— Мира… — прошептала Розалия Львовна, — где он? Ради Бога, деточка, куда ты его увезла? Что с ним стало?

— Да ничего не стало… Вот он, сидит, обнимает вас нежно. Подлизывается к мамочке.

Розалия Львовна перевела взгляд на Эрнеста. Молодой человек улыбнулся.

— Ты…

— Я, — кивнул Эрнест.

— Ну, где это видано? — негодовала графиня. — Как это можно было себе представить, чтобы Натан Валерьянович не знал правды? Да он бы за минуту собрал прибор, с которым Левка не имел бы проблем со здоровьем. Проблему мог решить даже мощный радиопередатчик. А главное, что и ваш, родной, от той же хрени мог загнуться, пока вы не верили в физику. И загнулся бы. Розалия Львовна, слышите меня? Я, конечно, виновата, что не сообщила после… Розалия Львовна? Але…

— Ты? — повторила Розалия, глядя на сына.

— Я, — еще раз подтвердил Эрнест.

Первым пришел в себя Натан Валерьянович. Взял сигареты и вышел вон. Мира пошла за ним на веранду, но там было пусто. Натана Валерьяновича не было на крыльце, даже во дворе ничего похожего на курящего профессора не наблюдалось. Мира хотела только стрельнуть сигарету. Она присела на ступеньках и стала рассматривать корт. Вскоре рядом с ней на крылечко присел Оскар. Присел, но слова покаянного не сказал. Только улыбнулся.

— Есть два зрелища, на которые я готова смотреть часами, — сказала графиня. — Одно из них — это крошка, играющий в теннис.

— Второе — Крокодил, который варит пиво? — предположил молодой человек.

— Нет, Крокодил варит пиво один. Даже занавеску на окне завел, чтобы никто не проник взглядом в таинство. Второе зрелище, которое я готова наблюдать, не отрываясь, часами, это как крошка учит уроки. Но это такое редкое удовольствие. Первое он доставлял мне чаще. Кстати про Крокодила. Я дала ему слово, что скажу тебе спасибо при встрече. Говорю: спасибо за идею с магнитом. Нам бы в голову не пришло его прокалить.

— Я знал, что ты двоечница…

— Удивительно, как мы оба отупели от этого агрегата.

— Люди и без агрегатов охотно тупеют. Не одних вас там заклинило.

— Как думаешь, что это было?

— Какой-то ферромагнетик.

— Думаешь, природный феномен? Может, деталь от летающей тарелки?

— Не знаю, Мирка, смотреть надо. Все, что угодно, можно предположить, не глядя. В том числе и хинею. Кстати, и от меня Крокодилу спасибо.

— За что?

— За то, что он есть. Мне стыдно вспомнить, что однажды убил русала.

— Брось… — махнула рукой графиня. — Если б ты знал, сколько нашего брата замочил Крокодил… Хороший корт построили, — заметила она. — Слишком хороший для нашего лодыря. Малыш нормально говорит по-русски? Не тормозит?

— Лучше б иногда притормаживал…

— С каким трудом я вколотила ему язык. Пришлось отдать его в русский садик на целый месяц. Что ты думаешь? Вся группа ругалась матом по-французски. Потом я нашла ему русского тренера, и дело сдвинулось. Если б не Сиськин, не знаю, что было бы с его языком. Он его и говорить заставил, и поставил ему удары, и на сборы в Россию таскал. И вообще…

— Как ты сказала? Кто?..

— Шишкин Александр Данилович. Заслуженный тренер… в будущем.

— Тренировал Эрни в детстве?

— В три года малыш не произносил букву «Ш» и звал его Сиськиным. Тот терпел-терпел и дотерпелся, что Сиськиным его стал называть весь форт. Не выдержал парень. Попросил расчет. Это он приучил малыша играть правой, а потом почему-то решил, что ошибся. Нет, Сиськин молодец, не зря получал гонорары… И то, что у него сложится тренерская карьера, вполне закономерно.

— Где ты его откопала?

— На турнире… не помню каком. Смотрю, стоит, забор бодает. Вроде не пьяный, аккредитованный в качестве тренера какой-то салаги на детский турнир. Пригляделась — вроде вены не колоты, зрачки в норме, а потом вспомнила: лет пять назад на этом месте были небольшие воротца, и дорожка к тренировочным кортам вела напрямик. Потом забор стал сплошным, а дорожку травой засеяли. Я спрашиваю: «Мужик, ты вообще где?» А он говорит: «В большой финансовой заднице, потому что родитель клиента меня рассчитал». «За потерю связи с реальностью?» — спрашиваю. Он говорит: «Имел я эту реальность… и ту, другую реальность, тоже имел…». Я предложила ему зарплату, и он пошел за мной как бездомная собачонка, не спрашивая, куда.

