Так я шел за ними по морозу, которого больше не ощущал, попутно практикуясь в искусстве исчезания. Я запрыгивал вперед, потом назад, к ним за спину, потом вправо, потом влево — и все это время старался не обращать внимания на светлеющее небо.
Очень меня что-то напрягало в этом рыжеволосом парне.
Ведь знал он, что копы уже в пути, сигнализация верещит как резаная, знал, что его спутники обескуражены и изранены, так какого черта он не пожалел нескольких драгоценных секунд на то, чтобы разрядить оружие? В условиях, когда каждое мгновение на вес золота? Зачем он это сделал?
Я задавал себе вопрос: поступил бы я так же на его месте? И зачем? И единственный ответ, который приходил мне в голову, гласил: только затем, чтобы не пострадал тот, кто рано или поздно это оружие найдет. Фиц пытался изрешетить пулями маленький чикагский домишко — а вместе с ним, учитывая убойную силу пуль, и несколько соседних — и при этом, избавляясь от улик, принял необходимые меры безопасности... Противоречие какое-то.
Любопытно.
Еще любопытнее показалось мне то, что я вообще обратил на это внимание. Обыкновенно, когда кто-то покушается на моих друзей, я мгновенно заношу его в список первоочередных целей на уничтожение и стараюсь сделать его жизнь предельно дискомфортной до тех пор, пока он не перестанет представлять собой угрозы. И как правило, это не мешает мне спать спокойно.
Но на сей раз, черт подери, я не мог броситься в драку очертя голову. Ну конечно, на сей раз те, кто угрожал моим друзьям, не угрожали мне самому. Ни Фиц, ни его команда не могли причинить мне никакого вреда, если только не собирались гулять так до самого восхода солнца, да и я, собственно, тоже не представлял для них никакой опасности. В нормальном состоянии я бы весь кипел в присутствии людей, пытавшихся убить моих друзей. Но теперь...
Мы абсолютно не угрожали друг другу. Надо признаться, это изрядно мешало поддерживать необходимую степень кипения.
Фиц вел свой отряд по заснеженным улицам, задержавшись только раз — чтобы проверить состояние расквашенного им носа. Снежный компресс помог остановить кровотечение, но парень совершенно одурел от боли. Другие тоже не вышли из передряги невредимыми, хотя отделались травмами полегче. Поэтому Фиц сделал еще одну остановку у небольшого ночного магазина, из которого вышел с бутылкой воды и большим пузырьком болеутоляющих таблеток. Пузырек он сунул в руки недоверчивому коротышке, наказав раздать каждому по двойной дозе и двигать дальше.
Им потребовался почти час на то, чтобы выйти из Бак-тауна и направиться в Саутсайд. Многие до сих пор полагают, что Саутсайд представляет собой что-то вроде экономической пустыни, по которой проходит демилитаризованная зона враждующих гангстерских кланов. Это вовсе не так — ну по крайней мере не везде. Есть, конечно, кварталы, куда лучше не заходить в одежде не того цвета или с кожей не того цвета, но они скорее являются исключением, а не правилом. Большая часть Саутсайда довольно разнообразна, значительная его территория занята всякими производствами, и Фиц со своим избитым пешим воинством направился к заброшенной фабрике на краю промзоны.
Она занимала целый квартал — здоровенное здание высотой всего два этажа, зато площадью в несколько акров. Снегоочистители сгребали снег к его стенам — о необходимости прохода и проезда в пустующий дом речи не шло, — так что сугробы окружали дом крепостной стеной. Фиц и его команда перебрались через эту стену в месте, где кто-то вырубил лопатой подобие ступенек. Через покрытую толстым слоем снега стоянку вела узкая протоптанная тропинка — двигаясь цепочкой, они подошли к дверям, запертым на цепь, но Фиц полязгал стальными звеньями, и одна из дверей отворилась настолько, чтобы отряд юнцов — никто из которых не отличался особо капитальной комплекцией — смог протиснуться внутрь.
