— Скажи милой даме, что этот роман посвящен не ей. Он не закончится примирением мамаши с отпрыском. Скажи, что роман посвящен совсем другой теме.

— Она говорит, что ей плевать на роман. Ты должен принять Книгу. Никакой другой источник не содержит правильной информации.

— Кому это, интересно, я должен?

— Марина говорит, что всему человечеству.

— А она не уточняет, за что? — спросил Оскар. — Когда это я одолжился у человечества на такую огромную сумму? И что будет, если я, со своей стороны, предъявлю иск к этой скромной гражданочке?

— Она говорит, что ни в чем не виновата перед тобой. Это ты испохабил ей жизнь, а не она тебе.

— Так и сказала?

— Буквально…

— Вот это да! — восхитился Оскар. — Мне это даже нравится. Женя, будь добр, попроси гражданочку покойницу убраться, пока я не пожаловался Розалии. Скажи, что если пожалуюсь, от нее урны с прахом не останется на Земле. И, если тебе не сложно, выведи нашу милую гостью за ворота и отвесь ей пинка.

Марина Анатольевна сразу врубилась, что тучу несет на ее огород, и подхватила чемодан. Каблучки забарабанили по лестнице вниз. Женя побежал за ней и долго не появлялся. Оскар заподозрил, что товарищ пошел выполнять его просьбу, но никак не решится «отвесить пинка» уважаемой даме.

Сначала Женя довел Марину Анатольевну до шоссе и посадил на попутку. Бородатый шофер, больше похожий на кучера, вез мед в столицу. Его разбитый автомобиль еле полз по обочине на первой передаче. Колеса скрипели ободами и мяли резину, но водитель боялся взять в руки насос, который шипел, как змея. Однако пасечник знал портал и обещал добраться до места в течение часа. В качестве оплаты его устроила банка пива, которую доктор изъял у больного, в качестве собеседника — покойница Марина вполне годилась. Все, о чем просил мужик, это открыть «бесовское зелье» и не забрызгать ему сюртук.

Отправив гостью, Женя побрел по дороге в направлении аптечного киоска. Провизор ругался матом, расставляя лекарство по полкам, и жаловался на низкий жизненный уровень. Рассказывал, как закрыли его городскую аптеку, а его самого с остатками «ежовой отравы» чуть не эвакуировали в район, где вечная мерзлота и такая же вечная полярная ночь.

— Как же они могли? — сочувствовал Женя, закупая успокоительную настойку.

— Нелюди! Нелюди! — негодовал провизор. — Разве я могу торговать вакциной во льдах? Там же ни одна зараза не выживет. А если дохнет зараза, то и аптекарь долго не проживет. Разве на витаминах теперь сделаешь бизнес? С этакой дряни на гроб приличный не заработаешь. Посмотрите… у меня лучшие вакцины в городе! От чахотки и чесотки в одной ампуле. От шизофрении есть и от язвы желудка…

Женя вернулся домой и, первым делом, приготовил себе стакан «ежовой отравы». Только успокоившись после общения с покойной, он решился на разговор.

— Оскар, разве флоридский дольмен такой гигантский, что может вознести человека к Богам?

— У него внизу миллион этажей, один другого шире.

— Ух ты… А я решил, что Марина бредит. Мне сразу не понравилось ее настроение. Марина сказала, что ей не нужно твое прощение. Буквально так и сказала, что ты искалечил ей жизнь. Если б ты не решил появиться на свет, она бы стала успешной, богатой и знаменитой ученой дамой. А ты сгубил на корню ее планы, и должен быть благодарен, что она в те годы не знала про контрацепцию, иначе у тебя бы не было шанса. — Женя залпом допил остаток настойки и поставил стакан. — Еще она сказала, что надо тебя женить. Сказала, что добровольно такого психа никто в мужья не возьмет, поэтому стоит нанять хорошую сваху. Знаешь… она поехала в Москву смотреть теннис.

— Не думал, что Марина у нас болельщица.

