Зачарованные путешественники разинули рты, но Натан Валерьянович никому не разрешил любоваться пейзажем. Он тут же снарядил машину в поселок, отдал распоряжения радистам и занялся оборудованием лаборатории в автобусе.

Радисты поставили мачту и до рассвета покинули лагерь. Наступила тишина. В утренних лучах туман поднялся над землей, его граница растворилась в свете. Макушки деревьев скрылись. Натан Валерьянович сделал замеры фона и приступил к работе. Первый сигнал маяка пробился в лагерь к полудню.

— В первую очередь, — наставлял Боровский ученика, — осмотришь дорогу и обочины. Наверно имеет смысл написать на асфальте, чтобы люди держались вблизи дороги, не разбегались по лесу. Артур, ты не мог бы заняться плакатами?

— А чего написать, Натан Валерьянович?

— Баллончики с краской надо купить, — сообразил Федор. — Я позвоню, вечером подвезут, а первый раз мы с Оськой так сходим… на разведку.

— И Деев пойдет, — сказал Оскар.

— Зачем это?

— Растащат маяк на запчасти, Учитель… заблудимся, а Деев выйдет к вам по любому. Надо же ему будет одолжиться. Кроме вас ему никто не дает. Он выйдет к вам, а мы за ним по фарватеру.

— Ну… втроем так втроем, — согласился Натан. — Возьмите аптечку, воду, сухой паек и теплые вещи…

— Можем взять машину скорой помощи, Натан Валерьянович, — предложил Федор. Оскар усмехнулся, Натан покачал головой, Федор получил по физике двойку. — Что? Аккумулятор сядет? — догадался он.

— Фирменный не сядет, — уверил Артур. — Проверено!

— Все может быть, Федор. Бывает, что плохие работают, а хорошие садятся, но лучше не проверять. Чем дороже машина, тем вернее заглохнет. Может статься, что назад вам придется пробираться сквозь кусты и деревья, машину легче будет бросить, чем вывести. Велосипеды тоже могут стать лишней обузой. Мы должны в первую очередь думать о том, как найти людей.

— Технику будем выносить по мере возможности, — согласился Федор.

— Вот, ты и понесешь на себе два лесовоза с дохлыми аккумуляторами, — добавил Оскар.

— Батареи, Федор, разряжаются не от присутствия в зоне, а от импульсов, которые зона проводит, — объяснил Боровский. — Когда этот импульс пройдет, и чем он будет чреват, заранее знать невозможно, поэтому в зонах лучше пользоваться устройствами, которые Оскар сделал для этих целей. Надевайте резиновые сапоги и готовьтесь к тому, что обратная дорога может оказаться длиннее. Готовьтесь сами и объясните это людям, которых поведете с собой.

Клочья густого тумана лежали в оврагах. Лес за обочиной таял, стволы тонули в молочной паутине. Птицы не пели, ветки не дрожали от ветра. Голоса звучали тихо и глухо. Федор старался развеселить попутчиков разговором, но весело не было никому. Артур тащил тяжелый рюкзак и спал на ходу. Оскар вспоминал Слупицу. Воображение рисовало Привратника, «спасителя» человеческих душ, на пустынной дороге. Дискомфорт нарастал. Оскар забыл проинструктировать попутчиков на случай нежелательной встречи, и сам не научился заговаривать Ангелу зубы. Никто, кроме Натана Валерьяновича, не умел вовремя достать из кармана книгу или предложить беседу, обоюдно интересную, необременительную для существа, которое считает себя венцом эволюции. Оскар терпеть не мог Ангелов, органически не выносил бездельников, не желал иметь с ними ничего общего и в разговоры лишний раз не вступал. За время близкого соседства с таким существом, Оскар научился его игнорировать и избегать конфликта, но Учитель остался в лагере, наивный Федор рассказывал анекдоты, бестолковый Артур против своего обыкновенья молчал. «Человек, встретив Ангела, как правило, ведет себя по-дурацки, — рассуждал Оскар, — и хорошо. Больше всего на свете Ангела раздражают люди, которые кажутся умнее его». Кто из товарищей окажется большим дураком, Артур или Федор, заранее неизвестно. Все умные люди в представлении физика были умны одинаково, а каждый дурак глуп по-своему.

