— Не пройдет минуты, мой Ангел, как ты об этом прочтешь.

— Дело идет к тому, что однажды ты останешься без читателя.

— Прекрасно! Я сыта по горло читательскими угрозами. Когда я наконец-то лишусь читателя, мне никто не будет указывать на ошибки и ставить на вид смысловые нелепости. Я лишусь читателя и буду с наслаждением писать, о чем захочу, как захочу и когда захочу!

Солнце не сдвинулось с мертвой точки, пока Оскар висел на верхушке скалы. Оно не сдвинулось, пока Оскар спускался, не приблизилось к горизонту, не вошло в зенит. К берегу причалил кусок фанеры, из которого можно было сделать навес и спрятаться от палящих лучей. Тень от навеса легла на песок и замерла навечно. Оскар приходил в себя. Макс таскал из воды фрагменты разбитой яхты и осматривал мусор, выброшенный на берег. Течение несло и несло: то пустые бутылки от виски, то резиновую подошву сапога. В обломках кораблекрушения Копинский разыскал зажигалку и тут же зашвырнул ее в море.

— Чем ты микстуру развел, псих? — ругал он Оскара. — Что я велел тебе делать? На полный бак воды — не больше двух грамм! А ты что сделал? Спиртом развел?

— Воду в бензобак не льют.

— Ну… хорек! Хоть бы предупредил. Слушай, Шутов, тебе мозги на череп не давят? Думаешь, если умный, не надо химию изучать?

— Что было в канистре?

— Хорек ты драный! — сокрушался Макс. — Сколько микстуры убил? Сколько влил в бак, я спрашиваю?

— Плеснул немного…

— А остальное?

— Вернул на полку.

— В трюм? К банкам с маслами и ацетонами? Ну, хорек… Не помнишь, два взрыва было или один?

— Вроде, два.

— Нет, Шутов, я тебя убью! Вспомни, было замедление хронала при взрыве или не было? Да если б не было, — рассудил Макс, — я б костей твоих не собрал! Ты ж долетел до берега, в отличие от меня! Если б не хрональная деформация, должен был разбиться в лепешку! Так?

— Что было в канистре?

— Ай, — махнул рукой Макс и упал на песок. — Если два взрыва, значит, она и рванула. Надо было сразу забрать канистру, да драться с тобой не хотелось. Ведь ты бы в драку полез, Шутов! Так или нет?

— Может, все-таки объяснишь?

— Микстура Ангельская там была! Горючее для светильников.

— Каких светильников?

— Ангельских светильников! Абсолютное топливо. Его надо сушить и распылять в помещении: грамм — на сотни кубометров. А ты что сделал? Я полграмма купил, распылил в гараже — тридцать лет там светло и плесень не водится. Вообще такие вещи в канистры не разливают. Их продают по капле за зверские деньги.

— Почему микстура? Она от кашля?

— Ангелы не кашляют.

— Объясни, Копинский, не выпендривайся!

— Если Ангел решил сдохнуть, ему не нужны болезни, он сдохнет сам, но в могилу никто не положит. Слушай, Шутов, авось пригодится… — Макс разделся, выложил на просушку мокрые веши, и лег под навес. — Берется дохлый Ангел, — сказал он, — измельчается в пыль и варится в серебряной кастрюле с цветками папоротника. Охлажденное варево процеживается через печень акулы, добавляется уксус из райских яблок, все это складывается в желудок единорога, завязывается узлом и закапывается в землю на несколько миллионов лет. Что еще тебе объяснить? По каким законам эта жидкость превращает воду в горючее? Понятия не имею. Зато знаю точно: нельзя поджигать смесь в такой концентрации.

— Надо было сразу все объяснить.

— Ага! Лекцию тебе прочесть, пока лодка идет ко дну? И выслушать ответные оскорбления? Ну, хорек… Полканистры убил. Этого, Шутов, я не прощу тебе никогда! Будешь жить здесь, на острове, и отрабатывать долг еще три миллиона лет. Попробуй только сдохнуть раньше, чем отработаешь!

— Не твоя канистра, — напомнил Оскар, — не перед тобой отвечать.

— Не… — возразил Макс. — Густав убьет тебя сразу. А мне ты пока еще нужен живым.

— Тогда учись ловить рыбу.

— Не понял.

