— Он не Эльзу искал, а Лео. Думал, что Мирославе хватит ума вернуть младенца обратно матери. Он искал по всякому, но по почерку искать не мог, потому что не имел образца. А поисковая программа на почерк у него есть, это я точно знаю. У Эльзы характерный почерк. Смотрите, как она пишет букву «п»… что-то среднее, между кириллицей и латиницей. И буква «т»… Возможно, эта женщина долго не жила в России и отвыкла от русских букв. Мне даже кажется, что я видела такую манеру письма. К тому же ошибки… В трех словах четыре ошибки. Разве это не портрет незнакомки? — Присутствующие внимательно поглядели на Юлю. Девушка слегка растерялась, но не отступила. — Натан Валерьянович, пойдемте-ка с ним потолкуем.
Неохотно, исключительно из уважения к присутствующим, Оскар снял очки и включил нормальный, человеческий монитор. Прошло время, прежде чем зрение восстановилось.
— На кой черт полиция подшила к делу салфетку? — не понимал Оскар. — Я думал, Мирка подтерла ею Левкину задницу, и делу конец. Что там можно понять по почерку? Ошибки? Возьми кусок туалетной бумаги и попробуй написать на коленке послание к беглому папаше… через час после того, как родишь. Я посмотрю, какой у тебя будет почерк.
— Конечно, — согласился Натан Валерьянович со всеми сразу. — Мы ничего не знаем об Эльзе, кроме того, что она «печальная». Но почерк действительно необычный.
— Копинский предпочитал русских проституток всяким другим. Ну и что? Думаете, я не перерыл архивы по русским эмигрантам за последние двести лет?
— По почерку, кроме всего прочего, можно предположить характер и возраст… и много разных других вещей, — настаивала Юля.
— Чокнутая неврастеничка без определенных занятий, — выдал заключение Оскар. — Не особо запаренная инстинктом материнства. Не исключено, что полная дура с тремя классами образования. И даже вероятнее всего… Баба с минимальным ресурсом мозгов хотя бы узнает, что за мужик пригласил ее на яхту, прежде чем рожать от него.
— И все равно мне кажется, что этот почерк я где-то видела.
— Много ли ты вообще видела почерков? Ты учительница русского языка? По сто тетрадок в день проверяла? Юля, ты за свою жизнь видела их с десяток, не больше. Кто сейчас пишет на бумаге?
— Правильно, — еще раз согласился Натан. — Юля, тебе надо вспомнить, где, когда, при каких обстоятельствах ты могла видеть рукописные тексты.
Девушка сосредоточилась.
— Мама мне показывала какие-то письма, — вспоминала она. — Но, нет… Они были написаны мелким почерком, а этот крупный, как будто детский. Потом я смотрела образцы… Нет, там все было по-английски. Где же я еще могла видеть? Вот не знаю, но почему-то мне кажется, что в твоем компьютере. Абсурд, конечно. Надо понять, почему мне так кажется.
— Ничего абсурдного, — заметил Натан. — Даже не удивлюсь, что женщина, которая родила Левушку, как-то связана с нашей историей.
— Черт возьми! — осенило Оскара. — Мирка!!! Где ее файлы? Юля, в какую папку я сбросил рукопись Яшки Бессонова? Мирка оставляла нам файл, когда носилась по издательствам.
— Там было напечатано на машинке, — вспомнила Юля. — Да! Мирка их сбросила, как картинки, и просила оцифровать. Я помню, что ты архивировал…
— Там было несколько файлов со стишками Элизабет.
— Элизабет… — повторил Натан Валерьянович. — Эльза, Элис… Где она была за девять месяцев до того, как родился ребенок?
Юля вздрогнула, когда стишки Элизабет Хант появились на мониторе.
— Натан Валерьянович… — прошептала она, — пойдемте-ка потолкуем с Женей.
Оскар присоединился к компании, желающих «толковать». Более того, толковать он собирался сам и максимально предметно. Доктор Русый, не чуя беды, сидел в профессорском кабинете с толстым словарем в руках и подробно анализировал документы. Размер делегации его впечатлил. Чувство тревоги посетило доктора.
— Что? — спросил он. — Армагеддон уже наступил?
К чему угодно готовился Женя. Что угодно собирался выслушать себе в упрек, но предъявленное обвинение повергло его в ступор. А реакция доктора повергла в недоумение всех присутствующих.