Я прошел сквозь дверь так, как положено уважающему себя призраку — насквозь. Я честно старался не обращать внимания на дискомфорт, как делал это сэр Стюарт. Оказалось все равно больно — не настолько, чтобы я дико взвыл, но достаточно, чтобы это действовало на нервы. Возможно, «коже» призрака просто требуется время, чтобы привыкнуть. Хорошо еще, порога здесь не было, а то бы я его не одолел. Это место никогда никому не служило домом, а тот, кто разместился здесь теперь, явно не придавал порогу особого значения. Собственно, процесс, превращающий порог в подобие сверхъестественного барьера, так и не получил объяснения или описания; так или иначе, с учетом обстоятельств его отсутствие сыграло мне на руку... Эк я хорошо все придумал...
— И вовсе не так уж и хорошо. Соберись, Дрезден! — буркнул я сам себе. — Думай лучше о деле, тогда тебе не понадобится привыкать ко всем этим аспектам призрачного существования.
Фиц задержался ненадолго и вслух пересчитал всех своих спутников — те, устало переставляя ноги, плелись куда-то в глубь здания. Фабричный цех явно строился исходя из соображений экономии, а не красоты. Окон было мало, да и те выходили не на восток — при том, что до рассвета оставались считаные минуты и отраженные от снега городские огни казались еще ярче. А еще — судя по облачкам пара, вырывавшимся из ртов незадачливых стрелков, — здесь стоял холод.
Фиц достал из кармана фонарик и включил его. Фонарик горел красным огнем и не столько освещал дорогу, сколько обозначал разницу между темнотой обычной и непроглядной. Впрочем, чтобы идти, этого хватало.
— А вот интересно, — подумал я вслух. — В конце концов, я ведь нематериален. А взаимоотношения у призраков и материального мира, похоже, не столь просты и прямолинейны, как у смертных с законами физики. Ну, например, зрачков для преломления света у меня больше нет.
Блин, если уж на то пошло, свет должен проходить сквозь меня — иначе как бы я оставался невидимым? Из чего по логике вещей следовало, что я не вижу мир в общепринятом смысле слова. Чувства мои функционировали теперь как-то по-другому, и воздействие света на сетчатку глаз не имело к этому ни малейшего отношения.
— То есть выходит, для того, чтобы видеть, свет мне не обязателен? — спросил я сам себя.
— Нет, не обязателен, — ответил я сам себе.
На несколько шагов я зажмурил глаза и сосредоточился на одном давнем воспоминании — давным-давно, еще в детстве, я оказался в доме приемных родителей, в темной комнате, когда электричество вырубилось из-за грозы. Я слепо шарил по сторонам в поисках фонарика, зажигалки или спичек. Только минут через десять мне удалось кое-что найти — декоративный стеклянный шарик со снежинками, сувенир Олимпиады в Лейк-Плесиде. Нажмешь на кнопку — и красные, белые и синие снежинки начинают сиять ярким светом.
Стоило комнате превратиться в место, в котором я мог снова ориентироваться, как охватившая меня паника улеглась, будто ее и не было. Я снова мог видеть.
Вот и сейчас, когда я открыл свои призрачные глаза, я видел коридор, по которому мы шли, с кристальной ясностью, словно кто-то включил давным-давно погасшие люминесцентные трубки над головой.
Я невольно усмехнулся. Черт, я и правда мог видеть в темноте!
— Прямо как... черт, не помню, кто из Людей-Икс мог видеть в темноте... или Ночной Змей мог? А впрочем, без разницы. Все они сверхгерои. И я тоже ничего...
Фиц вдруг застыл на полушаге, резко повернулся и, широко раскрыв глаза, направил луч фонаря в мою сторону. Потом резко потянул носом воздух.
Я тоже застыл, уставившись на него.
Все вокруг Фица смолкли и остановились, отреагировав на выказанный им несомненный страх — так ведут себя те, у кого есть повод опасаться хищников. Фиц неуверенно шарил взглядом по коридору, поводя лучом фонаря из стороны в сторону, словно это могло бы помочь ему видеть в темноте хотя бы на несколько дюймов дальше.
— Блин-тарарам, — произнес я. — Эй, парень! Ты что, меня слышишь?
Фиц явно отреагировал на мой голос: он склонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, словно пытаясь обнаружить источник слабого шепота.
