— Вы храните информацию на воде?

— Нет, базу данных мы храним в компьютере, обрабатываем, формируем импульсы и пропускаем через электроды сквозь воду. Природа делает за нас тонкую часть настройки. А если наши расчеты оказываются неверны, вода не преобразует задачу и излучения не возникнет.

— Дополнительная страховка? — догадался Карась.

— Да, — согласился Натан, — цензура в последней инстанции.

Карась успокоился ненадолго. Он дождался, пока Натан сходит наверх, принесет коробку с инструментом и начнет переустанавливать зеркала на штативах.

— Вы используете зеркало, чтобы излучение не проникло за пределы лаборатории? — спросил капитан.

— Не только.

— Для чего еще?

— Поле должно иметь нужную концентрацию. Оно не должно мутнеть и терять фокус. Мы используем принцип телескопа, чтобы воспроизвести Женину «галактическую» частоту в максимальной резкости. Пожалуйста, Валерий Петрович, не стойте долго рядом с большим зеркалом.

Карась отошел, посмотрел на свое отражение, но увидел мятое пространство и свой деловой костюм, разорванный на куски и вмешанный в общий хаос.

— Да, — согласился Карась, — есть что-то нелогичное в зеркалах. Странные свойства имеют эти, казалось бы, простые предметы. Вы считаете, что находиться рядом опасно?

— Очень опасно. Я обещал коллегам вернуть его в сохранности. Ни дай Бог что — мне останется только пуля в лоб. За эту вещь я в жизни не расплачусь.

— Я имел в виду, что поверхность зеркал может улавливать и сохранять фотоны. Архивировать память о том, что перед ними происходило.

Боровский молчал. Отражатель не хотел закрепляться в нужном положении, штатив казался физику слишком слабым, а крепление ненадежным.

— Вы не согласны с коллегами, Натан Валерьянович?

— С чем именно?

— Что зеркало — это лазерный резонатор?

— Нет, не согласен.

— У вас свое понимание феномена?

— Если вы не поклонник субъективно-идеалистических учений, вам трудно будет меня понять.

— Но ведь и вы не поклонник.

— Я привык доверять очевидному. Так уж устроен мир, что чему-то одному приходится верить, а все остальное доказывать. Вероятно, мой путь не самый разумный, зато наименее противоречивый.

— И все-таки, вы знаете о зеркалах больше чем ваши коллеги-физики.

— Вы правы, Валерий Петрович, зеркала — самая опасная вещь на свете, — заявил Натан и пошел наверх за скотчем и плоскогубцами.

Капитан Карась запомнил последнюю фразу и решил, во что бы то ни стало, продолжить разговор. Не сейчас — так потом, не в лаборатории — так в своем кабинете. Он решил, что однажды поймает Боровского и допросит по всем проблемам, до сей поры непонятным. Дождется, когда ученый перестанет бегать, сядет напротив него за столом и настроится на разговор.

— Зеркала — самая опасная вещь на земле? — напомнил Карась, когда Натан вернулся в лабораторию с плоскогубцами.

— Один мой студент описывал характеристику среды между двумя направленными друг на друга зеркалами, и вычислил сжатое четырехмерное пространство, — объяснил Боровский. — Он доказал, что абсолютная пустота, если таковая существует, имеет не черный цвет, как представляется нам, а серовато-зеленый. Только спустя годы, просматривая его расчеты, я убедился, что в них нет никакого абсурда. Более того, дополнительное пространство нашего мира физически существует и оно действительно заполнено рассеянным дехрональным светом зеленого оттенка, которое мы наблюдали не раз. Излучение, которое можно замерить и описать. Зеркала, Валерий Петрович, не хранят фотоны и не резонируют их. Они обладают свойством искажать частоту пространства и могут сыграть с человеком неприятную шутку. Поэтому, позвольте вас предостеречь: если вы решите защищаться от чего-либо с помощью зеркал, десять раз подумайте и хотя бы раз проконсультируйтесь со мной. Может быть, мой опыт пойдет кому-то на пользу.

— Что стало с вашим замечательным студентом? Он сделал карьеру в науке?