— Мы на необитаемом острове, Копинский. Из личного опыта знаю: чем раньше прекратишь мечтать о чудесном спасении, тем больше сил сэкономишь. Чем раньше начнешь ловить рыбу, тем скорее научишься. Если повезет, научишься раньше, чем ослабеешь от голода. Видишь, что мы на острове, умник? Видишь, что здесь голые камни? Ни травинки, ни птичьего гнезда.

— Да ты, физик, мозги ушиб! — возмутился Макс. — Здесь русалова частота! Мертвая территория! Шутов, не знаю как ты, я обычно ужинаю в ресторане, и не вижу причин изменять привычке.

Оскар все же нырнул и огляделся под водой. Дно было ровным, удивительно чистым, в мелких ребрышках песчаных волн с оазисами камней, на которых не было даже ракушек. Отсутствие рыбы физика никак не смутило. При всей очевидности его чудесного приземления с высоты, Оскар не видел ничего необычного в окружающем мире. Только застывшее на небе светило вызывало вопросы. «Хроно-деформация при взрыве — обычное дело, — рассудил физик. — Но мы еще живы и твердь земная не сгорела дотла. Течение несет и несет на остров обломки. Если мы движемся — почему же Солнце стоит? Если Солнце стоит, то какого черта мы движемся? Нет, здесь деформация поинтереснее».

Он вылез на берег, выловил из воды палку с крюком, и приобщил к коллекции ломаных досок.

— Вставай, Копинский, плот делать будем.

— Из этого дерьма?

— Зачем же ты собрал столько лома?

— Не ногами голыми отбиваться от твоего динозавра.

— Надо вязать плот из того, что есть, пока Нэська не вылез.

— Проще подождать, пока его снова поймают и посадят на цепь.

— Кто поймает моего динозавра?

— Не знаю, — пожал плечами Макс. — Знаю, что золотые цепи сами собой на шею не вешаются. Сядь, Шутов. Мне потолковать с тобой надо.

— Дома потолкуем.

— Как же! Снизойдешь ты… Сядь! Пока не договоримся, никуда друг от друга не денемся. А не договоримся вообще — быть тебе Робинзоном. Все, что я смогу — это передать графине твой соленый океанский привет.

— Нам не о чем говорить, Копинский. Все наши договора ты нарушил. И шантажировать меня не надо. Знаешь, как убраться отсюда — вали! Мне без тебя и на острове хорошо!

Оскар пошел прогуляться вдоль берега, в надежде найти потаенный портал или компас, который подскажет дорогу. Обожженное ухо начинало болеть, руки, пораненные о камень, кровоточили, но волны выносили на песок только хлам. Его удивила тень от палки с гвоздями, которой Копинский отбился от Нэськи. Палка торчала из песка, и Оскару пришла в голову нелепая мысль. Физику показалось, что загадка стоячего Солнца вот-вот решится, но решение не приходило в голову. Мысль была слишком нелепа, а голова ужасно болела. Обогнув остров, он вернулся в исходную точку и отметил, что тень фанерного тента за время путешествия ничуть не сдвинулась.

— Ты еще здесь? — спросил он задумчивого Копинского. — Решил сдохнуть на острове вместе со мной?

— Надеешься, что я сдохну, несчастный романтик?

— Я физик, — напомнил Оскар.

— Хреновый физик.

— Тогда уволь меня.

— И с чем я останусь? Я вложил в тебя состояние, а что получил?

— Свою работу я сделал. Если помнишь, ты нанял меня разбираться с портами. Об универсальной отмычке речи не шло.

— Назови новую цену. Сколько стоит услуга?

— Я столько денег за жизнь не потрачу, Копинский.

— Не вопрос. Сколько лет ты хочешь добавить сверху? Давай, торгуйся!.. Глупо строить из себя святошу, когда весь мир у ног… Только пожелай! Хочешь, женю тебя на графине?

— Хочу узнать, зачем такому дураку, как ты, ключ дольмена?

— Мне ничего не нужно. У меня все есть. А потомку моему пригодится.

— Сомневаюсь, что потомок будет умнее тебя. Я сделал работу, с которой не справятся сто поколений Копинских. Ты нанял меня делать каталог портов. Все!

— Если б я знал! — воскликнул Копинский. — Если б догадался, что возможен универсальный ключ! Я сразу сказал, что с техникой не в ладах, но ты… хитрец! Чего ты добиваешься своим упрямством?

— Ничего! Пойми, что я не могу сделать ключ.

— Не так уж я глуп, Шутов, чтоб в это поверить! И мое терпение имеет предел. Не провоцируй меня на подлости.