Притча Перевод В. Столбова Коня картонного мальчик ночью во сне увидал. Утром проснулся мальчик, а конь уже ускакал. И снова коня лихого увидел во сне малыш. Схватил он его за гриву: «Теперь ты не убежишь!» С возгласом этим мальчик проснулся утром чуть свет. Глядит — кулаки его сжаты, а гривы в руках его нет. Крепко задумался мальчик и понял, как ни был он мал, конь ему только снился, и больше он снов не видал. С годами стал юношей мальчик — и девушку полюбил. «Ты вправду, или ты снишься?» — любимую он спросил. Состарившись, он подумал, все сны, чего ни затронь. Снился конек картонный, снится и подлинный конь. И смерть пришла к человеку. «Быть может, и это сон?» — сердце свое спросил он. Кто знает, проснулся ли он? Символ веры Перевод Б. Дубина Не море Бог, он — в море: змейкой лунной отсвечивает он и проступает ветрилом над лагуной; он в море бодрствует и засыпает. Создавший море, из морского лона родится он, Творец единосущий, своим созданьем сызнова рожденный, живящий душу и душой живущий. Тобою сотворен, тебя творю я в себе, Создатель, — жизнь тебе даруя, что ты мне дал. Так пусть же, не скудея, поит мне сердце чистая криница прощения. Да выжгут суховеи тот ключ, где вера без любви мутится! * * * «Бог, какого себе рисуем…» Перевод Б. Дубина Бог, какого себе рисуем, Бог, какого до гроба тащим, Бог, какого всегда взыскуем и какого ввек не обрящем. Три бога или в трех лицах единый Бог настоящий. * * * «Слышишь ли, мыслитель: гулко…»{70} Перевод Ю. Петрова Слышишь ли, мыслитель: гулко вдаль летит пчелы жужжанье, сок впивающей, как губка. Тенью мир накрыв до края, ты себя считаешь зрячим, а летишь, лишь сумрак тени с компасом своим сверяя. И пока пчела пасется, обращая соки солнца в меда волшебство густое, истины я извергаю, имя их — я это знаю — суета, ничто пустое. Так, от моря к наставленью, от него потом к сужденью, от суждения к идее — сколько счастья в этом деле! Снова к морю возвращенье, и опять круговращенье… Мой шут Перевод Ю. Петрова Демон снов моих хохочет, красные смеются губы, острые смеются зубы, и глаза — подобье ночи. И, бросаясь в танец бурный, шутовской, карикатурный, пляшет, пляшет он, нескладный, и громадный горб дрожит. Он низок ростом, с бородою, с брюхом толстым. Почему смеется гаер над бедой моей — не знаю, но он жив лишь этой пляской, беспричинной, залихватской… ПОСЛАНИЯ Дону Франсиско Хинер де лос Риосу{71} Перевод М. Квятковской Когда отошел учитель, мне сказало сиянье рассвета: — Третий день от трудов отдыхает Франсиско, мой брат прилежный! — …Умер? Мы только знаем, что ушел он дорогой светлой, завещая нам: — Помяните меня трудом и надеждой! Прежде всего — будьте добрыми, как я был: душою без зла. Живите: жизнь продолжается. Мертвые умирают, тень была и прошла. Оставшийся примет бремя, ибо живому — живое. Так пусть звенят наковальни и смолкнут колокола! И к другому, чистейшему свету ушел он, рассвета брат и солнца рабочих будней — жизнью праведной светел и свят. Ах, друзья мои, унесите его тело в родные горы, где раскинула Гвадаррама {72} голубые свои отроги! Там, среди глубоких ущелий, ветер в соснах поет высоких, там, в тени векового дуба, его сердце вкусит покоя на земле, поросшей тимьяном, где играют бабочки ранние — где когда-то мечтал Учитель о грядущем счастье Испании. Из моего угла. Послание Перевод Ю. Петрова О, мой Асорин {73}, как зашел далеко ты — сюда, от моря Улисса, сюда, где великому дону Кихоту привиделась тень Амадиса {74}; Ла Манча усыновила пришельца, но, друг Асорин, хранишь ты свою иберийскую душу и сердце под жестким крахмалом манишки; чуть-чуть вольнодумец, о Асорин мой, противник доктрины плоской, ты склонен к реакции из-за старинной вражды с якобинской прической! Идешь, об опасности не беспокоясь, готовый к великим свершеньям, и шпага, оттягивающая пояс, святым полирована рвеньем. Послушай: Испания выбирает начало, восход, появленье! Так что ж — задохнуться в зевающем крае? Замерзнуть в оледененье? Чтоб вновь искупленье не стало напрасным, пора с огнем и оружьем спешить навстречу рассветам красным, навстречу крикам петушьим. |