— Ни в коем случае, — возразил Боровский. — Закрытый дольмен безопаснее, чем уничтоженный. По крайней мере, он под контролем с той стороны.

— Ничего они нам не сделают.

— Их цивилизация, Мира, гораздо разумнее человеческой. Мы существуем на Земле до тех пор, пока не мешаем им.

— Может, вернемся в дом?

— Подождем еще, — попросил Оскар.

— Когда Нэська к нам тащится, его издалека видать: то круги на воде, то всплески.

— Откуда он взялся? — спросил Натан.

— Не знаю, — пожала плечами графиня. — Наверно туристы спугнули. Лох-Несс находится в разломе, как гигантская трещина, с подводными пещерами и каналами, через которые стада китов мигрировать могут. Конечно, спугнули. Кому приятно, когда столько народу с кинокамерами приезжает на тебя глазеть.

— Значит, хрональный коридор имеет приличную глубину, — сделал вывод Боровский, — а ты говоришь, сравнять с дном… Нельзя это делать ни в коем случае. Неизвестно какие еще чудовища всплывут на поверхность. А то, глядишь, и на берег вылезут.

— Не вылезут. Нэська такой трус… камень в воду кинь, — сразу удирает. Он только Густава не боится, потому что не видит.

— Густав его кормит, — заметил Оскар, — а ваше сиятельство только материт и камнями швыряется.

— Я вообще никого не трогаю, — возразила графиня. — Мне наплевать, что там плавает. Я ж не биолог.

— А выманить этого Нэську из воды и рассмотреть? — предложил Оскар.

— Как ты его выманишь?

— Оставить рыбу на лестнице — сам вылезет.

— Не вылезет. Он лучше с голоду сдохнет.

— Ну, если он не сдох за несколько миллионов лет…

— Откуда ты знаешь, что это он, а не потомок?

— Сложно сказать, — согласился Натан. — Если «фундамент» дольмена лежит под водой на большой глубине, зверь — вероятный хронопришелец. Не думаю, что стоит его прикармливать у маяка.

Графиня пожала плечами.

— Густав его прикормил…

— Тем более такую обжору, — согласился с Учителем Оскар. — И такую громадину…

— Да… Когда шастает рядом с лодкой, штормит, как от хорошей волны. Знаешь ли… неприятное ощущение.

— Значит, крупный.

— Да уж, не анчоус.

Мужчины задумались. Женщина подняла воротник и стала ждать, пока товарищи налюбуются гладким морем.

— На что он похож? — спросил Оскар. — На змею или на динозавра?

— Нырни и пощупай, — предложила графиня. — Слушайте, ребята, вы тут до темноты мерзнуть будете? Может, все-таки в дом пойдем?

— Пойдем, — согласился Боровский. — Наверно, мы смущаем его своим присутствием.

— Не переживай, Оська, — утешила графиня юного натуралиста. — Завтра Густава в отпуск отправим, сам будешь Нэську кормить. Возьмешь рюкзак с рыбой, возьмешь в прихожей рукавицы рыбацкие и вперед.

— А видеокамеру взять можно?

— Взять-то можно. Только вряд ли она тебе пригодится. На экране все как в молоке. Натан Валерьянович, это нормально, когда от дехрональной съемки мутнеет изображение?

— Мирочка, это нормально, когда ты просматриваешь запись на другой аппаратуре вне зоны. В самой зоне такого эффекта возникать не должно. Если только…

— Если что, Натан Валерьянович?

— Если время здесь идет с резкими перепадами. В этом случае дольмен не закрыт, просто энергетические процессы в зоне идут на частотах, которые мы не улавливаем.

— Несинхронность скорости записи и воспроизведения может смазывать качество картинки, — предположил Оскар. — Она отрегулируется… если хорошая камера.

— В режиме фотографии у меня то же самое.

Оскар прыснул со смеху, но взял себя в руки.

— Скорость записи, Мира, — объяснил Боровский, — зависит от состояния среды контакта источника и наблюдателя. Даже в нормальном режиме пространства время течет по-разному в разных местах земли, а вблизи дольмена перепады бывают просто сумасшедшие. Мы — пришельцы из другого мира, и наши глаза — гораздо более тонкий прибор, чем камера. Глаз успевает справляться с перепадами частот, камера — не всегда. Поэтому глаз видит одно, а на мониторе сосем другое.