— Если бы… — вздохнул Натан. — Мой замечательный студент не может защитить готовую диссертацию. Не верит, что ученая степень важна для его карьеры. А я не могу его убедить… Оскар! — позвал он и отложил инструмент. — Куда ты дел скотч? Принеси мне скотч и старые плоскогубцы… Искаженное пространство, Валерий Петрович, опасно не чертями и привидениями. Оно опасно тем, что лишает нас привычных жизненных ориентиров. Если вы убежденный материалист и не более того, вы можете сказаться помешанным, и продолжать считать себя человеком. Но если вы убежденный материалист и при этом физик, наблюдающий показания приборов в искаженном поле, вы можете перестать быть материалистом, но при этом остаться физиком. Валерий Петрович, — обратился ученый к капитану, — не сочтите меня неблагодарным… Я ценю все, что вы для нас сделали, но будет лучше, если эксперимент пройдет без посторонних. В случае удачного исхода, мы что-нибудь похожее повторим для вас.

— А в случае неудачи?

Оскар принес Учителю плоскогубцы и вышел.

— В случае неудачи, — ответил Боровский, — всю ответственность я возьму на себя.

— И все-таки, — настаивал капитан, — прошу сообщить о начале эксперимента мне лично. Ответственность, которую вы на себя берете, слишком велика даже для таких великих ученых, как вы.

Натан Боровский не считал себя великим ученым. Он считал себя честным пахарем науки и призывал к тому же ученика. Натан Боровский до сей поры не сделал ровным счетом ничего великого и решил не созывать народ на зрелища, которые ничего особенного собою не представляли. Он не мастерил фейерверк и не запускал летающую тарелку. К тому же в день испытаний у профессора все валилось из рук.

— Не знаю, где этот скотч, Учитель! — нервничал Оскар.

— Найди хотя бы изоленту или пластырь, чтобы закрепить электрод.

— Сколько можно его крепить! Не уплывет!

Учитель строго поглядел на ученика.

— Скотч лежит у меня в столе.

— Нет его там! Давайте начнем! Хотя бы посмотрим на Женьку.

— Ворота закрыл?

— Закрыл.

— А калитку? Входную дверь?

— Тоже закрыл?

— На щеколду?

— На две щеколды!

— Дверь в коридор тоже должна быть закрыта.

Оскар хлопнул дверью так, чтобы у Натана не осталось сомнений, вернулся на рабочее место и взялся за телефон, подключенный к «галактической» связи.

— Ну?.. — спросил он. — Звонить?

— Звони!

— Наконец-то, — отозвался в трубке доктор.

— Спускайся в лабораторию, становись у стены, точно напротив входной двери, и делай два шага вперед.

— Уже здесь стою.

— Связь может прерваться, Женя, — предупредил Натан. — Неизвестно, сможем ли мы слышать друг друга также четко при работающем приборе.

— Давайте, Натан Валерьянович, начнем.

— Дверь в лабораторию тоже… — попросил Натан ученика, — запри на замок.

В телефонной трубке раздался треск. Натан Валерьянович, лишенный скотча, закрепил электрод лейкопластырем и погрузил в емкость с вращающейся водой. Пространство в зеркальном конусе наполнилось светом, у стены возник человек. Возник и тут же пропал.

Оскар воспроизвел изображение на мониторе и ужаснулся. Перед ними стоял незнакомец, ничем не похожий на Женю Русого. Бледный, худой, одетый в несуразные валенки с калошами и тулуп. Раскидистая кроличья шапка годилась для зимовки на полюсе. Шарф небрежно свисал до колен и поражал своей африканской расцветкой. На шапке мотался значок, «для тех, кто побывал на Луне»: металлическая кукла из квадрата и треугольника с подвесными конечностями. Оскар растерялся. Никогда прежде он не видел, чтобы его друг Женя, обладатель хорошего вкуса и светских манер, одевался как огородное пугало. Он желал убедиться, что на дачу не проник псих, не забрел по ошибке скорбящий родственник жертв катастрофы, не забрался вор…

— Женя, это был ты?

— Я замерз, — сказал Женя. — Дом остыл. На улице теплей, чем у вас в комнатах. Даже ваза лопнула.

— Какая ваза? — спросил Боровский.