— Она сама не думала, просто сейчас другого зрелища нет. Говорят, что вся Москва сегодня прет в Олимпийский. Там нет свободного места, чтоб встать в проходе. Марина, вообще-то, намылилась в театр, но труппа полным составом ушла за теннис болеть, а я по дороге обратно думал… Всю дорогу думал над тем, что она сказала и, знаешь, до чего додумался? Марина права. Женить тебя надо. Только вот ерунда какая получается: Юльку жалко. Симпатичная, интеллигентная девочка. Ведь ей с тобой только одно мучение и ровно никаких перспектив. Я решил, что надо женить тебя на графине, а Юлька найдет себе приличного человека… Любой был бы счастлив. Но, Оскар!.. — вдруг испугался Женя. — Ничего такого с моей стороны… И, уж тем более, с ее стороны ничего такого.

— Даже не сомневаюсь.

— Я серьезно.

— Да разве б мне пришло в голову?

— Издеваешься? Конечно, ты прав, со стороны это может выглядеть как угодно. Но… я же знаю, что ты патологически неревнив. И я бы даже не стал заводить разговор, если б Юля не призналась, что она в курсе про вас с Мирославой. Что вам мешает, я только не понял? С Жоржем они давно расстались друзьями. Да Жорж бы и связываться с тобой не стал, ему шкура дороже. С тобой боится связываться даже родная мать. Видишь, что творится? Страшный ты человек, если вдуматься. Я тоже тебя боюсь. Но Юля… Оцени, какая смелая девочка! Любой бы гордился такой подругой. И я бы гордился. Что б ты ни говорил, а Марина Анатольевна неглупая дама. Она знает, что посоветовать.

— Вот что, — решил Оскар, поднимаясь с кровати, — раз ты забрал мое пиво, давай-ка последуем примеру этой неглупой дамы и поедем смотреть игру. На кого она поставила, на русских или французов?

— Я полагаю, что в данной ситуации…

— Поедем, поглядим на «заразу пернатую». В конце концов, сколько раз можно переигрывать один и тот же турнир? Собирайся, я только спущусь на минуту в лабораторию.

— Оскар! — крикнул доктор вдогонку. — Тебе нельзя волноваться!

— Я и не собираюсь. Только приборы возьму.

Прощаясь на шоссе, Марина Анатольевна предупредила Женю: хочешь попасть на матч — торопись. Начнется игра — к стадиону уже не протиснешься. Женщина оказалась не только умна, но и невероятно прозорлива. Еще на подъезде к Москве ощущалось запустение придорожных пейзажей. Эвакуаторы, и те стояли без дела. Никто не проверял документы, никто не перекрывал движение. Транспаранты, натянутые поперек дороги сообщали, где и когда пройдет пятый, окончательно решающий матч между Францией и Россией. Портреты игроков обеих команд украшали стены домов. Оскар заметил, что его воспитанник с почетного второго номера сборной сместился на позорный четвертый. Игроки российской команды демонстрировали белоснежные зубы на высоком билборде. Французы надменно поглядывали на них с противоположной стороны улицы. Каждому был дорисован синяк под глазом.

— Никому уже не смешно от этих турниров, — злился Женя. — Сколько можно глумиться над спортом? Ты уж, пожалуйста, с ним разберись. Если Эккур считает, что ты один понимаешь, что происходит, объясни Эрнесту: это уже не спорт, а война принципов с технологиями. Очень скоро зрители перестанут платить за такое зрелище, и теннису придет конец.

Оскар соблюдал спокойствие и осматривал улицы. Он держал себя в руках, когда читал обидные русские слова на плакатах французской команды. Делал вид, что его совсем не волнуют закрытые ветки метро и транспортный коллапс. Он только кивал в ответ на жалобы доктора. Оскар остался невозмутимым, когда гудящая пробка заткнула шоссе на подступах к стадиону. Пробка, которых Оскар не видел с тех пор, как перебрался во Флориду. Он ухом не повел, когда Женя съехал на газон и стал медленно продвигаться вперед, лавируя между столбами.

— Видишь, что творится? Последствия вчерашней пресс-конференции! Не ругался б твой крошка матом на двух языках, можно было бы спокойно выбрать места. А теперь… хорошо, если вообще попадем на трибуны.

У служебного входа запоздавшим посетителям ничего не светило. Охрана стояла в два кольца, но администратор, который сопровождал посольскую делегацию, узнал Оскара, и тому опять не пришлось волноваться.

— Конечно, я вас провожу, — заверил администратор, — но мест категорически нет. Даже ступеньки заняты. Когда в последний раз у нас был аншлаг? Одна надежда, что после второго сета народ начнет расходиться.