— И все равно частота регулируется, — повторил Оскар.

— Покормишь Нэську — займешься камерой, — постановила графиня. — Пойдемте, одолжим у Густава бутылочку, помянем дядю Давида.

Графиня согрелась, когда струйка виски потекла в бокалы со льдом.

— Отдайте мне этот камень от греха подальше, — предложила она. — Я сама о нем позабочусь.

— Не хочешь вернуть его Георгию Валентиновичу? — спросил Натан.

— Ни за что. У Валентиновича свои планы — у меня свои. Не беспокойтесь за Греаль, профессор, Жорж купит новый Глаз. Продаст чью-нибудь душу по сходной цене, вместе с совестью, и купит все, что захочет.

— Ты знаешь, откуда у Жоржа Греаль? — поинтересовался Боровский.

— Знаю, конечно.

— И это не секретная для нас информация?

— Нет, не секретная. Жорж его выиграл.

— Как выиграл?

— Очень просто, — ответила графиня. — Поставил на кон наше бытие человеческое и крапленой колодой сыграл с Ангелом в дурака. С тех пор ни один человек не может выиграть в карты у Ангела, как бы он ни старался. Даже первоклассный шулер. Но эта легенда из другого мира, Натан Валерьянович, вы не могли ее знать.

— Неужели в дурака? — удивился физик.

— Вы думаете, это просто… выиграть у Ангела в дурака?

— Я думаю, что Жорж пошутил, рассказывая тебе эту историю.

— А я думаю, что в жизни нет вообще ничего серьезного. И предыстория этого мира выглядит также по-дурацки, как сам мир.

— Жорж рассказывал что-нибудь о себе?

— До Греаля это был один Жорж, после Греаля — другой, от прежнего Жоржа не осталось тени.

— А подробнее?

— Куда уж подробнее? Мистер Само Совершенство, — ответила Мира. — Он один знает, как правильно жить, поэтому терпеть его невозможно. Вы знаете, как жить, профессор?

— То есть, Греаль из карточного шулера сделал модель для образа и подобия человека? — предположил Боровский.

— Жорж не был шулером, просто считал себя слишком умным, но с тех пор карты в руки не берет. Он сказал так: если бы знал, с чем связался, застрелился бы сразу. Если Жорж такое сказал… Он же не человек, Натан Валерьянович, он бульдозер без тормозов. Асфальтоукладчик. Хотя, возможно, Греаль его таким сделал.

— Жорж не справляется с Греалем?

— От Жоржа ничего не зависит. Все запрограммировано в систему. Чтобы что-то менять, нужен программист, а не Жорж.

— В чем же функция Жоржа?

— В том, чтобы охранять Греаль от «программистов». Если я правильно поняла, он сторож при законсервированном объекте. Греаль сейчас не функционирует на проектную мощность. Он используется в экстренных случаях для коррекции и всяческих мелочей. Но в любой момент может быть приведен в боевую готовность, и тогда, Натан Валерьянович, нас с вами ожидают великие чудеса, которых я лично видеть не желаю. Зато я желаю видеть, как Жорж облажается в своем самомнении. Думаете, зачем ему «Стрелы Ангела»? Зачем он заказывал «меч», пробивающий хрональные коридоры? Чувствует мужик, что дело — дрянь. На всякий случай вооружается.

— Он собирается воевать?

— Не важно. Война — естественное состояние мыслящей материи различной природы. И ваша теория о том, что нас всех генерирует единый источник, не очень похожа на правду.

— Каждый человек генерирует свой мир сам, — ответил Натан. — Источник находится внутри человека, внутри каждого мыслящего объекта, от элементарной частицы, до планетарной системы. Вопрос в масштабах мышления. Я только предположил, что Греаль синхронизирует универсальные частоты, позволяя нам ощущать объективный характер нашего субъективного мироздания. Греаль или другой предмет, наделенный аналогичным свойством… Информация, которой оперируют сверхкомпьютеры, подобные Греалю, записана на универсальном уровне. На уровне первичного поля, неизученного физикой. Импульсы идут по этому полю мгновенно, от источника к адресату, сквозь любые препятствия.

— Даже если источник в непотребном виде валяется в багажнике машины Жоржа… Машина, смятая в гармошку, пылится на свалке металлолома в стране, которой нет на карте планеты… А Жорж, с матами и проклятьями, ищет его по музеям и частным коллекциям?