7 апреля 1916 Тридцатый месяц Тридцатый месяц в нашем мире Война взметает алый прах, И кони черные валькирий Бессменно мчатся в облаках! Тридцатый месяц, Смерть и Голод, Бродя, стучат у всех дверей: Клеймят, кто стар, клеймят, кто молод, Детей в объятьях матерей! Тридцатый месяц, бог Европы, Свободный Труд – порабощен; Он роет для Войны окопы, Для Смерти льет снаряды он! Призывы светлые забыты Первоначальных дней борьбы, В лесах грызутся троглодиты Под барабан и зов трубы! Достались в жертву суесловью Мечты порабощенных стран: Тот опьянел бездонной кровью, Тот золотом безмерным пьян... Борьба за право стала бойней; Унижен, Идеал поник... И все нелепей, все нестройней Крик о победе, дикий крик! А Некто темный, Некто властный, Событий нити ухватив, С улыбкой дьявольски-бесстрастной Длит обескрыленный порыв. О горе! Будет! будет! будет! Мы хаос развязали. Кто ж Решеньем роковым рассудит Весь этот ужас, эту ложь? Пора отвергнуть призрак мнимый, Понять, что подменили цель... О, счастье – под напев любимый Родную зыблить колыбель! Январь 1917 В Армении К армянам Да! Вы поставлены на грани Двух разных спорящих миров, И в глубине родных преданий Вам слышны отзвуки веков. Все бури, все волненья мира, Летя, касались вас крылом, — И гром глухой походов Кира, И Александра бранный гром. Вы низили, в смятеньи стана, При Каррах римские значки; Вы за мечом Юстиниана Вели на бой свои полки; Нередко вас клонили бури, Как вихри – нежный цвет весны, — При Чингис-хане, Ленгтимуре, При мрачном торжестве Луны. Но, – воин стойкий, – под ударом Ваш дух не уступал Судьбе, — Два мира вкруг него недаром Кипели, смешаны в борьбе. Гранился он, как твердь алмаза, В себе все отсветы храня: И краски нежных роз Шираза, И блеск Гомерова огня. И уцелел ваш край Наирский В крушеньях царств, меж мук земли: Вы за оградой монастырской Свои святыни сберегли. Там, откровенья скрыв глубоко, Таила скорбная мечта Мысль Запада и мысль Востока, Агурамазды и Христа, — И, ключ божественной услады, Нетленный в переменах лет, На светлом пламени Эллады Зажженный – ваших песен свет! И ныне, в этом мире новом, В толпе мятущихся племен, Вы встали обликом суровым Для нас таинственных времен. Но то, что было, вечно живо, В былом – награда и урок, Носить вы вправе горделиво Свой многовековой венок. А мы, великому наследью Дивясь, обеты слышим в нем... Так! Прошлое тяжелой медью Гудит над каждым новым днем. И верится, народ Тиграна, Что, бурю вновь преодолев, Звездой ты выйдешь из тумана, Для новых подвигов созрев, Что вновь твоя живая лира, Над камнями истлевших плит, Два чуждых, два враждебных мира В напеве высшем съединит! 23 января 1916
Тифлис К Армении В тот год, когда господь сурово Над нами длань отяготил, Я, в жажде сумрачного крова, Скрываясь от лица дневного, Бежал к бесстрастию могил. Я думал: божескую гневность Избуду я в святой тиши: Смирит тоску седая древность, Тысячелетних строф напевность Излечит недуги души. Но там, где я искал гробницы, Я целый мир живой обрел. Запели, в сретенье денницы, Давно истлевшие цевницы, И смерти луг – в цветах расцвел. Не мертвым голосом былины, Живым приветствием любви Окрестно дрогнули долины, И древний мир, как зов единый, Мне грянул грозное: Живи! Сквозь разделяющие годы Услышал я ту песнь веков, Во славу благостной природы, Любви, познанья и свободы, Песнь, цепь ломающих, рабов. Армения! Твой древний голос— Как свежий ветер в летний зной! Как бодро он взвивает волос, И, как дождем омытый колос, Я выпрямляюсь под грозой! 9 декабря 1915 Баку Холодно Каспию, старый ворчит; Длится зима утомительно-долго. Норд, налетев, его волны рябит; Льдом его колет любовница-Волга! Бок свой погреет усталый старик Там, у горячих персидских предгорий... Тщетно! вновь с севера ветер возник, Веет с России метелями... Горе! Злобно подымет старик-исполин Дряхлые воды, – ударит с размаху, Кинет суда по простору пучин... То-то матросы натерпятся страху! Помнит старик, как в былые века Он широко разлегался на ложе... Волга-Ахтуба была не река, Моря Азовского не было тоже; Все эти речки: Аму, Сыр-Дарья, Все, чем сегодня мы карты узорим, Были – его побережий семья; С Черным, как с братом, сливался он морем! И, обойдя сонм Кавказских громад, Узким далеко простершись проливом, Он омывал вековой Арарат, Спал у него под челом горделивым. Ныне увидишь ли старых друзей? Где ты, Масис, охранитель ковчега? Так же ли дремлешь в гордыне своей? – Хмурится Каспий, бьет в берег с разбега. Всё здесь и чуждо и ново ему: Речки, холмы, города и народы! Вновь бы вернуться к былому, к тому, Что он знавал на рассвете природы! Видеть бы лес из безмерных стволов, А не из этих лимонов да лавров! Ждать мастодонтов и в глуби валов Прятать заботливо ихтиозавров! Ах, эти люди! Покинув свой прах, Бродят они средь зыбей и в туманах, Режут валы на стальных скорлупах, Прыгают ввысь на своих гидропланах! Всё ненавистно теперь старику: Всё б затопить, истребить, обесславить, — Нивы, селенья и это Баку, Что его прежние глуби буравит! |
