— Фиц? — неуверенно прошептал паренек с ножом.

— Цыц! — шикнул на него Фиц, продолжая всматриваться с темноту.

— Эй! Парень! — крикнул я, сложив руки рупором. — Ты меня слышишь?

Краска и так уже сползла с его лица, однако второй оклик вызвал иную реакцию. Он облизнул пересохшие губы и быстро отвернулся.

— Послышалось что-то, — буркнул он. — Ерунда. Пошли.

Все страньше и страньше. Я сунул руки в карманы плаща и зашагал рядом с Фицем, изучая его.

Роста в нем было шесть футов без одного дюйма, и все же он был выше остальных своих спутников. Вряд ли ему исполнилось семнадцать, но взгляд, казалось, принадлежал человеку на несколько десятков лет старше. Должно быть, в жизни ему пришлось нелегко, если он выказывал такую закалку. И ведь он знал о сверхъестественных искусствах хотя бы то, что следы крови можно использовать против ее обладателя.

У левого глаза виднелись шрамы — такие обычно встречаются у боксеров, с той лишь разницей, что у боксеров они, как правило, с обеих сторон лица. Все шрамы собрались у него на одном маленьком клочке кожи. Кто-то, определенно не левша, периодически, время от времени колотил его по одному и тому же месту. Я видел, как быстро умеет двигаться Фиц. Он даже не пытался увернуться.

Блин-тарарам! На нас нападал Оливер Твист.

У Фица и его команды ушло добрых пять минут на то, чтобы добраться до места, служившего, судя по всему, производственным цехом. Это было высокое, футов тридцать высотой помещение с зенитными фонарями на потолке, производившее впечатление интерьера из фильма-катастрофы.

Повсюду стояли заброшенные станки. Застывший много лет назад конвейер зарос паутиной и покрылся пылью. Пустые полки и стеллажи не давали возможности понять, что же именно здесь производили. В проходе стояло несколько открытых стальных бочек, наполненных всяким горючим хламом, преимущественно обломками деревянных дверей и полок, собранных, похоже, со всего здания. Между этими самодельными очагами валялись потрепанные спальные мешки и рюкзаки со скудными пожитками.

Поверх одной из бочек-очагов лежала стальная решетка — импровизированный гриль. Над ним склонился мужчина. Худой — ни дать ни взять скелет, одетый только в пару джинсов в обтяжку. Кожа его была мучнисто-белой. Лысую голову сплошь покрывали татуировки — неровно нанесенные магические знаки, преимущественно охранительного характера. Клочковатая борода казалась пегой из-за обилия каштановых, черных и седых прядей.

На решетке стояло несколько банок консервированных бобов и чили — судя по всему, дожидались Фицева отряда, который выказывал к ним несомненный интерес. Лысый тип нарочито не замечал возвращения Фица, и отряд почти пять минут терпеливо переминался с ноги на ногу.

— Все сделано? — спросил он наконец, так и не оборачиваясь.

— Нет, — ответил Фиц.

— А где оружие?

— Нам пришлось его спрятать.

Плечи у лысого типа вдруг напряженно ссутулились.

— Прошу прощения?

Фиц инстинктивным движением поднял руку к левому глазу, но сразу же поспешно опустил ее.

— Случилась авария. Приближалась полиция. Нам надо было уходить, и мы не могли нести оружие с собой.

Лысый распрямился и повернулся к Фицу. Глаза у него оказались темные, глубоко посаженные, и в них полыхал гнев.

— Вы потеряли! Оружие! Оружие, которое обошлось мне так дорого.

— Оружие пришлось бы выбросить в любом случае, — сказал Фиц. — И от нас не было бы никакого толку, если бы мы сели в тюрьму.

Взгляд у лысого вспыхнул, он что-то взвизгнул. В воздухе громыхнул гром, и невидимая сила, ударив Фица в грудь, отшвырнула его футов на десять. Еще десяток футов он катился по бетонному полу и лишь после этого наконец застыл.

— Толку? — взвизгнул лысый. — Толку? Да от вас вообще никакого толку! Ты хоть представляешь себе, каковы могут быть последствия твоего идиотизма? Сколько групп вроде вашей уничтожены фоморами? Или Леди-Оборванкой? Идиот!

