Октябрь 1917 Пусть пред окном моим... Пусть пред окном моим не взносит Юнгфрау купол вековой, И знаю, что закат не бросит Змей на лагуны предо мной; Пусть нынче с гондол не окликнут Меня коварно, и в уют, Где над палаткой пальмы никнут, Под вечер не помчит верблюд; Деревья чахлого бульвара Да стены строгие домов, — Вот сумрачно-немые чары Всех наших дней, всех наших снов. Но так же пламенны закаты, И то же золото зари. Там, где домами дали сжаты И встали строем фонари; И пляска радужных пылинок В луче все та же – у окна; И белые рои снежинок Все так же серебрит луна; Причудливо ползут туманы Вдоль улиц, и ночная мгла То множит странные обманы, То, летом, призрачно бела. Торжественно река струится, Стучась в столицах о гранит, И мир созвездий в ней глядится, Храня величественный вид. Над площадями полн величий Колоколов ночной псалом, А утром, в сквере, голос птичий Так бодро-весел за окном. 1917 Голос иных миров Пусть мучит жизнь, и день, что прожит, Отзвучьем горьких дум тревожит, И душу скорбь коварно гложет; Взгляни в ночные небеса, Где пала звездная роса, Где Млечный Путь, как полоса, Пролег и свет на светы множит; Вглядись покорно в чудеса, — И Вечность нежно уничтожит В тебе земные голоса, Бессонной памяти положит Повязку мрака на глаза; Застынет, не упав, слеза, И миг в безбрежном изнеможет! Целит священная безбрежность Всю боль, всю алчность, всю мятежность, Смиряя властно безнадежность Мечтой иного бытия! Ночь, тайн созданья не тая, Бессчетных звезд лучи струя, Гласит, что с нами рядом – смежность Других миров, что там – края, Где тоже есть любовь и нежность, И смерть и жизнь, – кто знает, чья? Что небо – только порубежность Планетных сфер, даль – колея, Что сонмы солнц и наше «я» Влечет в пространстве – Неизбежность! 23 сентября 1917 Образы святые Библия О, книга книг! Кто не изведал, В своей изменчивой судьбе, Как ты целишь того, кто предал Свой утомленный дух – тебе! В чреде видений неизменных, Как совершенна и чиста — Твоих страниц проникновенных Младенческая простота! Не меркнут образы святые, Однажды вызваны тобой: Пред Евой – искушенье Змия, С голубкой возвращенной – Ной! Все, в страшный час, в горах, застыли Отец и сын, костер сложив; Жив облик женственной Рахили, Израиль-богоборец – жив! И кто, житейское отбросив, Не плакал, в детстве, прочитав, Как братьев обнимал Иосиф На высоте честей и слав! Кто проникал, не пламенея, Веков таинственную даль, Познав сиянье Моисея, С горы несущего скрижаль! Резец, и карандаш, и кисти, И струны, и певучий стих — Еще светлей, еще лучистей Творят ряд образов твоих! Какой поэт, какой художник К тебе не приходил, любя: Еврей, христианин, безбожник, Все, все учились у тебя! И сколько мыслей гениальных С тобой невидимо слиты: Сквозь блеск твоих страниц кристальных Нам светят гениев мечты. Ты вечно новой, век за веком, За годом год, за мигом миг, Встаешь – алтарь пред человеком, О Библия! о книга книг! Ты – правда тайны сокровенной, Ты – откровенье, ты – завет, Всевышним данный всей вселенной Для прошлых и грядущих лет! 1918 Три яблока Три яблока, излюбленных преданьем, Три символа земного мятежа, В саду веков, воссозданном сознаньем, Они горят, под ветром грез дрожа. Ты, яблоко губительное Евы! Ты вырвало из глаз эдемский свет, На нас обрушив божеские гневы, — Но было то – восстанье на запрет! Другое—яблоко Вильгельма Теля, — Свободы весть промчало над землей: Одной стрелой в родного сына целя, Стрелок в тиранов метился другой! А третье – третье яблоко Ньютона; Оно упало в час своей поры, И понял ум незыблемость закона, Что движет землю, небо и миры. То третье яблоко вернуло рай нам, Сравняло всех, владыку и раба, Открыло нам дорогу к вечным тайнам, Чтоб не страшила больше – и Судьба! 1916 Ариадна Жалоба Фессея Ариадна! Ариадна! Ты, кого я на песке, Где-то, в бездне беспощадной Моря, бросил вдалеке! Златоокая царевна! Ты, кто мне вручила нить, Чтобы путь во тьме бездневной Лабиринта различить! Дочь угрюмого Миноса! Ты, кто ночью, во дворце, Подошла – светловолосой Тенью, с тайной на лице! Дева мудрая и жрица Мне неведомых богов, В царстве вражьем, чья столица На меня ковала ков! И – возлюбленная! тело, Мне предавшая вполне, В час, когда ладья летела По зыбям, с волны к волне! Где ты? С кем ты? Что сказала, Видя пенную корму, Что, качаясь, прорезала Заревую полутьму? Что подумала о друге, Кто тебя, тобой спасен, Предал – плата за услуги!— Обманул твой мирный сон? Стала ль ты добычей зверя Иль змеей уязвлена, — Страшной истине не веря, Но поверить ей должна? Ты клянешь иль кличешь, плача, Жалко кудри теребя? Или, – горькая удача!— Принял бог лесной тебя? Ах! ждала ль тебя могила, Иль обжег тебя венец, — За тебя Судьба отметила: В море сгинул мой отец! Я с подругой нелюбимой Дни влачу, но – реешь ты Возле ложа, еле зримый Призрак, в глубях темноты! Мне покорствуют Афины; Но отдать я был бы рад Эту власть за твой единый Поцелуй иль нежный взгляд! Победитель Минотавра, Славен я! Но мой висок Осребрен: под сенью лавра Жизнь я бросил на песок! Бросил, дерзкий! и изменой За спасенье заплатил... Белый остров, белой пеной Ты ль мне кудри убелил? |
