ЭТО УЖЕ ТАК С каждым разом все ниже, все дальше от поля, истоптанного сапогами враждующих сторон, от тех, кто вполголоса мне взгромоздился на плечи и хотел бы меня удержать, словно это клочок убывающей территории. Я вижу, как параллельно моему телу пробегает холодным ознобом струя моей крови. И этот красный язык, эта гортань, чье призванье — иссушить последнюю капельку влаги, которая слышится в каждом «прощай», этот язык, это горло наливают свинцовой тяжестью мир, заставляя меня онеметь раньше времени. Там, внизу, потерявшись в пристальном свете, который меня освещает, словно еще одного мертвеца среди сонма убитых, в двух шагах от имен, распыленных по ветру, печалясь печалью того, кто так и не смог рассказать о своей одиссее, я жду тебя — справа и слева от всех чересчур одиноких. Из книги «ПОЭТ НА УЛИЦЕ» (1931–1935) «Дети Эстремадуры» Перевод М. Квятковской босоногие дети… Кто отнял у них башмаки? Их терзают то зной, то холод. Кто одел их в лохмотья эти? Поливают их ливни, и на голой земле они спят. Кто разрушил дома ребят? Они не знают имен далеких светил. Кто школы для них закрыл? Дети Эстремадуры, печальные дети… Кто похитил их детство? РОМАНС О КРЕСТЬЯНАХ ИЗ СОРИТЫ{175} Перевод И. Смирнова Бредут батраки по дороге, голод шагает за ними. Если тощие свиньи желуди в роще не тронут, крестьяне их соберут. Но в роще рыщет недаром Гомес, а с ним жандармы, и выстрелы воздух рвут. Крестьянам обещано поле. Будет обет исполнен: в поле их трупы найдут. Все окна настежь раскрыты — по улицам скорбной Сориты мертвое тело несут. Сорита, ты протестуешь, но истину вспомни простую: работающий да не ест! Не жди от богатых мира. Видишь: темнеют мундиры. Видишь: штыков не счесть. Слышишь, как, воплям вторя, тупо стучат затворы. В кого ты стреляешь, жандарм? Матери стонут и дети. Хлещет свинцовый ветер и раздувает пожар. Им обещают землю. Их зарывают в землю. Кровь по полям течет. За все расплата настанет. Близится час восстанья. Готовьтесь к нему, крестьяне. Объединившись — вперед! ДИАЛОГ МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЕЙ И ПОЭТОМ Перевод И. Смирнова «Тебя тяготят сомненья. Усталость и страх — две тени — прячутся впереди. Следуй примеру! В мой облик вглядись: страх мне неведом, неведомы мне сомненья, усталости нет в груди». «Верный примеру, я огляделся вокруг: зловеще плещет кровавый поток и слева и справа… Тяжко мне, алая слава, но я за тобой иду. Верен тебе и не сломлен мой дух. Я повторяю: если тебя потеряю, алая слава, то где я себя найду?» ЕСЛИ БЫ ЛОПЕ ВОСКРЕС… Перевод И. Смирнова …Совсем еще новый серп. Лопе де Вега Могила качнулась — и разом, в тяжелой запутавшись рясе, от страха монах затрясся (белее горного снега) — то ожил Лопе де Вега! Мы серп тебе в руки вложим, разить без пощады он может, чтоб жатва была такой же, какая у нас теперь. Серп мы вручаем тебе. Бери его, режь, режь — совсем еще новый серп. Красные косы сверкают, гудят под ногами камни, и головы, что веками для нас были солнца выше, на землю слетают нынче. Режь, режь, режь — совсем еще новый серп. Да будет удар твой точен, да будет твой труд закончен, пусть бубен до ночи рокочет, пока еще кровью долина жажду не утолила. Режь, режь, режь — совсем еще новый серп. Крестьяне идут за тобою, одной они связаны болью, любовью одной и судьбою. Ими твой серп отточен — шумит Овечий источник {177}. Режь, режь, режь — совсем еще новый серп. Прекрасна жатва такая. За ней молотьба наступает, усыпано поле снопами, и каждый кровью окрашен. Испания будет нашей! Режь, режь, режь — совсем еще новый серп. |