Фиц лежал на полу, съежившись калачиком и даже не пытаясь приподнять голову. Он лежал в надежде не разозлить лысого еще сильнее. Судя по крепко стиснутым зубам, он приготовился к новой боли и четко осознавал, что поделать с этим не может ничего.

— Все же было проще простого! — продолжал лысый. — Я поручил вам задачу, с которой даже вусмерть обдолбанные справлялись как нечего делать. И это оказалось для вас сложным? Ты это хочешь сказать?

Для искреннего голос Фица звучал слишком ровно. Он привык скрывать свой страх, свою уязвимость.

— Мне жаль. Там оказалась Леди-Оборванка. Мы не смогли подобраться ближе. Она бы от нас мокрого места не оставила. Пришлось обстрелять их с ходу и уходить.

Гнев лысого как рукой сняло. Он смотрел на юнца сверху вниз, и лицо его не выражало ровным счетом ничего.

— Если тебе известна причина, — произнес он мягким тоном, — по которой тебе можно позволить дышать, Фиц, тебе лучше назвать ее прямо сейчас.

Фиц умел прятать свои чувства, но ночь выдалась для него слишком тяжелая. Дыхание его участилось.

— Смысл атаки был не в том, чтобы поубивать их всех, вы ведь сами говорили. Смысл был в том, чтобы нас не трогали, а то мы дадим сдачи. Мы им это показали. Значит, поставленную цель мы выполнили.

Лысый смотрел на него не шевелясь.

Я видел, что на лице у Фица выступили капли пота.

— Это не... Не... Послушайте, я могу вернуть эти автоматы. Правда могу. Я пометил место, где мы их закопали в снег. Я могу пойти и принести их.

Лысый сделал шаг вперед и пнул его ногой в живот. Удар вышел ленивый, равнодушный какой-то, как бы механический. Похоже, лысый принял решение — он повернулся и подошел к самодельной плите.

— Еда остынет, парни, — сказал лысый. — Ступайте поешьте.

Юнцы неуверенно подались к нему. Фиц выждал некоторое время и начал подниматься, стараясь не привлекать к себе внимания.

В воздухе что-то прошелестело, и фигура лысого размытым пятном метнулась от плиты к Фицу, сбив по дороге с ног одного из юнцов. Движением слишком быстрым, чтобы глаз успел запечатлеть его, лысый ударил Фица по скуле.

Удар отшвырнул того обратно на пол. Я стоял достаточно близко, чтобы увидеть, как разошелся и набух кровью шрам у глаза.

— К тебе, Фиц, это не относится, — произнес лысый все тем же мягким голосом. — Для мертвецов у меня еды нет. Поешь, когда исправишь свою ошибку.

Фиц кивнул, не поднимая глаз, зажав рукой ушибленное место.

— Слушаюсь, сэр.

— Умница. — Лысый сморщил нос, будто в помещении запахло какой-то гадостью, и плюнул, попав Фицу в лицо. Потом повернулся и двинулся обратно к плите.

Парень метнул ему в спину убийственный взгляд.

Говоря так, я вовсе не имею в виду, что Фиц разозлился. Часто можно услышать фразы вроде «убить взглядом», но не так уж много найдется таких, кто действительно видел, на что это похоже. Скажем так, убийство — или, точнее, готовность его совершить — не относится к поступкам, на которые любой готов везде и всегда. По крайней мере в наше относительно цивилизованное время. Хотя прежде лишение жизни другого живого существа являлось повседневной рутиной. Любая фермерская жена без малейшего угрызения совести отрубит курице голову, чтобы приготовить обед. То же и с рыбой, которую обезглавят и выпотрошат. Резать скот или закалывать свиней также было делом само собой разумеющимся — в соответствующее время года, конечно. Большая часть людей, чей образ жизни был связан с землей, жили и трудились бок о бок с теми, чью жизнь им предстояло рано или поздно оборвать.

Убийство — дело хлопотное. И чаще всего довольно грязное. А если что-нибудь пойдет не так, еще и противное, особенно если видишь, как кто-то терзается смертной мукой. В общем, занятие это нелегкое, даже если речь идет о животных на ферме.

Убивать людей на порядок хлопотнее, грязнее и противнее. Подобный выбор дается нелегко. Надо ведь все просчитать, обдумать возможные последствия. Ну конечно, каждый может убить в порыве страха или ненависти — в таком случае не до расчетов или осознанного выбора. Вы просто позволяете своим эмоциям руководить вашими действиями.