Он встал, чтобы свериться с маяком, и кожей почувствовал холодное дыхание дольмена, которое преследовало его в доме пасечника. Тогда Оскар не боялся ничего на свете, потому что ничего не имел за душой, и не верил в будущее науки. Теперь, когда молодой человек осознал, что за книга оказалась в его руках, он начал переходить дорогу на зеленый свет и лишний раз не хамил незнакомцам. Не то чтобы он всерьез рассчитывал пообщаться с Богом. Оскар наконец-то поверил, что кроме него никто в этой книге ни слова, ни буквы не разберет.

— Сколько километров асфальтовая дорога? — спросил он Федора.

— Максимум пять.

— А сколько мы уже отмахали?

— Минимум три. Что-то не так?

— Холодно, — ответил Оскар. — Температура падает. Нехорошо это.

— Дойдем до гравия и обратно, — решил Федор. — По лесу сегодня шарить не будем. Завтра привезут краску, будем писать на асфальте.

— Температура — фигня, — заметил Артур. — Хреново, что здесь туман. В тумане можно сто лет искать и самому потеряться.

— Дали бы мне спокойно собрать каркас, — злился Оскар, — просветил бы я эти елки насквозь, до вечной мерзлоты.

— Найдем! — заверил Федор попутчиков. — Куда им деваться? Наверняка у дороги сидят.

— Если никто не спугнул.

— Кто спугнул? Валерьяныч сказал, что зона стабильная.

— Ангелы — не инохроналы, им пофигу зона.

— Ни разу не видел Ангела, — признался Федор. — Валерьяныч говорил, они где попало с людьми не общаются; им, как людям, нужна среда…

— Учитель не рассказал, что делать, если встретишь Ангела?

— Здесь не должно быть Ангелов, — заявил Федор. — Только в форме галлюцинации.

— Молодец! Увидишь — имей в виду: это галлюцинация.

— Именно галлюцинация. Я даже подойду и проверю.

— Ты плюнь в него, — предложил Артур. — Если плевок пролетит насквозь — значит оно самое. Если повиснет у него на пузе — тогда… ты меня не знаешь.

— Ты тоже общался с Ангелами?

— Жил на моем участке один нахал. Я, говорит, выкопал тебя из могилы — теперь ты мне должен. Отпиши мне, говорит, доверенность на имущество и вали отсюда. Я говорю: разбежался! Лучше закопай обратно.

— Прошла амнезия, Деев?

— Мне Валерьяныч рассказывал. Говорил, что я два раза родился.

— Я тебя сам когда-нибудь закопаю, — пообещал Оскар. — Закопаю и плитой придавлю. Если бы ты, дубина, не обменял Глаз Греаля на «День Земли», я был бы при аппарате. Мы бы решили проблему, не шатаясь по лесу.

— Я ж не знал, — оправдывался Артур.

— Ты родился уже три раза! Не будет с тебя?

— Я же сказал Валерьянычу, что заплачу за машину! Чо ты меня цепляешь? Не веришь, что заплачу?

Путники замолчали. Минуло пять километров, но дорога осталась такой же ровной и асфальтированной. Федор развернул карту. Его приподнятая бровь говорила о том, что местность перестала соответствовать изображению.

— Все нормально, — успокоил Оскар.

— Привыкнешь, — подтвердил Артур.

Дорогу обступил дикий лес. В оврагах валялись клочья тумана.

Натан Валерьянович еще раз измерил состояние поля, внес данные в компьютер и проанализировал результат. Он мечтал дождаться своих посыльных и выспаться. Графики на мониторе уже не двоились в глазах, а троились. Сны стали видеться наяву. Боровский вспомнил, что не спал двое суток, и решил, что человек на пороге лаборатории ему мерещится, потому что не мог быть допущен охраной объекта.

— Позвольте обратиться, — сказал человек и шагнул в автобус, но Павел преградил ему путь. — Вы не помните меня? Бессонов-Южин. Я посылал вам в гостиницу визитную карточку…

— Не помню, — ответил Боровский.

— Я должен говорить с вами лично, профессор. В прошлом году ко мне обращались ваши коллеги за консультацией. К сожалению, я был занят. Приношу свои извинения, но поверьте, информация, которой я располагаю сейчас, весьма конфиденциальна. Илья Ильич Лепешевский, если помните такого, рекомендовал обратиться к вам…

Натан Валерьянович удивился еще больше. Илья Ильич Лепешевский рекомендовал держаться подальше от незнакомых людей. Чтобы академик рекомендовал ему что-то еще, Натан не припомнил, но из автобуса вышел и позволил Бессонову отвести себя в сторону.