Февраль 1904, ноябрь 1905 Гребцы триремы Тесно во мгле мы сидим, Люди, над ярусом ярус. Зыблются ветром живым Где-то и стяги и парус! В узкие окна закат Красного золота бросил. Выступил сумрачный ряд Тел, наклоненных у весел. Цепи жестоки. Навек К месту прикованы все мы Где теперь радостный бег Нами влекомой триремы? Режем ли медленный Нил, Месим ли фризскую тину? Или нас Рок возвратил К белому мысу Пахину? Песню нам, что ли, начать? Но не расслышат и жалоб Те, кто достойны дышать Морем с разубранных палуб! Кто там? Нагая ль жена Дремлет на шкуре пантеры? Чу! это песня слышна В честь венценосной гетеры. Или то Цезарь-певец Лирой тревожит Тритона, Славя свой вечный венец, Славя величие трона? Нет! то военных рожков Вызов, готовящий к бою! Я для друзей иль врагов Волны упругие рою? Эх, что мечтать! все равно — Цезаря влечь иль пирата! Тускло струится в окно Отблеск последний заката. Быстро со мглой гробовой Снова сливаемся все мы, Мча на неведомый бой Бег быстролетной триремы. 1904 К олимпийцам Все как было, все как вечно. Победил и побежден! Рассечен дорогой млечной Бесконечный небосклон. Миллионы, миллионы Нескончаемых веков Возносили в бездну стоны Оскорбляемых миров. Все – обман, все дышит ложью, В каждом зеркале двойник, Выполняя волю божью, Кажет вывернутый лик. Все победы – униженье, Все восторги – боль и стыд. Победитель на мгновенье, Я своим мечом убит! На снегу нетленно-белом Я простерт. Струится кровь... За моим земным пределом, Может быть, сильна любовь! Здесь же, долу, во вселенной — Лишь обманность всех путей, Здесь правдив лишь смех надменный Твой, о брат мой Прометей! Олимпиец! бурей снежной Замети мой буйный прах, — Но зажжен огонь мятежный Навсегда в твоих рабах! 15 – 16 декабря 1904 Современность Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые. Ф. Тютчев Кинжал Иль никогда на голос мщенья Из золотых ножон не вырвешь свой клинок... М. Лермонтов Из ножен вырван он и блещет вам в глаза, Как и в былые дни, отточенный и острый. Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза, И песня с бурей вечно сестры. Когда не видел я ни дерзости, ни сил, Когда все под ярмом клонили молча выи, Я уходил в страну молчанья и могил, В века, загадочно былые. Как ненавидел я всей этой жизни строй, Позорно-мелочный, неправый, некрасивый, Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой, Не веря в робкие призывы. Но чуть заслышал я заветный зов трубы, Едва раскинулись огнистые знамена, Я – отзыв вам кричу, я – песенник борьбы, Я вторю грому с небосклона. Кинжал поэзии! Кровавый молний свет, Как прежде, пробежал по этой верной стали, И снова я с людьми, – затем, что я поэт. Затем, что молнии сверкали. 1903 К Тихому океану Снилось ты нам с наших первых веков Где-то за высью чужих плоскогорий, В свете и в пеньи полдневных валов, Южное море. Топкая тундра, тугая тайга, Страны шаманов и призраков бледных Гордым грозили, закрыв берега Вод заповедных. Но нам вожатым был голос мечты! Зовом звучали в веках ее клики! Шли мы, слепые, и вскрылся нам ты, Тихий! Великий! Чаша безмерная вод! дай припасть К блещущей влаге устами и взором, Дай утолить нашу старую страсть Полным простором! Вот чего ждали мы, дети степей! Вот она, сродная сердцу стихия! Чудо свершилось: на грани своей Стала Россия. Брат Океан! ты – как мы! дай обнять Братскую грудь среди вражеских станов. Кто, дерзновенный, захочет разъять Двух великанов? 27 января 1904 Война На камнях скал, под ропот бора Предвечной Силой рождена, Ты. – дочь губящего Раздора, Дитя нежданное, Война. И в круг зверей, во мглу пещеры Тебя швырнула в гневе мать, И с детства ты к сосцам пантеры Привыкла жадно припадать. Ты мощью в мать, хотя суровей, По сердцу ты близка с отцом, И не людскую жажду крови Всосала вместе с молоком. Как высший судия, всевластно Проходишь ты тропой веков, И кровь блестит полоской красной На жемчугах твоих зубов. Ты золотую чашу «право», Отцовский дар, бросаешь в мир, Чтоб усладить струей кровавой, Под гулы битв, свой страшный пир. И за тобой, дружиной верной, Спеша, с знаменами в руках, Все повторяют крик пантерный, Тобой подслушанный в лесах. |
