КАСЫДЫ I. Касыда о раненном водою Хочу спуститься в глубь колодца, хочу подняться лестницей крутою, чтобы увидеть сердце, ужаленное темною водою. Теряя силы, бредил мальчик в венке из инея и крови. Ключи, колодцы и фонтаны клинки скрестили в изголовье. О, вспышки страсти, всплески лезвий, о, белой смерти пение ночное! О, желтый прах сыпучего рассвета среди пустыни зноя! Один на свете, бредил мальчик с уснувшим городом в гортани. Прожорливую тину заклинало приснившихся фонтанов бормотанье. Агония дугою выгибалась и, выпрямляясь, холодела. Сплелись двумя зелеными дождями агония и тело. Хочу спуститься в глубь колодца, и черпать смерти снадобье густое, и впитывать ее замшелым сердцем, чтобы найти пронзенного водою. II. Касыда о плаче Я захлопнул окно, чтоб укрыться от плача, но не слышно за серой стеной ничего, кроме плача. Не расслышать ангелов рая, мало сил у собачьего лая, звуки тысячи скрипок на моей уместятся ладони. Только плач — как единственный ангел, только плач — как единая свора, плач — как первая скрипка на свете, захлебнулся слезами ветер и вокруг — ничего, кроме плача. III. Касыда о ветвях В Тамарите — сады и своры, и собаки свинцовой масти ждут, когда опустеют ветви, ждут, когда их сорвет ненастье. Есть там яблоня в Тамарите, грозди слез ее ветви клонят. Соловей там гасит рыданья, а фазан их пепел хоронит. Не печалятся только ветви — одного они с нами склада: в дождь не верят и спят так сладко, словно каждая стала садом. На коленях качая воду, ждали осени две долины. Шло ненастье слоновьим шагом, частокол топча тополиный. В Тамарите печальны дети, и всю ночь они до восхода ждут, когда облетят мои ветви, ждут, когда их сорвет непогода. IV. Касыда о простертой женщине Видеть тебя нагой — это вспомнить землю. Ровную землю, где ни следа подковы. Землю без зелени, голую суть земную, замкнутую для времени: грань алмаза. Видеть тебя нагою — постигнуть жажду ливня, который плачет о хрупкой плоти, и ощутить, как море дрожит и молит, чтобы звезда скатилась в его морщины. Кровь запоет по спальням, и станет эхом, и тишину расколет клинком зарницы — но не тебе дознаться, в каких потемках спрячется сердце жабы и сон фиалки. Бедра твои — как корни в борьбе упругой, губы твои — как зори без горизонтов. Скрытые в теплых розах твоей постели, мертвые рты кричат, дожидаясь часа. V. Касыда о бездомном сне Жасмин и бык заколотый. Светает. Булыжник. Арфа. Карта. Полудрема. Быком жасмина девушка рядится, а бык — исчадьем сумрака и рева. Будь это небо маленьким ребенком, полночи бы жасмином расцветало и бык нашел бы синюю арену с неуязвимым сердцем у портала. Но это небо — стойбище слоновье, жасмин — вода, не тронутая кровью, а девушка — ночной букет забытый, у подворотни брошенный на плиты. Жасмин и бык. И люди между ними в пустотах сна подобны сталактитам. Слоны и облака сквозят в жасмине, и девичий скелет — в быке убитом. VI. Касыда о недосягаемой руке Я прошу всего только руку, если можно, раненую руку. Я прошу всего только руку, пусть не знать ни сна мне, ни могилы. Только б алебастровый тот ирис, горлицу, прикованную к сердцу, ту сиделку, что луну слепую в ночь мою последнюю не впустит. Я прошу одну эту руку, что меня обмоет и обрядит. Я прошу одну эту руку, белое крыло моей смерти. Все иное в мире — проходит. Млечный след и отсвет безымянный. Все — иное; только ветер плачет о последней стае листопада. VII. Касыда о розе Роза, уже становясь неземною, искала не утренний проблеск — искала иное. Не жаждала света, ни тьмы не просила, ни зноя — рубеж полусна-полуяви, искала иное. Роза, застыв под луною, на небе искала не розу — искала иное. VIII. Касыда о золотой девушке В воде она застыла — и тело золотое затон позолотило. Лягушками и тиной пугало дно речное. Пел воздух соловьиный и бредил белизною. Ночь таяла в тумане, серебряном и светлом, за голыми холмами под сумеречным ветром. А девушка вздыхала, над заводью белея, и заводь полыхала. Заря горела ясно, гоня стада коровьи, и, мертвая, угасла с венками в изголовьи. И соловьи рыдали с горящими крылами, а девушка в печали расплескивала пламя. И тело золотое застыло белой цаплей над золотой водою. |