щенячий хвост восторженно вилял из стороны в сторону.

В конце концов, мне ведь полагалось заниматься обязанностями ассистента, так? Поэтому я подошел к Геносе. Щен увидел меня и радостно атаковал мой башмак. Я нагнулся и почесал его за ухом.

— Что я должен делать, Артуро?

Он кивнул в сторону Джоан.

— Держитесь при ней. Она покажет вам все лучше любого другого. Наблюдайте, спрашивайте.

— О'кей, — согласился я.

— С Инари вы уже познакомились? — спросил Артуро.

— Столкнулись полчаса назад.

Девушка улыбнулась и кивнула.

— Он мне понравился. Забавный такой.

— Внешность — это еще не все, — заметил я.

Инари рассмеялась, но осеклась, когда в кармане ее джинсов что-то забибикало. Она сунула руку в карман и достала дорогой мобильник размером с пару почтовых марок. Я наклонился и взял щена на руки, а Инари развязала свой самодельный поводок, прежде чем отойти от нас на несколько шагов, прижимая телефон к уху.

Какая-то женщина в развевающейся юбке и фермерской такой блузочке со встревоженным видом ворвалась в студию и почти бегом направилась к Артуро и Джоан.

— Мистер Геноса, мне кажется, вам стоит пройти в гримерную. Это срочно.

Глаза у Геносы округлились, и он заметно побледнел. Потом вопросительно покосился на меня. Я мотнул головой — никакой враждебной энергии я на этот раз не ощущал. Он с видимым облегчением перевел дух и повернулся обратно к ней.

— Что случилось?

Стоявшая у него за спиной Джоан покосилась на часы и закатила глаза.

— Это Трикси.

Женщина кивнула.

— Она говорит, что уходит.

Артуро вздохнул.

— Еще бы она этого не говорила. Что, Мэрион, пошли, разберемся?

Они вышли, и Джоан нахмурилась.

— Нет у нас времени на эту примадонну.

— А так было бы?

Хмурое выражение лица сменилось просто усталым.

— Наверное, тоже не хватало бы. Я просто не могу понять эту женщину. Для ее будущего этот проект не менее важен ведь, чем для любого другого.

— Ну, быть центром вселенной — нелегкая работа. Действующая на нервы.

Джоан запрокинула голову и рассмеялась.

— Должно быть, так. Ладно, давайте займемся делом.

— С чего начинать?

Мы перешли в другую декорацию, изображавшую дешевый бар, и принялись рыться в ящиках с разнообразными бутылками и кружками в поисках подходящих для обстановки. Я поставил щена на барную стойку, и он принялся расхаживать по ней взад и вперед, опустив носик к деревянной поверхности и принюхиваясь.

— Вы давно знакомы с Артуро? — поинтересовался я, выждав с полминуты.

Джоан помедлила с ответом, выставляя бутылки на полку за стойкой.

— Лет восемнадцать или девятнадцать, наверное.

— На вид он мужик славный.

Она снова улыбнулась.

— Вовсе нет, — сказала она. — Славный, только не мужчина, а мальчик.

Я удивленно изогнул брови.

— Как это?

Она повела плечом.

— Он совершенно беззащитен. Он порывист, он более страстен, чем может себе позволить, и он влюбляется с полоборота.

— А это плохо?

— Иногда, — сказала она. — Но это возмещается другими чертами. Он заботится о людях. Вот, поставьте на верхнюю полку. Вы и без стремянки достанете.

Я повиновался.

— Чует мое сердце, верхом моей карьеры станет венчать верхушки рождественских елок звездами и ангелочками. Вроде того йети из "Олененка Рудольфа".

Она снова рассмеялась и ответила что-то, но слова ее сделались неразборчивыми, беззвучными — как реплики учителя из мультяшки. Сердце мое забилось чаще, и желудок мой сжался от голода, когда рефлекс, пробегая по спинному мозгу в нижнюю часть туловища, задел его по дороге. Голова моя сама собой повернулась к дверям, и я увидел входящую Лару Романи.

Теперь волосы ее были уложены так, как носили их в античной Греции или Риме. Одежду ее составлял коротенький черный шелковый халат, черные чулки и черные же туфли на шпильках. Она скользила по студии с завораживающей, змеиной какой-то грацией. Хотелось затаить дыхание и смотреть на нее, не отрываясь. Однако какая-то упрямая часть сознания окатила мозг холодным душем. Лара — высасывающий душу вампир. Я был бы полным идиотом, позволив себе реагировать на нее подобным образом.

Я оторвал-таки от нее взгляд и обнаружил, что щен подобрался к краю барной стойки рядом со мной. Он настороженно припал к деревянной столешнице, уставившись на Лару, и снова пискляво рычал.