Взволнованная Юля выбежала на крыльцо, словно внезапно спохватилась о чем-то, и собеседники замолчали.

— Где Натан? — спросила она.

Оскар с Мирой дружно пожали плечами.

— Как вы его отпустили? Человеку может быть с сердцем плохо, — Юля убежала за калитку и скрылась в сумерках. Вслед за ней на крылечко вышел Эрнест и обнял графиню.

— Все?.. — спросил он у Оскара. — Теперь я могу назвать его папой?

— Теперь — пожалуйста.

Вслед за Эрнестом из дома вышла Алиса.

— Дала таблетки? — спросил Эрнест, не выпуская графиню из объятий.

— Дала.

— Она выпила?

— Не знаю. Во всяком случае, в рот положила.

— А водой запила?

— Запила.

— И что?

— Что?..

— Проглотила?

— Кончай издеваться, — рассердилась Алиса. — Если мама решила, что будет спать, значит и без таблеток заснет.

— А если нет? Мне пойти, протолкнуть таблетку ей в горло?

— Она просила оставить ее в покое всех. Тебя в том числе.

Компания ненадолго умолкла. Все ждали явления на крыльцо Розалии Львовны, но виновница ожиданий, не торопилась. Сначала она долго сидела в темноте, не включая свет. Потом накинула шаль, поднялась в библиотеку, где спали Соня с Левушкой, и стала будить детей.

— Софочка, — сказала она, — просыпайся, детка, мы едем домой, — Левушка, сынок… просыпайся, пора собираться. — Она включила в библиотеке свет, спустилась вниз и снова села на опустевший диван. Софья Натановна сквозь сон поднялась с дивана, выключила свет, накрыла Левушку пледом и, недолго думая, сама улеглась.

О Розалии Львовне все забыли, как только вернулась Юля.

— Сидит под забором, — сообщила она.

— Курит?

— Плачет. Я хотела с ним посидеть, — призналась девушка, — он сказал, что хочет побыть один. Сказал, чтобы мы все пошли к черту и долго не возвращались. А что мы такого сделали?

Алиса поднялась со ступенек.

— Не надо, — одернул ее Эрнест. — Побольше поплачет — поменьше пописает. — Он положил голову на колени графине и закрыл глаза.

— Не надо, — согласился с Эрнестом Оскар. — Дай человеку побыть одному.

— Папа о чем-то таком догадывался, — сказала Алиса. — Оскар, если ты знал, ты должен был ему рассказать.

— Что рассказать? — удивился молодой человек. — Я только понял, что Левку с Эрни поменяли местами. Все остальное — для меня такие же новости, как и для вас. Откуда мне было знать? Я всякие варианты прикидывал…

— Не переживай, Алиса, мне он тоже не доверяет, — пожаловалась Юля.

— Я доверяю тебе больше, чем самому себе. Просто надо было понять смысл подмены, а потом выкладывать информацию. Ты же знаешь, что однажды я уже поплатился за длинный язык. Почему-то я думал, что это было сделано для Левкиной конспирации. Я ведь предположить не мог, что так получилось.

— Да, Левка хорошо законспирировался, — согласилась графиня. — Лучше, чем можно было желать. Вообще-то я собиралась организовать Розалии двойню. Но, наверно, Автор знал лучше меня, как действовать. Если б я не взялась пристроить Левку в семью, Эрни бы вряд ли выжил. Почему мне сразу в голову не пришло, что ребенок Валерьяныча получится таким же анахроником, как и ребенок Копинского? Ведь, опять же, элементарно догадаться, если подумать. Странно, что он вообще родился. Если б Розалия всю беременность не торчала над генератором, который у вас в подвале, это был бы не крошка-граф, а стопроцентный выкидыш на раннем сроке.

— Машку благодарить надо, — сказала Алиса. — Из-за ее безобразного поведения в школе маме пришлось поселиться здесь.

— Бедная девочка, — вздохнула графиня, — какой кошмар ей пришлось пережить.

— Вряд ли она понимала.