<1916> Армянская песня любви (Степаннос, XVII в.) Нежная! милая! злая! скажи, Черные очи, яр! [126] черные очи! Что, хоть бы раз, не придешь ты ко мне В сумраке ночи, яр! в сумраке ночи! Много тоски я и слез перенес, Полон любови, яр! полон любови! Лоб у тебя белоснежен, дугой Черные брови, яр! черные брови! Взоры твои – словно море! а я — Кормщик несчастный, яр! кормщик несчастный! Вот я в тревоге путей не найду К пристани ясной, яр! к пристани ясной! Ночью и днем утомленных очей Я не смыкаю, яр! я не смыкаю. Выслушай, злая! тебя, как твой раб, Я умоляю, яр! я умоляю! Все говорят ты – целитель души... Вылечи раны, яр! вылечи раны! Больше не в силах я этот сносить Пламень багряный, яр! пламень багряный! Ночью и днем, от любви, все – к тебе, В горести слез я, яр! в горести слез я! Злая, подумай: не камень же я! Что перенес я, яр! что перенес я! Сна не найти мне, напрасно хочу Сном позабыться, яр! сном позабыться! Плача, брожу и назад прихожу — Снова томиться, яр! снова томиться! Ночью и днем от тоски по тебе Горько вздыхаю, яр! горько вздыхаю! Имя твое порываюсь назвать, — И замолкаю, яр! я замолкаю! Более скрытно я жить не могу, Произнесу я, яр! произнесу я! . Злая, подумай: не камень же я! Гибну, тоскуя, яр! гибну, тоскуя! Ах, Степаннос! думал ты, что умен, — Все же другим занялся ты, как видно! Бога оставил и девой пленен... Будет на Страшном суде тебе стыдно! <1916> Японские танки и хай-кай[127] Треугольник Я, еле качая веревки, в синели не различая синих тонов и милой головки летаю в просторе, крылатый как птица, меж лиловых кустов! но в заманчивом взоре, знаю, блещет, алея, зарница! и я счастлив ею без слов! 1918 Терем мечты (Повторные рифмы.) Как девушки скрывались в терем, где в окнах пестрая слюда, В Мечте, где вечный май не вянет, мы затворились навсегда. Свою судьбу мы прошлым мерим: как в темном омуте вода, Оно влечет, оно туманит, и ложь дневная нам чужда! Пусть за окном голодным зверем рычит вседневная вражда: Укор минутный нас не ранит, — упреков минет череда! Давно утрачен счет потерям, но воля, как клинок, тверда, И ум спокойно делом занят в святой обители труда. Мы пред людьми не лицемерим, мы говорим: «Пускай сюда Судьи взор беспристрастный взглянет, но – прочь, случайная орда! Мы правду слов удостоверим пред ликом высшего суда, И торжество для нас настанет, когда придут его года! Мы притязаний не умерим! Исчезнут тени без следа, Но свет встающий не обманет, и нам заря ответит: «Да!» Мы ждем ее, мы ждем и верим, что в тот священный час, когда Во мрак все призрачное канет, — наш образ вспыхнет, как звезда! 20 марта 1918 Вечеровое свидание (Бесконечное рондо) Наступают мгновенья желанной прохлады, Протянулась вечерняя тишь над водой, Улыбнулись тихонько любовные взгляды Белых звезд, в высоте замерцавших чредой, Протянулась вечерняя тишь: над водой Закрываются набожно чашечки лилий; Белых звезд, в высоте замерцавших чредой, Золотые лучи в полумгле зарябили. Закрываются набожно» чашечки лилий... Пусть закроются робко дневные мечты! Золотые лучи в полумгле зарябили, Изменяя волшебный покой темноты. «Пусть закроются робко дневные мечты!» Зароптал ветерок, пробегая по ивам, Изменяя волшебный покой темноты... Отдаюсь ожиданьям блаженно-пугливым. Зароптал ветерок, пробегая по ивам, Чу! шепнул еле слышно, как сдержанный зов... Отдаюсь ожиданьям волшебно-пугливым В изумрудном шатре из прозрачных листков. Кто шепнул еле слышно, как сдержанный зов! «Наступили мгновенья желанной прохлады!» – В изумрудном шатре из прозрачных листков Улыбнулись тихонько любовные взгляды! <1918> Вечерний пан[128] (Строфы) Итак, это – сон...[129] (Строфы) Городская весна... (Строфы,) вернутьсяЯр – милая, возлюбленная (см. выше). вернутьсяСм. сб. «Семь цветов радуги», без заглавия («Итак, это – сон, моя маленькая...») |
