24 июля 1912 Сенежское озеро Дождь и солнце Муаровые отблески сверкают под лучом. Мы вновь на тихом озере, как прежде, мы вдвоем. Дождь легкий, дождь ласкающий кропит, кропит листву... Мне кажется, что снова я в далеком сне живу. И солнце улыбается, как было год назад, И пестрые жемчужины отряхивает сад. Всё то же, что томило нас: и парк, и дождь, и пруд, И сосны острохвойные наш отдых стерегут! Любви порыв ликующий, как странно ты живуч! Сквозь дождь, сквозь небо серое сверкает вещий луч! За сеткой – даль туманная, пузырится вода... О Солнце! победителем останься, как тогда! 1913 После скитаний После скитаний, далеких и труддых, вдали заблистали, В нежном тумане, лугов изумрудных знакомые дали! В море шумящем, под ропоты бури, манило вернуться — К зарослям-чащам, к неяркой лазури, — над речкой проснуться, Слыша мычанье быков и призывы родимой свирели... Кончив блужданье, усталый, счастливый, вот я – у цели! 1915 В буйной слепоте Как, в буйной слепоте страстей, Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Ф. Тютчев * * * Итак, это – сои, моя маленькая, Итак, это – сон, моя милая, Двоим нам приснившийся сон! Полоска засветится аленькая, И греза вспорхнет среброкрылая, Чтоб кануть в дневной небосклон. Но сладостны лики ласкательные, В предутреннем свете дрожащие, С улыбкой склоненные к нам, И звезды, колдуньи мечтательные, В окно потаенно глядящие, Приветствия шепчут мечтам. Так где ж твои губы медлительные? Дай сжать твои плечики детские! Будь близко, ресницы смежив! Пусть вспыхнут лучи ослепительные, Пусть дымно растаю в их блеске я, Но память о сне сохранив! 1912 Москва * * * Сумрак тихий, сумрак тайный, Друг, давно знакомый мне, Безначальный и бескрайный, Призрак, зыблющий туманы, Вышел в лес и на поляны, Что-то шепчет тишине. Не слова ль молитвы старой, Древней, как сама земля? И опять, под вечной чарой, Стали призрачной химерой Скудный лог, орешник серый, Зашоссейные поля. Давний, вечный сон столетий, В свете звезд, опять возник: И вся жизнь – лишь ветви эти, Мир – клочок росистый луга, Где уста нашли друг друга, Вечность —этот темный миг! Июль 1912 Подольск * * * Безумие белого утра смотрело в окно, И было все странно-возможно и все – все равно. И было так странно касаться, как к тайным мечтам, К прозрачному детскому телу счастливым губам. Но облачный день засветился над далыо лесной, Все стало и ясно, и строго в оправе дневной. Ночные безумные бездны, где все – все равно, Сменило ты, солнце, сменило ты, Бородино! Вот снова стоит император, и грозный призыв Мне слышен на поле кровавом, меж зреющих нив: «Что страсти пред гимном победы, пред зовом Судьбы! Мы все «увлекаемся Роком», все – Рока рабы!» Свет солнца, даль нив, тень былого! Как странно давно Безумие белого утра смотрело в окно! Июль 1912 Бородино * * * Это чувство – странно-невозможного, Вдруг обретшего и кровь и плоть, В миг воспоминания тревожного Я стараюсь тщетно побороть! Помнятся, и видятся, и движутся Вымыслы безудержной мечты. Словно перлы сказочные нижутся В ожерелье жуткой красоты! И глазам так больно от слепительной Вспышки перепутанных огней... Но – все было в жизни ли действительной, Иль в игре сновидящих теней? Здесь я – тайн достигший иль обманутый Сладостным предчувствием чудес? И боюсь, чтоб перлов блеск с протянутой Нити, лишь проснусь я, не исчез! Ах, как знак призвания не ложного С неба кинь мне светлую милоть, Ты, виденьям странно-невозможного Даровавшая и кровь и плоть! <1916> * * * Мне вспомнить страшно, вспомнить стыдно Мои безумные слова, — Когда, качаясь серповидно, Тень на стене была жива; Когда клонилось к телу тело, Уста искали влажных уст, И грезе не было предела, А внешний мир был странно-пуст. Я верил, или я не верил? Любил вполне, иль не любил? Но я земное небом мерил И небо для земли забыл! Качались тени. Губы млели. Светилась тела белизна. И там, вкруг сумрачной постели, Была блаженная страна, — Страна, куда должны причалить Все золотые корабли, Где змей желаний сладко жалит И душен аромат земли! И не было ни стен, ни комнат, — Хмель солнца, пьяная трава... О, неужели мысли вспомнят Мои безумные слова! |
