Она ринулась во двор соседнего дома, но он оказался закрыт. Она ринулась к дому напротив и напоролась на доски и камни, торчащие из земли. Она еще раз угодила в яму и еле выбралась из нее. «Ханни еще не родился, — дошло до Миры. — Куда я иду? Зачем я иду? Кому я нужна, если Ханни пока еще нет на свете?»
Она швырнула камень в закрытые ставни отеля.
— Артур!!! — закричала она. — Открой, Артур!
— Не кричи! — зашипела на нее старуха в черном платке. — Чего кричишь? Комендантский час.
За ее спиной возникли люди, словно выросли из-под земли.
— Артур!!! — билась в истерике Мира. — Помогите мне, там Артур!
— Твой ребенок? — догадалась старуха. — Помогите, у мадам там ребенок!
Мужчины вынесли лом, сорвали доски и пнули дверь, которая тут же сорвалась с петель, и грохнулась на пол.
— Комендантский час, мадам, — напомнили ей.
Мира ворвалась в фойе с обгоревшими стенами, кинулась к лестнице и, рыдая, поползла на пятый этаж.
— Артур!!! — кричала она, хватая руками ступеньки. — Артур!!!
Глаза закрывались от страха. Графиня ползла вслепую. Ей казалось, что этажи не кончаются. Она насчитала их двадцать штук, пока не упала без сил. Чьи-то руки подняли ее на кровать и бережно накрыли одеялом. Графиня Виноградова пришла в себя от лязга двери.
— Артур!!! — закричала она и вцепилась в его рубаху.
— Где ты была? — закричал в ответ Артур. — Что с тобой сделали?
Мира тряслась от страха. Она хотела сказать, но не могла унять дрожь.
— Мирка!!! Что случилось?
В комнату ворвался сонный консьерж. За ним вбежали люди, начали кричать, размахивать руками. Их лица были напряжены и напуганы. Мира ничего не понимала от страха.
— Уедем, Артур, — умоляла она. — Уедем скорее! Уедем сейчас же! В Россию! В тайгу! Мы не должны быть здесь! Мы прокляты, понимаешь? Мы прокляты!
— Причем здесь тайга? — не понимал Артур.
— Уедем! — повторяла графиня. — Мы должны уехать сейчас же!
Графиня Виноградова пришла в себя утром на диване администратора. Врач уехал, бросив в пепельнице пустые ампулы. Хозяин зажег светильник на стойке. Он добавил к кофейному подносу коньячные рюмки и полбутылки из собственных запасов.
— Нет! — сказал Артур, увидев коньяк, и изъял рюмку графини из оборота. — С их сиятельства хватит.
Мира вытерла сопли гостиничной салфеткой. Вокруг сидели чужие люди, их лица, озаренные тусклым светом, выражали тревожное любопытство.
— Вон там, — показала она, — от окна до середины холла, весь потолок был в саже.
— Да, — подтвердил хозяин гостиницы. — Снаряд взорвался прямо под окнами, разбил нам стекло и сорвал дверь. Здесь еще и половица прогорела, отец заменил пол до середины зала.
— И перила тоже заменил, — добавила Мира. — Их не было вообще.
— Перила мы пустили на дрова, — признался дед. — И ступени на пятом этаже тоже через одну разобрали, холодная зима была.
— Зато очень душное лето. А в доме через дорогу половину стены разнесло…
— Тем же снарядом, — сказал хозяин.
— А зачем ров копали через улицу?
— Немцы кабель клали. У них комендатура была через дом. Ты не видела вывеску комендатуры?
— Я туда не ходила, — призналась Мира. — Я так напугалась, что чуть с ума не сошла.
— Эмиль — это мой отец, — объяснил хозяин, — а Мари — наша дальняя родственница. Пока у нее была ферма, мы с братом жили там, а отец боялся оставить дом. Постояльцев не было, но все-таки… У меня есть фотографии, может, ты кого-то узнаешь?
— Нет, — замотала головой Мира. — Здесь не было никого. И дверь была заколочена.
— Соседку должна узнать. Одна пожилая еврейка так и пряталась с сыновьями в подвале до конца оккупации. Думаю, они и вышли к тебе на помощь. Завтра я приведу брата и принесу альбом.
— Нет, — ответила Мира. — Завтра нас здесь не будет. Нам ведь пора, правда, Артур? Мы уедем сейчас же.
— Зачем спешить? Врач велел выспаться. Номера есть. Чехи приедут только к вечеру, я их как-нибудь расселю.
— Не могу.