— Я думал, мне показалось… Натан Валерьянович! Оскар! Юля! Рубите мне голову! Режьте меня на части, казните! Виноват! Каюсь! Недосмотрел! Дело ж было зимой, как раз, когда Симу положили на операцию. Они нарядятся в ее тряпки, две дуры… В избе холодно. Уфологи эти… Зла на них нет! Ездят и ездят. Бывало, напополам разорвешься между больницей и хутором. Да если б не Пашка, я бы с ума сошел. Я же заподозрил, повез ее в Туров к своим ребятам… Ну, Оскар, я тебе рассказывал, что в Туров ее возил на обследование. Думал, если она беременна, не поздно еще прервать… Куда мне младенец? Так она ж, курица этакая, из больницы удрала, обследовать себя не дала, а где бегала до лета — кто ее знает. Она же бегала регулярно. Где я только ее не ловил. Натан Валерьянович, я ж в розыск ее объявлял по России — найти не могли. В конце мая явилась. Но я уже к врачам ее не повез. Некогда было. Сима совсем плохая. Уфологи обнаглели. Деев палец о палец не ударил по хозяйству, только гостей на хутор приваживал.
— С кем она нагуляла ребенка, Женя? — спросил Оскар, и доктор еще больше растерялся.
— А что? Все-таки был ребенок? Все-таки родила? Ты его искал, когда приезжал ко мне осенью?
— Я спрашиваю, с кем она погуляла?
— Пашку спрашивай. Я ж объясняю: Сима как улеглась в больницу, так я одной ногой здесь — другой там. Деева спрашивай, он уфологов в дом водил, на жизнь жаловался, на работу просился. Если честно, я поначалу на них обоих грешил, но оба клялись, что ни-ни… Ну мужики-то оба вменяемые, хоть и дурные. Оба в курсе, что девка того… С кем она?… — Женя выпил воды из графина, чтобы успокоиться. — Да с кем она только ни крутилась. Природа свое требует, что поделаешь? Но только не наши. За наших ручаюсь. Может, кто-то из хуторских? Может, из приезжих? Один американец ею сильно интересовался: что за девочка, почему такая красота на чердаке сидит? Гадкий тип, но он один из делегации говорил по-русски… правда, акцент у него… не американский.
Оскар поднялся из-за стола.
— Идем в лабораторию, опознаешь, — он запер дверь перед носом Юли и развернул на мониторе портрет. — Он?
Женя побледнел, рассматривая изображение.
— Он! Эта самая рожа. Срочно звони Даниелю, пусть возьмет с нее новую расписку. Нет, я сам позвоню… Нет, у Даниеля снега зимой не допросишься. Я поеду к нему прямо сейчас и сам заставлю ее написать документ. Завтра утром поеду. Нет, сегодня. Сейчас! Я оттащу ее к нотариусу, если надо будет. Оскар, ни о чем не переживай, я виноват, я сделаю все, что надо!
— Открой! — Юля пнула ногой железную дверь. — Оскар, открой! Натан Валерьянович хочет видеть, чем вы заняты.
Оскар убрал с монитора картинку и впустил товарищей в лабораторию.
— Я… — клялся Женя, — Натан Валерьянович, даже не вздумайте беспокоиться! Я с нее возьму такую бумагу, что вы станете законными родителями без всяких судов.
— Пойдемте-ка еще потолкуем, — сказал Оскар и загнал компанию обратно, за стол профессорского кабинета.
Пока он собирался с мыслями, все было решено. Делегация готова была немедленно отправиться в Сен-Тропе, не предупредив Даниеля, чтобы тот не вздумал прятать девиц дальше шкафа. Был продуман план проникновения в подвал бутика, были наспех собраны документы Натана Валерьяновича, как будущего законного опекуна. Еще немного, и делегация бы проследовала в гараж для посадки во флакер, потому что никто не хотел затягивать время. Все хотели немедленно получить результат, только Оскар не подписался на авантюру.
— Все хорошо, — сказал он по секрету подруге. — Все было бы как нельзя замечательно, если б не одно «но». Женька опознал не ту фотографию.
— Нет! — воскликнула девушка.
— Я предъявил ему первую попавшуюся мужскую рожу подходящего возраста, которую нашел в архиве. Фотографии Копинского у меня нет.
— Женя никогда не видел Макса Копинского? — удивилась Юля.
— Как видишь.