1916 Изречения 1. Афинский поденщик говорит: Что моя жизнь? лишь тоска да забота! С утра до вечера – та же работа! Голод и холод меня стерегут. Даже во сне – тот же тягостный труд, Горстка оливок да хлебная корка! Что ж мне страшиться грозящего Орка? Верно, на бреге Кокита опять Буду работать и буду страдать И, засыпая в обители Ада, Думать, что встать до рассвета мне надо! 15 октября 1916 2. Эпитафия римским воинам Нас – миллионы. Всюду в мире, Разбросан, сев костей лежит: В степях Нумидий и Ассирии, В лесах Германий и Колхид. На дне морей, в ущельях диких, В родной Кампании мы спим, Чтоб ты, великим из великих, Как Древо Смерти, взнесся, Рим! 1915 Тайна деда – Юноша! грустную правду тебе расскажу я: Высится вечно в тумане Олимп многохолмный. Мне старики говорили, что там, на вершине, Есть золотые чертоги, обитель бессмертных. Верили мы и молились гремящему Зевсу, Гере, хранящей обеты, Афине премудрой, В поясе дивном таящей соблазн – Афродите... Но, год назад, пастухи, что к утесам привыкли, Посохи взяв и с водой засушенные тыквы, Смело на высь поднялись, на вершину Олимпа, И не нашли там чертогов – лишь камни нагие: Не было места, чтоб жить олимпийцам блаженным! Юноша! горькую тайну тебе открываю: Ведай, что нет на Олимпе богов – и не будет! – Если меня испугать этой правдой ты думал, Дед, то напрасно! Богов не нашли на Олимпе Люди? Так что же! Чтоб видеть бессмертных, потребны Зоркие очи и слух, не по-здешнему, чуткий! Зевса, Афину и Феба узреть пастухам ли! Я ж, на Олимпе не быв, в молодом перелеске Слышал напевы вчера неумолчного Пана, Видел недавно в ручье беспечальную Нимфу, Под вечер с тихой Дриадой беседовал мирно, И, вот сейчас, как с тобой говорю я, – я знаю, Сзади с улыбкой стоит благосклонная Муза! 1916 Драма в горах Надпись к гравюре Гравюра изображает снежную метель в пустынной горной местности; полузасыпанный снегом, лежит труп человека в медвежьей шубе, а поблизости умирающий орел со стрелой в груди. Пропел протяжный стон стрелы; Метнулись в яркий день орлы, Владыки круч, жильцы скалы, Далеко слышен гул полета; Как эхо гор, в ответ из мглы Жестоким смехом вторит кто-то. Стрелок, одет в медвежий мех, Выходит, стал у черных вех. Смолк шум орлов; смолк злобный смех; Белеет снег; в тиши ни звука... Стрелок, продлить спеша успех, Вновь быстро гнет упругость лука. Но чу! вновь стоп стрелы второй. Враг, стоя за крутой горой, Нацелил в грудь стрелка, – и строй Орлов опять метнулся дико. Стрелок упал; он, как герой, Встречает смерть без слов, без крика. Багряный ток смочил снега, Простерты рядом два врага... Тишь гор угрюма и строга... Вдали, чуть слышно, взвыла вьюга... Вей, ветер, заметай луга, Пусть рядом спят, навек, два друга! 1916 Евангельские звери Итальянский аполог XII века (неизвестного автора) У светлой райской двери, Стремясь в Эдем войти, Евангельские звери Столпились по пути. Помногу и по паре Сошлись, от всех границ, Земли и моря твари, Сонм гадов, мошек, птиц,. И Петр, ключей хранитель, Спросил их у ворот: «Чем в райскую обитель Вы заслужили вход?» Ослять неустрашимо: «Закрыты мне ль врата? В врата Иерусалима Не я ль ввезла Христа?» «В врата не впустят нас ли?» Вол мыкнул за волом: «Не наши ль были ясли Младенцу – первый дом?» Да стукнув лбом в ворота: «И речь про нас была: «Не поит кто в субботу Осла или вола?» «И нас – с ушком игольным Пусть также помянут!» — Так, гласом богомольным, Ввернул словцо верблюд. А слон, стоявший сбоку С конем, сказал меж тем: «На нас волхвы с Востока Явились в Вифлеем». Рот открывая, рыбы: «А чем, коль нас отнять, Апостолы могли бы Семь тысяч напитать?» И, гласом человека, Добавила одна: «Тобой же в рыбе некой Монета найдена!» А, из морского лона Туда приплывший, кит: «Я в знаменьи Ионы, — Промолвил, – не забыт!» Взнеслись: «Мы званы тоже!» — Все птичьи племена, — «Не мы ль у придорожий Склевали семена?» Но горлинки младые Поправили: «Во храм Нас принесла Мария, Как жертву небесам!» И голубь, не дерзая Напомнить Иордан, Проворковал, порхая: «И я был в жертву дан!» «От нас он (вспомнить надо ль?) Для притчи знак обрел: «Орлы везде, где падаль!» — Заклекотал орел. И птицы пели снова, Предвосхищая суд: «Еще об нас есть слово: «Не сеют и не жнут!» Пролаял пес: «Не глуп я: Напомню те часы, Как Лазаревы струпья Лизать бежали псы!» Но, не вступая в споры, Лиса, без дальних слов: «Имеют лисы норы», — Об нас был глас Христов!» Шакалы и гиены Кричали, что есть сил: «Мы те лизали стены, Где бесноватый жил!» А свиньи возопили: «К нам обращался он! Не мы ли потопили Бесовский легион?» Все гады (им не стыдно) Твердили грозный глас: «Вы – змии, вы – ехидны!» — Шипя; «Он назвал нас!» А скорпион, что носит Свой яд в хвосте, зубаст, Ввернул: «Яйцо коль просят, Кто скорпиона даст?» «Вы нас не затирайте!» — Рой мошек пел, жужжа, — «Сказал он: «Не сбирайте Богатств, где моль и ржа!» Звучало пчел в гуденьи: «Мы званы в наш черед: Ведь он, по воскресеньи, Вкушал пчелиный мед!» И козы: «Нам дорогу! Внимать был наш удел, Как «Слава в вышних богу!» Хор ангелов воспел!» И нагло крикнул петел: «Мне ль двери заперты? Не я ль, о Петр, отметил, Как отрекался ты?» Лишь агнец непорочный Молчал, потупя взор... Все созерцали – прочный Эдемских врат запор. Но Петр, скользнувши взглядом По странной полосе, Где змий был с агнцем рядом, Решил: «Входите все! Вы все, в земной юдоли, — Лишь знак доброт и зол. Но горе, кто по воле Был змий иль злой орел!» |