— Пусть у тебя возьмут интервью журналисты. Я буду свидетельствовать… Меня здесь знают, — убеждал хозяин. — Мы должны найти научное объяснение феномену. Оно должно быть.
— Оно есть, — согласилась Мира. — Но если мы увлечемся такой наукой, историю Парижа придется писать сначала. Историю Земли придется переписывать каждый день.
Было раннее утро, когда графиня Виноградова угомонилась в постели, продолжая держаться за руку Артура.
— Мы же уедем? — спрашивала она засыпая. — Ты только не отходи от меня. Пообещай, что не уйдешь, — просила она. — Даже если засну, сиди рядом.
Когда солнечные лучи вскарабкались на подоконники Монмартра, Мира с ужасным криком вскочила с кровати. Ей почудилось, что бомбы падают на Париж среди ясного неба.
— Это телефон! Телефон! — успокоил ее Артур. — Просто звонит телефон. Наверно, горничная хочет спросить, когда ей убирать в номере.
— Скажи, что мы уже съехали, — попросила Мира. — Мы же, правда, уедем! Сегодня! Сейчас же!
Артур взял трубку.
— Даниель, — сказал он. — Тебя…
Мира осторожно поднесла трубку к уху.
— Мирей, — услышала она взволнованный голос, — как хорошо, что я тебя застал! Ты не поверишь!
— Что еще произошло? — прошептала Мира.
— Произошло! Именно произошло! Я встретил Ханта. Сегодня утром на телевидении!
— Что ты несешь?
— Честно! Прямо в гардеробе. Он стоял с компанией итальянцев. Я бы… — задыхался Даниель от волнения. — Я бы, наверно, его не узнал, и не подумал бы… Мирей, представляешь, я поздоровался. Сам не знаю, что на меня нашло. Я подумал, не убьют же меня, если я поздороваюсь…
— Ну, и?
— Он тоже поздоровался. Я передал ему привет от тебя. Мирей, ты не поверишь! Он в лице изменился. Побледнел. Я думал, в обморок упадет…
— Да что ты?!.. И что сказал?
— Отвел меня в сторону, закурил, сказал, что говорил с тобой вчера утром. Что все это время не может отвязаться от мысли о тебе. Он сказал, что ты — ведьма.
— А ты?
— Я сказал, что никогда в жизни не встречал таких женщин, как ты. Что ты, скорее, ангел из какого-то непознанного мира.
— А он?
— Он сказал, что ты до смерти запугала его агента. Что ангелы до смерти не пугают. Что Кауфман теперь в лучшем случае останется заикой.
— Что он, старый дурень, понимает в Ангелах? Говори, Даниель, говори…
— Ну… он расспрашивал о тебе, просил рассказать все, что я знаю. А что я знаю? Ничего я о тебе не знаю, Мирей. Ты же так и не рассказала. Я сказал, что мы сидели вчера в ресторане, что ждали его, потом немного прогулялись. А он сказал, что завтра уезжает в Рим. Ты права, он классно говорит по-итальянски. К тому же раскусил мой акцент с первой фразы.
— Ну и что?
— Он дал мне визитку. Это что-нибудь значит?
— Визитка? Не знаю. Это значит, что он напечатал их свежую партию, и дарит всем подряд. Он написал на визитке что-нибудь от руки?
— Не знаю. Не помню. Я ее еще не смотрел.
— А твой телефон спросил?
— Да. Вернее, я сам предложил. Зря я это сделал?
— Лучше было дождаться, когда спросит.
— Его звали итальянцы, он опаздывал куда-то. Я подумал: сейчас он уйдет, а я не решусь ему звонить сам…
— Он куда записал твой телефон? В блокнот или на бумажке?
— В блокнот. Это важно?
— Ха-ха, Даниель! Ты попался! Еще как важно!
— Мирей, нам надо встретиться…
— Но я уезжаю…
— Нет, — взмолился Даниель. — Мирей, ты не можешь оставить меня сейчас! Ты не бросишь меня в Париже наедине с Хантом. Прошу тебя!
— Но я не могу…
— Что мне делать, скажи? Мне звонить ему или нет?
— Ни в коем случае. Сам позвонит!
— А если не позвонит?
— Ты не знаешь Ханни, а я знаю, поэтому говорю тебе точно, позвонит! Немножко потянет время, потреплет нервы. Ему нужно созреть для звонка. Не вздумай звонить сам, если не хочешь иметь дело с заикой Кауфманом. Даже если на визитке его настоящий телефон, все равно, дождись, когда сам позвонит.