6/19 июня 1902 Венеция Элегии Женщинам Вот они, скорбные, гордые тени Женщин, обманутых мной. Прямо в лицо им смотрю без сомнений, Прямо в лицо этих бледных видений, Созданных чарой ночной. О, эти руки, и груди, и губы, Выгибы алчущих тел! Вас обретал я, и вами владел! Все ваши тайны – то нежный, то грубый, Властный, покорный – узнать я умел. Да, я вас бросил, как остов добычи, Бросил на знойном пути. Что ж! в этом мире вещей и обличий Все мне сказалось в единственном кличе: «Ты должен идти!» Вас я любил так, как любят, и каждой Душу свою отдавал до конца, Но – мне не страшно немого лица! Не одинаковой жаждой Наши горели сердца. Вы, опаленные яростной страстью, В ужасе падали ниц. Я, прикоснувшись к последнему счастью, Не опуская ресниц, Шел, увлекаем таинственной властью, К ужасу новых границ. Вас я любил так, как любят, и знаю — С каждой я был бы в раю! Но не хочу я довериться раю. Душу мою из блаженств вырываю, Вольную душу мою! Дальше, все дальше! от счастья до муки, В ужасы – в бездну – во тьму! Тщетно ко мне простираете руки Вы, присужденные к вечной разлуке: Жить мне и быть – одному. 1902 Свидание В одном из тех домов, придуманных развратом, Где всем предложена наемная кровать, На ложе общих ласк, еще недавно смятом, И мы нашли приют – свою любовь скрывать. Был яркий летний день, но сдвинутые шторы Отрезывали нас от четкого луча; Во мгле искусственной ловил я только взоры Да тени смутные прически и плеча. Вся жизнь была в руках; я слышал все биенья, Всю груди теплоту, все линии бедра; Ты прилегла ко мне, уже в изнеможеньи, И ты на миг была – как нежная сестра. Но издали, крутясь, летела буря страсти... Как изменились вдруг внизу твои глаза! И ложе стало челн. У буйных волн во власти, Промчался он, и вихрь – сорвал все паруса! И мне пригрезилось: сбылась судьба земного. Нет человечества! Ладью влечет хаос! И я, встречая смерть, искал поспешно слова, Чтоб трепет выразить последних в мире грез. Но вместо слов был бред, и, неотступно жаля, Впивался и томил из глубины твой взгляд. Твой голос слышал я: «Люблю! твоя! мой Валя!» Ладья летит быстрей... и рухнул водопад. И мы на берегу очнулись в брызгах пены. Неспешно, как из форм иного бытия, Являлся внешний шум и выступали стены, Сливалось медленно с действительностью «я». Когда ж застенчиво, лицо в густой вуали, На улицу за мной ты вышла из ворот, Еще был яркий день, пролетки дребезжали, И люди мимо шли – вперед, вперед... 1 июня 1901 В Дамаск Губы мои приближаются К твоим губам, Таинства снова свершаются, И мир как храм. Мы, как священнослужители, Творим обряд. Строго в великой обители Слова звучат. Ангелы, ниц преклоненные, Поют тропарь. Звезды – лампады зажженные, И ночь – алтарь. Что нас влечет с неизбежностью, Как сталь магнит? Дышим мы страстью и нежностью, Но взор закрыт. Водоворотом мы схвачены Последних ласк. Вот он, от века назначенный, Наш путь в Дамаск! 1903 Гиацинт Словно кровь у свежей раны, Красный камень гиацинт Увлекает грезу в страны, Где царит широкий Инд; Где в засохших джунглях внемлют Тигры поступи людей И на мертвых ветках дремлют Пасти жадных орхидей; Где, окованная взглядом, Птица стынет пред змеей И, полны губящим ядом, Корни пухнут под землей. Сладко грезить об отчизне Всех таинственных отрав! Там найду я радость жизни — Воплотивший смерть состав! В лезвее багдадской стали Каплю смерти я волью, И навек в моем кинжале Месть и волю затаю. И когда любовь обманет, И ласкавшая меня Расточать другому станет Речи нег на склоне дня, — Я приду к ней с верным ядом, Я ее меж ласк и чар, Словно змей, затешу взглядом, Разочту, как тигр, удар. И, глядя на кровь у раны (Словно камень гиацинт!), Повлекусь я грезой в страны, Где царит широкий Инд. 20 декабря 1900 Подражание Гейне Мне снилось, я в городе дальнем, Где ты истомилась одна. Твой мальчик прохожего встретил, Сказал мне, что мама больна. К тебе я вошел, как безумный, Шепнула ты мне: наконец! И слышалось четко биенье Двух слишком счастливых сердец. Я сел на скамью у кровати, И сердце мне сжала тоска: Бледны исхудалые щеки, Бледна и прозрачна рука. Твой муж, и сестра, и сиделка — Все вдруг отошли к стороне, И я целовал твои руки, И ты улыбалася мне. И ты мне сказала: «Мой милый, Мы точно голубки в грозе», — К тебе я прижался, рыдая, И плакали, плакали все. В слезах я проснулся безумный, Кругом темнота, тишина, И город далек, где томишься Ты в тяжком недуге одна. |
